Через пару дней Ольга пригласила Ксению пойти на каток в Таврический сад и упомянула, что там будут Николай и Сергей.
Ксения удивилась:
— Разве вы с Сергеем помирились?
— Да мы и не ссорились, — улыбнулась Ольга. — Так, слегка повздорили.
Из всей компании самой приличной фигуристкой оказалась Ольга. В своей прелестной, бархатной, отделанной собольим мехом шубке она так грациозно скользила по льду, словно бы родилась в коньках. Рядом с сестрой Ксения чувствовала себя неповоротливой и тяжеловесной и от этого смущалась. В особенности она смутилась, когда ее старшая сестра предложила кататься парами и умчалась с Сергеем.
Николай взглянул на Ксению и протянул ей руку:
— Только сразу предупреждаю — я едва стою на коньках!
Неумение Николай постарался компенсировать напором и пылом — он подхватил Ксению и помчался по льду так резво, что она и возразить не успела. Вскоре, после очередного неосторожного движения, он запнулся и, падая, сшиб Ксению. Вскрикнув, она рухнула на упавшего на лед Николая.
Прежде чем вскочить (быстрее, это же так неловко!), она на мгновение все же задержалась и заглянула в его глаза — серые, бездонные, как петербургское небо; и в этот миг что-то произошло, будто вот это самое небо обрушилось и накрыло ее.
Позже, вспоминая это происшествие на катке, Ксения улыбалась: «Я то ли погибла в ту минуту, то ли выжила».
Николай поднял ее, помог отряхнуть шубку от снега.
— Давайте просто посидим? — предложила Ксения.
Они присели на скамеечку против пруда; Николай рассказывал ей о своей учебе в Политехническом университете, о планах на будущее, из коих главным было стремление всеми силами приближать революцию. Ксения слушала: как вы хорошо рассказываете, Николя!
Снег посверкивал, пары скользили по отливающему серебром катку, а вон там каталась в санях веселая компания.
«Какая смешная собачонка сидит на руках у той дамы в санях!» — улыбнулась Ксения.
— Николай, взгляните! — Ксения обернулась к Николаю и вдруг осеклась.
Николай смотрел на каток, где катались Ольга с Сергеем, и не сводил глаз с лица Ольги.
Ксения замерла — один, самый важный сейчас для нее вопрос рвался сорваться с губ. И — не вытерпела, не сдержалась:
— Вам нравится Ольга?
Николай вздрогнул, будто очнулся от гипноза, и пожал плечами:
— Нравится?! Я ее люблю. Хотя это, вероятно, самая большая ошибка в моей жизни. Несусветная глупость! Я, кажется, дурак, каких свет не видывал.
Ольга с Сергеем проехали мимо и помахали им.
— Из-за таких, как ваша сестра, мужчины сходят с ума и погибают, — в порыве злой ревности сказал Николай. — Коварная особа эта ваша Олечка. А вы, Ксюта, хорошая. Такие, как вы, очень нужны!
Ксения опустила глаза — она поняла, что он имел в виду. В этот вечер она вообще что-то такое поняла и про себя, и про свою сестру. Да, такие женщины, как она, тоже нужны: они спасают, лечат, рожают детей, посвящают себя кому-то. Но как ей хочется хотя бы на чуть-чуть, на один вечер стать Олей, чтобы Николай посмотрел на нее так, как смотрит на Ольгу.
Начинало темнеть, на сад опускались сиреневые сумерки. К замерзшим Ксении и Николаю подошла разрумянившаяся то ли от морозца, то ли от гнева Ольга. Следом за ней шел печальный Сергей.
В ответ на вопрошающий взгляд Николая Сергей пожал плечами:
— Я, кажется, снова провинился перед барышней Ларичевой, правда, не возьму в толк, что я снова сделал не так.
— Вы болван, месье Горчаков, — Ольга срезала Сергея взглядом, острым, как лезвия ее коньков. Однако на ее лице тут же зажглась улыбка: — Впрочем, это ничего, и болваны тоже зачем-нибудь да нужны!
Ксения покачала головой — Оля, ну уж это слишком!
— Вам доставляет особое удовольствие унижать меня? — усмехнулся Сергей.
Ольга бросила на искрящийся снег коньки и муфточку, подняла лежащий поодаль прутик и, смеясь, вывела им на снегу: «Ольга плюс»… Она остановилась и сделала театральную паузу. Николай с Сергеем замерли, глядя на снег, как будто сейчас решалась их судьба. Ольга нарисовала многоточие и рассмеялась в озадаченные лица своих кавалеров.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А вот вы сами и разбирайтесь!
Она подхватила коньки, взмахнула косой и легко, только ее и видели, побежала к выходу из парка.
Растерянная Ксения наблюдала за тем, как Николай поднял со снега муфту и побежал за Ольгой. Сергей, кивнув Ксении на прощание, развернулся и пошел к другому выходу.
* * *
Надпись, которую Олечка писала на снегу, к Новому году исчезла под слоем выпавшего снега, а многоточие незаконченной фразы так и повисло в воздухе. И все трое — и Ксения, и претенденты на Олино сердце — гадали, чье же имя ветреная Ольга впишет в эти точки.
В последний вечер уходящего года Ксения была в квартире одна. Старшие Ларичевы ездили по всему Петрограду поздравляли родных, а Оля ушла в гости к своей подруге Тате Щербатовой.
Ксения долго, самозабвенно украшала игрушками ель в гостиной.
Горели свечи, ель сочилась смолой, и густой, прекрасный запах хвои наполнял гостиную. И вот последний зеленый шар приземлился на нижнюю ветку, а трогательный щелкунчик, некрасивый отважный солдатик любви, занял свое место на верхней. Елка украшена. Вот разве еще Оленькины бумажные ангелы! Ксения взяла в руки лежащий на столе альбом сестры, в котором та рисовала своих ангелов, раскрыла его и замерла. Да ведь это же…
И на той, и на этой — на всех страницах Оля рисовала длинную печальную фигуру с нелепым штативом в руках.
— Все ясно! — вздохнула Ксения. — Уж какое тут многоточие!
В гостиную вошла вернувшаяся из гостей Ольга.
Увидев Ксению с альбомом в руках, она мгновенно все поняла:
— Что, Ксюта, интересуешься живописью?
— Оля, вот и ответ! — простодушно сказала Ксения. — Это же Сергей, да?
Ольга высокомерно посмотрела на сестру:
— Cпасибо, что разъяснила, а то как бы я без тебя разобралась? — Впрочем, она тут же смягчилась: — Сергей, да. Но разве это снимает другие вопросы, Ксюта?
Ольга подошла к окну; в этот новогодний вечер снег шел такой густой метелью, что в белой пелене терялась и Фонтанка, и мост против дома.
— Я люблю Сергея с того первого вечера, как его увидела, — она вздохнула. — Почему он — не знаю. Ну а кого еще можно любить, если Сережа — лучший на свете? Умный, тонкий, благородный. Если он — заплутавший в веках рыцарь!
Ксения обняла сестру:
— Так зачем же ты все портишь? Зачем ссоришься с ним?
— Cама не пойму. Когда я с ним, меня часто захлестывает такая невозможная нежность к нему, что я боюсь ее выказать и нарочно с ним ругаюсь! И чем потом хуже, тем мне лучше, понимаешь?
— Не очень, — призналась Ксения.
— Я ненормальная, да? Мне иногда хочется все разрушить, — Ольга покрутила тяжелый завиток волос: — Потому что я плохая и ничьей любви не стою!
— Глупости! Ты очень хорошая, Олечка. Ты, может быть, самая добрая из всех, кого я знаю. Ну… когда ты не с Сергеем. Я же помню, как ты отстояла вдову дворника с детьми, когда их выгонял домовладелец, и добилась, чтобы им разрешили остаться в квартире! Как ты дежурила в госпитале у раненых, как ты всегда раздаешь деньги. А еще ты очень храбрая! Ты никогда ничего не боишься. Что ты, Оленька, как же тебя не любить! И Сергей, конечно же, тебя любит.
— Понимаешь, Ксюта, мы с Сережей не сможем быть вместе. Его отец никогда не согласится на наш брак, потому что сочтет меня досадным мезальянсом.
— Так Сергей, наверное, и спрашивать отца не будет? — пожала плечами Ксения.
— Думаю, что не будет! — Ольга лукаво улыбнулась, и на ее лице вспыхнул тот самый, так украшавший ее румянец.
— А как же Коля? — не удержалась Ксения.
— А что Коля? Он хороший, славный. Идеалист, мечтающий осчастливить человечество. Кстати, Сережа его идеи разделяет, правда, методы, которыми они хотят добиться этого счастья для всех — нет.
— Олечка, но ты же морочишь Коле голову!