понятную им никчемность племени людей вообще и полную бессмысленность бытия каждой отдельной человеческой единицы.
Игнат, Моргенрот, еще трое ребят – все пятеро были щуплыми и, за исключением Игната, неплохо учились. Учителя их хвалили, нередко ставили в пример другим ученикам. Игната, кстати, тоже хвалили, считая его весьма способным, но несобранным и непутевым.
Место для сегодняшнего собрания нашел один из мальчиков, а Моргенрот и остальные поддержали. Позади городского таможенного склада, среди высоких кустов ольхи и черемухи, среди пришедших в негодность облупленных вагонов извивались ржавые красноватые рельсы с такими же проржавевшими стрелками, здесь же валялись старые колесные пары вагонов – было понятно, что по этим путям давно никто не ездил.
Весна еще не вступила в свои права, листьев на кустах почти не было, но среди пожухлой прошлогодней травы перед зданием складской администрации неуместно пламенели ранние тюльпаны.
Мальчишки повернулись спинами к огонькам тюльпанов и двинулись по путям. Рельсы уперлись в наглухо закрытые металлические ворота одного из ангаров. Среди нагромождения разноцветных пластиковых канистр и бочек они разыскали скрытую от глаз полянку и расселись на земле. Крышу ангара заливало солнце, но выбранная ими полянка пока оставалась в тени.
Игнат взахлеб отчитывался о впечатлениях прошедшей ночи.
– Этот авиатор вполне себе правильный парень. Он похож на сильную птицу… Я видел, как он спал с мамой.
Слушатели сохраняли бесстрастное выражение лиц, но рассказчик понимал, что держит внимание друзей, и пытался ничего не забыть из своих ночных наблюдений.
Моргенрот скривил тонкие губы:
– Так вот, оказывается, каков твой герой! А ты разве не знаешь, что в этой вселенной никаких героев не бывает?
– Подгорный как раз из тех, кто наверняка совершит что-нибудь героическое…
– Что, например?
– Какой-нибудь крутой подвиг…
– Что ты несешь, Тёма, вообще обалдел? Шарий, ты и есть Шарий, все бы тебе «на шару»… Ноль соображения… Этот герой нацелился на жилплощадь твоей маман, обглодает до косточек, а потом: тю-тю, вы больше мне не нужны. И улетел! Куда он летает, Таиланд, Сингапур?
– Ну и что? Это ведь тоже какой-никакой поступок… Нам и такое не по силам.
– Что б ты понимал, – холодно парировал его пятнадцатилетний главарь. – Не по силам… То, что нам не по силам, взрослым тем более не по силам… На этом мире стоит огромное клеймо всепроникающего рабства. Стать свободными по силам только нам. Только нам по силам и снять это вселенское проклятие.
Подростки почтительно молчали.
– Что нам постоянно говорят взрослые? То опасно, это опасно? – главарь втянул бледные щеки. – Смысл жизни в том, чтобы производить работу по непрерывному сведению бытия к первоначальному состоянию хаоса. Вот это действительно опасная работа, потому в основе жизни заложена идея смерти. Школа – копия общества… Потому нам постоянно приказывают – слепые, которые даже не подозревают о наших безграничных возможностях.
Но Игнат не хотел сдаваться:
– Не согласен: не так все просто, и в жизни много еще чего есть разного, помимо смерти. А как же небо? Как же самолеты, которые летают и не падают? Как же летчики, которые смеют летать, словно они и есть настоящие птицы? Вчера вечером я сам увидел те мировые внутренние связи, о которых ты нам рассказывал.
Неожиданно освежающему ветерку с Онеги удалось пробраться между стенами складов, зашитых унылым профлистом. Моргенрот глубоко вздохнул и неожиданно согласился:
– Чуть-чуть неба вполне себе позволительно… Оно из того немногого, что позволено. Но самолеты? Чем они отличаются от презренных автомобилей? Обычные железяки. Только что крылья дюралевые приставлены, и все.
– Тебе не понять.
– Ах вот как, – вздрогнул остренький подбородок с первыми пробивающимися волосками будущей бороденки; между узкими серпиками бровей главаря, красиво выведенными парикмахером, обозначилась морщинка уязвленной гордости. – Ты, верно, считаешь, будто знаешь что-то, недоступное моему слабому пониманию. Что, я зря стал известным блогером? А вы, остальные, небось, тоже так считаете? А почему тогда никто из вас не поехал со мной в Чёлумжи, чтобы участвовать в настоящем человеческом жертвоприношении, чтобы испить человеческой крови, чтобы отведать варево из человеческого бедра? Испугались? Вас даже слово «сатанист» пугает… Вы не знаете, что такое сатанист! А я вам объясню… Излагая по-фидошному[75], просто человек с рядом свойств. Это тот, кто не согласен с догмами Христа, полагает, что не существует никакого морального мерила, и готов во всем опираться только на собственную индивидуальность. Если пай-мальчикам больше нравится слово «свобода», пусть так и будет. Но только ни у кого из вас пока нет ощущения настоящей свободы.
– Кончай тусить, Морген, нас хавка ждет, – сказал один из мальчишек.
Начинающие сатанисты разложили на коленях пластиковые коробки с едой, Игнат услышал рядом чьи-то шаги и удивленно поднял глаза. Опершись на синюю пластиковую бочку, на них смотрел складской старик-охранник, одетый в мятую рубашку цвета хаки, камуфляжные штаны и старые берцы.
– Эй, ребятишки, здесь, однако, не лучшее место для перекуса.
Моргенрот невозмутимо повернул к нему ясные глаза положительнейшего из отличников:
– А что, здесь нельзя? Мы пришли посмотреть на старые составы, а потом искали тень, чтобы пообедать.
– Можно, можно, отчего нет – только чтобы объедков не оставалось.
Компания невинно засмеялась, мальчишки заверили старика, что все съедят вместе с объедками. Когда корявая спина охранника исчезла за углом ангара, один из ребят заявил с видом знатока:
– Знаю я этих старых дурней, любителей детворы, такие обычно млеют от малышей.
Мальчишки менялись бутербродами, пускали по кругу небольшой термос с чаем. К их трапезе проявила интерес стайка воробьев, но птицам не достанется ни крошки – ребятам импонировало даже в мелочах доказывать друг другу свои несентиментальность и полное отсутствие сочувствия. Все они были детьми из семей «новых русских», их «наборы для пикника» отличались разнообразием, так что Игнату пришлось стыдиться своих незамысловатых «совковых» бутербродов. Тонкий кадык на шее Моргенрота натужно двигался, пока главарь задумчиво пережевывал пищу.
Жара набирала обороты, но пока место импровизированного пикника прикрывала тень от ангара.
Игнат нервно поглощал бутерброды, пытаясь мысленно восстановить впечатления увиденной им вчера безупречной картины мира, дополненной ревом самолета, густым и неистовым, полным ночного безумия, представшим перед ним некоей квинтэссенцией космического мрака. И пусть Моргенрот хоть сто раз считает (какой он Моргенрот – просто вообразивший неизвестно что о себе мальчишка с обычным именем Алик Макаренко), что в целом свете нет ничего нового. Тоже мне новый воспитатель нашелся! Игнат все равно верит в необыкновенные приключения, ожидающие его в тропических джунглях. Верит в шумные яркие рынки в дальних портах, где белозубые негры держат в черных, блестящих руках бананы, папайи и