Давайте, паробки, дверь какую снимите и сюда тащите, назад понесем.
Теперь уже никто в Кудояре не спал, от десятков горящих факелов было светло почти как днем. Вратимир упал на каменистую землю с высоты в три человеческих роста; видно, загородка, на которую он привык опираться, почему-то вдруг треснула, и он, не сумев удержать равновесие, сорвался вниз. С такой высоты тоже можно было свернуть себе шею; от самого страшного боги уберегли, но насколько сильно старик пострадал, оставалось непонятно. Лицо его выглядело сильно разбитым, окровавленным, и он был без чувств.
Принесли снятую дверь, осторожно переложили на нее Вратимира и мелким шагом, пока отроки светили факелами под ноги, понесли в гору. До этого места под скалой было не так-то легко добраться через овраг, служивший городцу защитой именно благодаря непроходимости. Сюда никто не лазил, хрустели под ногами выброшенные черепки от битых горшков, старые кости и прочий мусор, что многие годы сюда скидывали. «Будто с того света достаем!» – бурчал на ходу какой-то мужик. Десятки рук держали факелы, одни несли дверь с телом, другие поддерживали или тянули их, чтобы не сорвались со склона. Кое-как выбрались наконец на тропу, откуда можно было пройти к воротам – несмотря на холод ночи, от мужчин валил пар. Будь человек здоров, думал уставший не менее других Ярдар, его проще было бы на веревках втянуть обратно на то место, откуда упал, но привязывать Вратимира, у которого невесть сколько костей сломано, было никак нельзя.
В избу, где уже причитали женщины, Ярдар не пошел, ждал со всеми снаружи. Когда Вратимира уложили, освободили от лишней одежды, умыли и осмотрели, вести пришли вполне утешительные. У него была разбита голова, но не так сильно, как показалось сначала, сломана рука и ключица, а еще, похоже, несколько ребер. Глухой ночью люди наконец разошлись по домам, полные испуга от этого неожиданного несчастья.
Утром, еще в темноте, Заволод пошел узнать, как там Вратимир. Всю ночь жена и девушки сидели возле старика. Он был жив, дышал тихо, но ровно, при попытке пошевелиться постанывал. Унева беспрестанно рыдала, потрясенная ужасным концом того дня, когда произошло ее обручение, и не могла отделаться от мысли, что и ей самой это сулит самое злополучное будущее. Даже бормотала было, что замуж не пойдет и никуда из дома не поедет. Прочие родичи не знали, что сказать; всем мерещилась здесь какая-то связь, но истолковать ее пока никто не брался. Все привыкли полагаться на мудрость Вратимира; если уж он сам стал жертвой злобных кудов, у кого искать помощи?
Только около полудня Вратимир пришел в себя и приоткрыл глаза. Но тут же снова закрыл, и лишь брови выдавали, что он в сознании. К вечеру он сумел прошептать несколько слов. У него болела голова, болели ребра, ничего есть он не мог, лишь удалось немного напоить его отваром сосновой хвои с брусникой и медом.
Отчего случилось несчастье, так и не поняли. Кол, на котором держалась загородка, оказался вырван из земли и найден внизу под обрывом, куда упал вместе со стариком. Отчего его вдруг вырвало – не то свинья почесалась, расшатала, не то сам Вратимир в задумчивости навалился на него уж слишком тяжело, а может, сам Кощей из горы вылез да пихнул – поди знай.
Ярдар в эти дни бродил такой же потерянный, как родичи Вратимира, не зная, куда себя деть и чего ждать от будущего. Все в Кудояре ходили испуганные и угнетенные. Ночные куды чуть не убили князя, и это в то время, когда надо выбирать, воевать ли уже этой зимой вместе с хаканом или против хакана! На Ярдара косились – ничего этого не было, пока он сюда не заявился! И даже его обручение с Уневой, вместо того чтобы сделать его для кудоярцев хоть отчасти своим, только усилило настороженность, будто он пытался их ограбить.
На третий день, не в силах больше терпеть неизвестность, Ярдар прямо спросил у Прибымира, повезет ли он с ним невесту.
– Пусть отец скажет, – ответил тот. – Покуда жив, он наш князь и владыка.
Вратимир уже мог говорить, хотя и страдал от головной боли и был совсем без сил. Рука его была увязана в лубки, от плотных перевязок он едва мог шевелиться. Кормили его жидкой кашей с ложки, как малое дитя. Ярдар не посмел бы его тревожить своими делами, но он сам, выяснив у жены, сколько дней прошло, велел старшему сыну собирать себя и сестру в дорогу.
– Видно, прогневили мы чем-то богов, – угрюмо сообщил Ярдару Прибымир. – Боится отец, что девку сгубят, как его чуть не сгубили, если она здесь останется. Может, ты там ее убережешь.
Еще через день отрок передал, что Вратимир зовет к себе Ярдара и Заволода. В избе обнаружилось еще трое-четверо старцев. Вратимира по его желанию немного приподняли на подушках, но вид у него был больной, на лбу краснела большая ссадина – ударился о землю, когда упал.
– Я стар… – едва слышно промолвил он, и все, замерев и не дыша, напряженно ловили каждое слово. – Робок. Боги мне сказали: уйди… уйди с дороги. Нужен… молодой. Храбр… витязь храбрый. Пусть Прибыша… везет Уневу… а Заволод пусть в гощение идет… за меня. Да будут с вами… боги, чуры и доля добрая…
Он прикрыл глаза и чуть слышно выдохнул. Слушатели переглянулись. Ярдар, не подавая вида, чуть приободрился: Вратимир не взял назад слово и разрешил ему уехать вместе с невестой. Потом до него дошло остальное, и он взглянул на Заволода. Тот стоял с суровым лицом, ноздри его подрагивали. Он тоже понял, что услышал: уступая ему право ехать в полюдье от его имени, Вратимир почти передал и власть «храброму витязю». Видно, понял, что сейчас оковским вятичам нужен именно такой вождь.
Ярдар оглянулся в сторону бабьего кута. Там стояли Унева и Горлица, обе с осунувшимися, заплаканными лицами. И опять Ярдар с пронзительным чувством увидел, до чего еще молода его невеста – как едва расцветающий цветок, едва на сломанный порывами ветра. Но даже с помятыми лепестками этот цветок был красивее всего на свете.
Тихо подойдя, Ярдар первые в жизни решился осторожно взять ее за руку. Унева не отняла руки, а, подняв глаза, взглянула на него растерянно и доверчиво. Будто признавая, что отныне не отец, а он – господин ее судьбы.
Глава 5
Заранка колотила белье на мостках. По бокам от нее стояли две бадьи,