обычным винтом. Подходящая отвертка отыскалась в том же чемодане, и уже через минуту женщина с усилием отлепила от эмалированного железа оснащенный магнитом серебристый диск миниатюрного микрофона-транслятора.
Оставалось только гадать, сколько еще подобных штуковин оставили в квартире монтеры. Они ведь облазили все углы и сдвинули с мест половину мебели. Впрочем, их наверняка интересовала не столько сама Ирина, сколько ее телефонные разговоры. Значит, утомительные и скорее всего безрезультатные поиски можно было не начинать. О чем стоило подумать, так это о мобильном телефоне.
Что ж, тут тоже все было довольно просто. Мобильник в понимании Ирины представлял собой что-то вроде миниатюрной рации. В технике она разбиралась слабо, но простая логика подсказывала, что если существует широко распространенный бытовой прибор для приема и передачи радиосигнала, то у тех, кто может себе это позволить, наверняка имеются куда более сложные, дорогие и редкие приборы, предназначенные для того, чтобы этот сигнал перехватывать. Даже «жучки» устанавливать не надо! Поразительная все-таки штука мобильный телефон. Чудо техники, удобное во всех отношениях…
Она вернулась в комнату и выглянула в окно. Микроавтобус стоял на месте. Его водитель курил – стекло с его стороны было чуточку опущено, и из узкой щели лениво выползали синеватые пряди табачного дыма.
Окно кухни выходило во двор, и из него была прекрасно видна красная «девятка», припаркованная на площадке возле дома напротив, где еще оставалась парочка свободных мест. Ирина некоторое время разглядывала ее, задумчиво покусывая нижнюю губу и чувствуя, как испуг понемногу проходит, уступая место злости.
Кто они такие? Как смеют без спроса вторгаться в ее жизнь? За кого, в конце концов, они ее принимают, действуя так примитивно и грубо?!
– Извините, что заставила ждать, – одними губами прошептала она, обращаясь к стоявшей во дворе машине наружного наблюдения. – Женщины вечно опаздывают. Вы хотите покататься? Сейчас покатаемся.
Глава 17
Хромой Абдалло остановил машину напротив узорчатой кованой калитки в таком же кованом узорчатом металлическом заборе, поставленном на высокий, почти по пояс, каменный фундамент. Сразу за калиткой начиналась вымощенная цветной тротуарной плиткой дорожка, которая влажно поблескивала после недавнего дождя. По обеим сторонам дорожки, несмотря на позднюю осень, зеленел аккуратно подстриженный газон, с которого кто-то тщательно убрал опавшую листву. По всему газону в кажущемся беспорядке были разбросаны качели, стенки для лазания, детские горки и прочие приспособления.
Дорожка вела к аккуратному двухэтажному особняку, фасад которого был дорого и со вкусом отделан самыми современными материалами. В зеркальных стеклах сводчатых окон отражались мокрые облетевшие березы, у корней которых тут и там пестрели кучи еще не вывезенных за город листьев. Когда Абдалло заглушил двигатель и вышел, ему стали слышны приглушенные звуки фортепиано, доносившиеся со стороны особняка, – в детском саду шли музыкальные занятия. Вежливо поздоровавшись с торчавшим у калитки охранником в теплой непромокаемой куртке и пройдя с десяток шагов по направлению к крыльцу, он расслышал нестройный хор писклявых ребячьих голосов, выводивших «В лесу родилась елочка».
Воспитательница, такая сухая, прямая, строгая и безупречная в речах и одежде, что перед ней слегка робел даже Абдалло (эта женщина казалась ему не настоящей, а искусственной, выведенной неверными в пробирке в ходе какого-то дьявольского научного эксперимента), попросила его подождать конца занятий в раздевалке, пообещав, что ожидание продлится никак не более десяти минут. Абдалло вежливо согласился и вознамерился было, как обычно, скоротать время, разглядывая выставку детских рисунков. Но сегодня все пошло не как обычно.
Уже собравшись уходить, воспитательница (Эмма Юрьевна, напомнил себе Абдалло, который до сих пор не мог привыкнуть к этой глупой манере всякий раз добавлять к имени человека, даже женщины, имя его или ее отца) случайно посмотрела в окно, и ее бесстрастное, как у манекена, лицо вдруг приобрело озабоченное, даже обеспокоенное выражение.
– Скажите, пожалуйста, Абдалло… гм… Салехович, тот человек за оградой – не ваш родственник?
Хромой выглянул в окно, но на тротуаре по ту сторону ограды никого не было.
– У меня нет родственников в Москве, уважаемая, – сказал он с легким поклоном и, спохватившись, добавил: – Эмма Юрьевна. И за оградой тоже никого нет.
– Странно, – немного растерянно сказала воспитательница. – Только что был…
– А почему вы решили, что он может оказаться моим родственником? – вежливо поинтересовался Абдалло.
Лебезить перед этой бесполой сушеной рыбиной было противно, но Абдалло и так платил за содержание младшего сына в этом заведении больше, чем кто бы то ни было. Он вовсе не хотел, с таким трудом найдя для своего ребенка приличное место, оказаться перед необходимостью начинать поиски сначала. К людям с его цветом волос и кожи в Москве уже привыкли относиться с предубеждением; это было довольно неприятно, но с этим приходилось как-то мириться.
– Просто он… э… похож на вашего земляка, – сказала воспитательница. – Он уже дважды приходил сюда и молча стоял за оградой. Других детей вашей… гм… национальности у нас нет, вот я и подумала…
Абдалло было ясно, что она подумала. Не понимал он другого: откуда и, главное, зачем тут мог появиться какой-то его земляк? Впрочем, для русских безразлично, афганец перед ними, турок, калмык или индус – для них все они на одно лицо…
– Москва – большой город, – едва сдерживая неожиданно вспыхнувшее раздражение, сказал Хромой Абдалло. – Очень большой город! Тут много разных людей – и моих земляков, и ваших. Они все разные и поступают по-разному. Может, этому человеку нравится смотреть на детей или просто нечего делать? Но если он опять придет, вы должны вызвать милицию. Вдруг это террорист или какой-нибудь маньяк?
Эмма Юрьевна сурово поджала и без того едва заметные губы.
– Визит милиции может повредить репутации нашего заведения, – холодно заявила она. – Родители станут беспокоиться, некоторые могут решить, что им не стоит в дальнейшем пользоваться нашими услугами.
– Они обязательно так решат, если с детьми что-то случится, уважаемая, – сказал Абдалло.
– Должна вам заметить, – еще суше произнесла воспитательница, – что до сих пор здесь ничего подобного не происходило. Я имею в виду, до тех пор, пока здесь не появились вы.
Раздражение Абдалло понемногу перерастало в настоящее бешенство. То, что рассказывали о временах правления на его родине талибов, ему не нравилось, но вот этой женщине