Читать интересную книгу Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса

* * *

Лето убежало, скрылось за поворотом — его никогда не догнать.

В августе Ксения часто сидела в саду, смотрела как падают ранетки, как тихо отцветают цветы. Дачная жизнь угасала, заканчивалась.

К концу лета к Ларичевым перестали приезжать гости — в городе, говорят, было неспокойно (до дачной ли теперь вольницы с пирогами и чаем?). И Ольга теперь не приезжала в Павловск. Ксюта знала, что она с Николаем живет где-то в городе на съемной квартире. Ну а в сентябре и Ларичевы засобирались в Петроград. Пора было возвращаться.

Чашки, книжки, альбомы, банки с вареньем — с утра до вечера круговерть, сборы, дом вверх дном; и не забыть забрать с собой в город лохматую собачонку Нелли.

Перед самым отъездом вышли на крыльцо, постояли.

— Что ж, бог даст, приедем сюда следующим летом, — вздохнула мать.

Отец кивнул, обнял ее и Ксюту.

Сложились и поехали.

КНИГА 2. ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

БОГ СОХРАНЯЕТ ВСЕ

Санкт-Петербург. Кофейня «Экипаж»

Наши дни

В этот рождественский сочельник из-за обрушившегося на город снега на небе не было видно звезд, но три женщины, сидевшие в кофейне за столиком, знали, что та главная — Рождественская звезда — уже появилась. Горели, отражаясь в окнах, подсвечивая дорогу одиноким прохожим на ночной улице, свечи. В центре столика стояло блюдо с кутьей; согласно старой традиции его нельзя было убирать до утра (вдруг кто-то из преодолевших рубеж земного и вечного, заблудившись во временах и метели, заглянет этой ночью к нашим героиням на огонек — на угощения да воспоминания? Или просто тихо посмотрит в окно, послушает земные разговоры и порадуется тому, что — Бог сохраняет все! — и его помнят на этой земле).

Янтарный узвар поблескивал в стаканах, на королевском блюде из тончайшего, разрисованного дивными птицами фарфоре сочился волшебной сладостью пирог «Двенадцатой ночи». Теона уже раскладывала его по тарелкам; отдавали терпкостью вишни, чуть горчил ром, в воздухе пахло пряностями и гвоздикой, этим странным цветком мертвых. Теона чуть приоткрыла окно — аромат мороза и свежести ворвался в кофейню, смешиваясь с гвоздичным. Мария с Линой мгновенно узнали этот запах, так хорошо знакомый каждому, хоронившему близких какой-нибудь морозной зимой; когда на сотни километров белой скорбью простирается снег, когда кажется, что впереди у тебя только долгая-долгая зима, когда воздух пахнет раскрывшимися в это утро, чуть застывшими на морозе и обреченными погибнуть на этом снегу гвоздиками; и когда ты знаешь, сколько красоты и печали в этих красных цветах на свежем холмике, уже чуть припорошенном белым снежком.

И вот — чу! — чуть задрожали свечи, приотворилась дверь в кофейню, и легчайшая, никем не замеченная тень, не побеспокоив, не испугав присутствующих, промелькнула в старом серебряном зеркале, лежащем на столе.

Теона пригласила к праздничному столу еще одну, заблудившуюся в веках гостью. Картина старого голландского мастера, которую Теона сегодня забрала у Павла, источала свет ярче многих свечей и освещала кофейню. Незнакомка на полотне стояла у окна, вглядываясь в нечто, видимое только ей.

Лина, как завороженная, смотрела на полотно — в этой картине была неизъяснимая прелесть, печаль и тайна.

— Откуда она взялась? — спросила Лина.

* * *

Петроград

Осень 1917 года

Этой красной осенью революционный Петроград был полон грозовыми всполохами — уже разгорались пожары будущих катастроф, сам воздух был наэлектризован и пронизан предчувствиями. Однако Ольгу больше всего волновали ее сердечные дела, а все происходящие политические события интересовали ее с точки зрения того, не могут ли они навредить Сергею.

— А друг-то наш Сережа, — однажды обмолвился Николай, — глядишь, скоро поедет на свой драгоценный Север!

Ольга вздрогнула: в смысле?!

Николай тут же разъяснил:

— Папаше его придется поделиться капиталами! А Сергей пусть присоединяется к нашему движению, искупает, так сказать, барские грехи, или дорога ему на Север — будет там фотографировать белых медведей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Слова Николая камнем упали Ольге на душу. А в конце сентября она узнала от подруги Таты новости о Сергее. Оказалось, что еще в августе он рассорился с отцом, и Горчаков-старший после их размолвки лишил сына наследства и уехал за границу.

Ольга переживала за Сергея — как отзовется в его судьбе грядущая революция, которую, как уверяет Коля, теперь не отменить. И перед страхом за любимого человека меркли все обиды, детские капризы, и все ее придуманное дурное «a femme fatale» слетело как шелуха.

Между тем Николай переживал сейчас самый прекрасный период в жизни — он ждал это время, давно приближал его всеми силами; революция была смыслом его жизни.

— Скоро, Лелька, настанет наша правда, — приговаривал Николай.

А Ольга думала только о том, как сказать ему, что их брак был ошибкой и что им надо расстаться. Наконец страх за Сергея, желание разделить с ним это трудное время подтолкнули ее к объяснению с Николаем.

Она знала, что если сдержанный Сережа — это белое пламя, запрятанное глубоко внутри, то Николай — красное, полное разрушительной силы и ярости, такое уничтожит любого! и предвидела его реакцию.

Николай слушал ее — лицо мрачнело, ярость уже разливалась.

— Значит, наш брак — это просто твой каприз, твоя идиотская шутка?!

Ольга кивнула — она не искала себе оправданий.

Николай смотрел на нее в упор — опасные глаза.

«Убьет — ну и поделом!» — успела подумать Ольга.

Он долго молчал, потом выдохнул:

— Ну так что с того? Поженились в шутку, жить будем всерьез. Не любишь меня? Ничего — стерпится-слюбится.

— Коля, я люблю Сергея. Я всегда его любила.

Николай ударил рукой по столу — чашки полетели на пол: звон разбитой посуды и расколовшиеся мечты Коли Свешникова о долгой супружеской жизни с красавицей Лелей.

Николай подошел к Ольге, занес кулак над ее лицом:

— Я хочу знать — почему он?

— Я не знаю, — тихо сказала Ольга, не пытаясь ни убежать, ни вымолить прощение, — просто он самый лучший. Я за ним, как собака, на край света пойду, хоть на Север, хоть на каторгу. Прости, Коля.

Ревность разливалась диким Енисеем — не совладаешь. Николай с яростью толкнул Ольгу. Она ударилась об стену, закусила губы, чтобы не вскрикнуть — знала, что виновата. Красное пламя бушевало — Николай крушил все вокруг, за считаные минуты разнес комнату, разбил мебель, посуду. Ольга молча наблюдала за ним, закрыв уши руками, чтобы не слышать этого грохота и его бранных слов. Затем Николай метнулся к столу, достал церковное свидетельство об их браке и подскочил к Ольге. Он хотел разорвать его и бросить клочки бумаги ей в лицо, но вдруг остановился, у него будто враз закончились силы.

— А это, пожалуй, будет уже киношка, как с этими полудурками из синема, — усмехнулся Николай. — Не дождешься, Леля.

Но в одном он себе все же не отказал — бросил ей на прощание:

— Будь ты проклята!

Ольге потом казалось, что его проклятие сработало как заряженное ружье, и во всем, что с ней впоследствии случилось, отзывалось то Колино, наполненное энергией ненависти пожелание.

* * *

В начале октября, узнав, что Сергей теперь квартирует комнаты где-то на Сенной, она решила идти к нему. Ольга была готова ко всему — ну пусть он прогонит ее, выбранит! — что угодно, лишь бы увидеть его.

До Сенной было десять минут хода, но пока Ольга шла — передумала на десять лет вперед, а повзрослела, кажется, на всю жизнь.

Неприглядный дом, скромная комната, изменившийся — повзрослевший, осунувшийся Сергей.

Ольга стояла на пороге и смотрела на него — зеленые звезды глаз, в которых застыли слезы, сожаление, мольба.

Сергей спокойно и чуть насмешливо спросил:

— Чем обязан?

И тогда гордая — вы такой больше не найдете! — сумасбродная женщина рухнула ему в ноги. Прости.