Я летел в Москву по обычному, самому дешевому билету, который полагался матросам срочной службы. Но начальник аэропорта Елизово, с которым мы давно были знакомы, так как во время экспедиции я не раз оказывались в елизовском аэропорту, узнал, что я улетаю, и решил сделать мне подарок. Вручил мне билет первого класса. Точнее, купон с номером места в первом классе, который располагался тогда в хвосте самолета «Ил-18», подальше от шумящих винтов. Была у меня с собой фляжечка со спиртом, и я уже предвкушал, как славно в первом классе проведу эту «хренову тучу» часов с теми же посадками.
И вот, кажется, пора бы уже отгонять трап, но тут – шум, уверенные, хорошо поставленные голоса, и в первый класс мой вваливается человек семь высших морских офицеров во главе с контр-адмиралом! Ординарцы с туго набитыми портфелями, из которых доносится такой знакомый глухой перезвон бутылочного стекла. Затарились качественно, на длинный полет.
Часть оказалась провожающими. Контр-адмирал с небольшой свитой летит в Москву по казенной надобности – ситуация предельно ясная. Для меня. Но они с легким изумлением обнаружили рядом с собой в первом классе матроса срочной службы. Хотя и старшину первой статьи. Ну, видно, как-то объяснили это для себя – мало ли, может, со спецзаданием летит, кто его знает? Но продолжали настороженно коситься. Думаю: ну все, трендец! Какая уж там выпивка, какой покой… Может, мне обратно попроситься пересесть или просто подальше отсесть на свободное место? Пока я напряженно размышлял, мы взлетели.
По уставу, находясь в общественном месте, при появлении старшего по званию ты не обязан отдавать честь (то есть вскакивать, вытягиваться в струнку, козырять и гаркать «Здравия желаю!»), если это не твой непосредственный начальник. Поэтому я контр-адмиралу только кивнул – мол, «здрасте, товарищ контр-адмирал». Тот удивленно вскинул брови: «А, матрос, привет. В Москву?» – «Так точно, – говорю, – в Москву». Что ж, полетели…
Проходит какое-то время – за столиком у адмирала там какие-то бумаги, то да се, обсуждение, подписи, пятое-десятое, но в воздухе уже витает предвкушение встрехи с Бахусом, и адмирал дает своим команду: давай, мол, накрывай. Тут и стюардесса подбегает, предлагает сервис. Но у них свои закуски были – там и рыбка-кижуч, и икорка, да все было, в общем.
Я сижу в углу, смотрю в иллюминатор. Они начинают разливать, и адмирал меня спрашивает:
– Старшина, будешь?
Я говорю:
– Нет, спасибо, товарищ адмирал.
Думаю, не хватало еще мне загудеть с ними.
Выпили они по чарке. Потом по второй и по третьей… И адмирал снова мне:
– Ну ладно, старшина! Ты чего, правда не пьешь, что ли?
– Почему? Выпиваю, ну…
– Ну так что ты? Не выпьешь?
Я тихо говорю:
– Товарищ адмирал, если это приказ…
– Приказ!
Ну и пошло. Они сесть поближе меня пригласили… «Что ты? Кто ты?» Я о себе рассказал. «О! Артист?!.. Режиссер?» И покатилось – ля-ля тополя!.. Первое же приземление – адмирал в кусках.
Выходит он из самолета, я как бы сопровождаю потихоньку. Адъютанты пытаются его остановить – мол, давай пересидим… Но адмирал сказал им:
– Нет! Я с матросом пойду! Пойдем, Михалков!
Взял под руку меня, и мы пошли. Так через все поле и дошли до аэропорта, до VIP-зоны. Тут он сказал: «Ты здесь подожди», и вошел туда. То ли не хотел, чтобы меня кто-то с ним там видел, то ли еще что, но остался я за дверью. И с ужасом стал размышлять: самолет-то стоять будет целый час, и не дай бог появится патруль, а я нетрезвый, хоть и стою на ногах твердо. Что же тогда? Как искать адмирала? Кричать ему в VIP-зону: «Помогите!» В общем, страшные картины проходили у меня перед глазами… Но через какое-то время адмирал вновь появился в дверях, уже с початой бутылкой коньяку в руках. Как ни в чем не бывало, он взял меня под руку, и мы направились к самолету. От автомобиля он снова отказался, и мы опять шли через все летное поле пешком. Видимо, ему хотелось подышать, «проветриться».
Короче говоря, на всех посадках я ждал адмирала возле VIPа, когда он выходил, опять его сопровождал, и мы снова пили… И так, планомерно нагружаясь, одолели весь путь и приземлились в аэропорту Москвы. Адмирала сгрузили в черную «Волгу», подъехавшую прямо к трапу. Тут же дематериализовались и его сопровождающие – кто-то уехал с ним, кто-то прыгнул в другую машину… И я, невероятно пьяный, – один в московском аэропорту, с ужасом осознающий одно, что, когда ты с адмиралом рядом, еще что-то можно «разрулить», но если сейчас меня остановит патруль, то это – конец! Приехав в Москву, оказаться на «губе»! Весь мой отпуск может улететь «коту под хвост»!
Да-да, это был еще не официальный дембель, а всего лишь отпуск. Правда, я его воспринимал уже как некий «отпуск-дембель». После него мне предстояло дослуживать что-то около месяца, но с согласия моего командира на Камчатке, чтобы обратно не мотаться, я мог дослужить в московском полуэкипаже и демобилизоваться оттуда.
«Ил-18» готовится к взлету с камчатского аэродрома
В общем, проявляя невероятные в столь пьяном виде чудеса осторожности, используя особенности аэровокзального ландшафта, прячась за толпой спешащих пассажиров и вращая головой на все 360 °C, я «огородами» добрался до такси. И вот – слава те, Господи! – я в салоне автомобиля, под защитой дверцы с кубиками и замечательной скорости на трассе!
Москва! Все! Дальше ехать некуда, Москва!..
Из первой же встретившейся телефонной будки я позвонил домой. Оказалось, мама в Доме литераторов. И я, как был, в военно-морской форме, на том же «моторе» приехал туда. Причем был еще довольно стеклянный, хотя не шатало, просто в самолете слишком много было выпито. Мама обрадовалась мне ужасно. Я застал ее в дубовом зале ресторана ЦДЛ.
– Что-то будешь?
– Да, – радостно отвечаю, – выпью коньяку.
Мне принесли коньяку. Не помню, почему его вдруг оказалось так много. Может быть, я так и заказал? Помню только, что из графинчика налился мне полный фужер. И я его на глазах изумленной мамы ахнул. Признаться, мне было уже все равно – что пить.
Наговорившись вдоволь с мамой, я сказал ей, что «скоро приду», и уехал в Дом кино. (О дальнейших моих приключениях в этот вечер смотри в книге «Территория моей любви» в главах о моей женитьбе на Татьяне. Поскольку они уже не имеют отношения к моей армейской службе, здесь я умолкаю.) Я словно с разбега нырнул с головой в мою «старую добрую» Москву и в еще такой новый для меня и такой желанный мир кино.
Записные книжки 1980–1993 гг.
О содержании дальнейших записных книжек (1980–1993) я уже говорил на последней станице предисловия. Здесь добавлю только то, что специально не классифицирую здесь их мозаичный, переливчатый состав, не раскладываю по тематическим полочкам… А, казалось бы, чего проще – здесь раздел «Синопсисы», там «Наблюдения», тут «Раздумья». И пошло-поехало – «Актерское мастерство», «Работа с оператором», «Пластические решения»… Через несколько страниц – «Советский сюр», дальше – «Наши за границей», потом – «Цитаты классиков»…