чувствовала. И, может, я не знаю, что такое быть геем или лесбиянкой, но я точно знаю, что некоторые люди никогда не поймут, каково это – быть человеком нетрадиционной ориентации и краснеть каждый раз, когда ты вступаешь в такие разговоры, потому что чувствуешь себя так, будто задеваешь чьи-то чувства, ведь когда они говорят «нетрадиционной ориентации», они не имеют в виду тебя!
Я не хотела кричать.
В комнате стало неловко тихо. Брук закрыла рот рукой, а Рей закусила губу.
– Однажды девушка спросила меня, кого бы я выбрала, – сказала Рей. – И я cпросила, кого бы она выбрала, если бы пришлось выбирать между девочкой А и девочкой Б, а она разозлилась и сказала, что это другое.
Все в комнате начали улыбаться.
– Я всегда слышу, что это «странно», если мне нравится один пол после влечения к другому, – сказала я. – О, и однажды один парень традиционной ориентации спросил меня, как работает би, когда я в отношениях. И я спросила, как это работает в его случае, а он ответил: «Это работает так, что я не бисексуал». И потом он спросил, если меня привлекают девушки, то как я могу не изменять своей девушке с каждой женщиной, с которой сталкиваюсь. Типа, черт возьми, чувак, я же сказала, что я бисексуалка, а не нимфоманка.
– О боже, – фыркнула Рей.
– Клянусь, большинство людей думают, что мы либо врем о том, что нас привлекают представители разных полов, либо у нас должно быть влечение ко всем подряд, поэтому нам сейчас же нужно целоваться с каждым человеком на планете, черт возьми!
Финн хлопнул ладонями по столу, заставив нас с Брук и еще нескольких членов клуба подпрыгнуть. Он вытянулся на стуле с серьезным видом.
– Дарси.
– Да?
Он ухмыльнулся.
– Ты – человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией.
Рей кивнула.
– Ты – человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией.
Брук посмотрела на нас, ее губы дрожали.
– Дарси, ты не натуралка.
Я любила ее очень сильно. Возможно, я была уже не влюблена в нее, но любила. Был ли это знак мира? Мы снова разговаривали? Я бы сделала что угодно ради этого.
– Не натуралка, – эхом раздался голос Алексея.
– Ты – человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией, – сказал Джейсон.
– Ты – человек с нетрадиционной сексуальной ориентацией, – Джез и мистер Эллиот сказали в один голос.
Эрика прошептала это одновременно с ними так тихо, чтобы едва расслышать.
– Не натуралка! – выкрикнула Лили, вставая с места, чтобы подчеркнуть это.
Я не буду плакать. Я не буду плакать. Я не…
– Даже если я с парнем-натуралом? – спросила я.
– Да.
– Ага.
– Да, черт возьми.
– Всегда.
Вместо слез из меня вырвался смех. Счастливый, легкомысленный смех. И остальные подхватили.
Впервые я действительно поверила, что статус моих отношений не изменит меня. И даже если другие люди не согласны, каждый в этой комнате встал на мою защиту без колебаний. Я была с ними, они со мной, и мы были вместе. Сообщество внутри сообщества внутри сообщества. Никаких вопросов. Никаких доказательств. Никаких способов идентификации.
Мы принадлежали к этому сообществу, просто потому что принадлежали.
После встречи клуба все разошлись, а Брук не задержалась, чтобы что-нибудь сказать мне. Очевидно, что сегодняшний шаг был небольшим. Маленький шаг, а не примирение. Рей, по крайней мере, остановилась, чтобы одарить меня улыбкой, прежде чем уйти. У нас изначально не было дружбы, которую требовалось восстановить, но казалось, что мы достигли своего рода перемирия.
Но ни одна из них все еще не смотрела на другую. Что дало мне понять, насколько они хотели этого. Если бы ты был равнодушен к кому-то, то не прикладывал бы столько усилий, чтобы игнорировать его.
Я написала Броэму, чтобы он встретил меня у шкафчика после уроков до того, как начнется его тренировка. Мы стояли у стены, подальше от остальных, и я подвела итоги своего дня, не все, конечно. Я опустила то, что чувствовала, будто моя влюбленность в него каким-то образом лишила меня моей принадлежности к сообществу. Даже если я начинала понимать, что страх сыграл свою роль в моей реакции, когда мы поцеловались, для него это не имело значения. Не теперь, когда он снова вместе с Вайноной.
Я рассказала ему, что написала Брук, и о том, что она поддержала меня сегодня. И было приятно иметь возможность поделиться всем этим с Броэмом. Пока я говорила, он уделял мне все свое внимание, сосредоточенно прищурив глаза и произнося «О-о» во все подходящие моменты. Однако я постаралась напомнить себе, что не было нас двоих. У него девушка. Я – его подруга, и на этом все.
– Думаешь, она когда-нибудь простит меня? – закончила я.
Броэм разразился неожиданным, резким смехом.
– Дорогой шкафчик восемьдесят девять, – пошутил он.
Я тяжело вздохнула.
– Знаю, знаю. Но я слишком увлечена. Я не могу поверить, что моя точка зрения здесь беспристрастна.
– Смотри. Ты не можешь стереть то, что сделала, – сказал он. – Это уже сделано. Но, возможно, ты можешь попытаться исправить ситуацию?
– Но как мне это сделать?
– Ты серьезно? Разве не ты два года рассказывала людям, как исправить ситуацию, в которой они накосячили, или это был мой лихорадочный сон?
Ладно. Отлично.
– Есть пара вещей, которые я могу попробовать, – сказала я. И все это будет стоить денег. У меня еще оставалось немного, если я… пропущу встречу Ориэллы. – Но я не смогу сделать это в одиночку.
Броэм постучал пальцами по шкафчику, на который он опирался.
– Хорошо, что ты не одна.
В субботу днем Броэм приехал к нам домой, чтобы разделить со мной праздничный торт, держа в руках тарелку с французскими булочками, покрытыми сахарной посыпкой.
Эйнсли проводила его в кухню, где я и родители сидели за столом, в центре которого гордо стоял шоколадный торт из супермаркета. Одной из лучших частей моего дня рождения, если не просто лучшей, было то, что мама и папа находились в одной комнате, в одно время, изо всех сил стараясь не огрызаться друг на друга. Такая редкость видеть их вместе, что само по себе было подарком.
Когда Броэм меня увидел, он мягко улыбнулся и поднял тарелку, пока остальные уставились на нее.
– Я принес эльфийский хлеб, – сказал он. – Вечеринка не вечеринка без эльфийского хлеба.
– Технически это вовсе не вечеринка, – сказала Эйнсли, разрывая упаковку с праздничными свечками.
Мы ждали приезда Броэма, чтобы приступить к торту. Нам с Броэмом нужно было бежать примерно через полчаса, чтобы начать готовиться, поэтому я спросила, может ли он присоединиться к празднику. Обычно всегда приходила Брук, но не сегодня.
– Могу я спросить, что это такое? – поинтересовалась мама, настороженно глядя на тарелку.
Что именно сделал Броэм на уроке естествознания, чтобы она так настороженно отнеслась к его готовке?
– Это хлеб с маслом и цветной сахарный горошек.
– Имеешь в виду кондитерскую посыпку? – спросила я.
– Да, именно.
– Но зачем? – спросила Эйнсли, беря треугольный ломтик хлеба, чтобы осмотреть