Читать интересную книгу Время не ждёт - Ваграм Апресян

На улицах Берлина происходило нечто небывалое. Пожилой штатский человек гнался за полицейским офицером, силясь поймать его. Сотни прохожих немцев останавливались на тротуарах и удивленно, со страхом таращили на бегущих глаза. Полицейский чиновник трижды пересек улицу, лавируя между автомашинами. Карского едва не сшиб мотоцикл. Полисмен пронзительно засвистел и задержал его. Полисмену показалось, что рассвирепевший или обезумевший штатский покушается на жизнь должностного лица, да еще старшего по чину. Грузноватый Георгий Петрович, тяжело отдуваясь, захлебываясь воздухом, с трудом объяснил полисмену причину столь необычного происшествия. Полисмен не погнался за аферистом и, не поверив техноруку, повел их в участок.

В полиции выслушали и высказали предположение, что сбежавший не иначе как переодетый агент частного бюро детектива, и пообещали разыскать его. На прощанье чиновник полиции сказал предупреждающе:

— Вы будьте осторожны с этим народом. Очутившись на улице, изобретатель и технорук переглянулись и дружно расхохотались.

— Вот вам и детективный роман. Надеюсь, на этом и кончится охота незадачливых Шютте и Ульмана за моим изобретением, — заключил Александр Михайлович.

Однако он оказался плохим пророком. Вернувшись как-то после недолгой отлучки в лабораторию, он еще издали услышал голос Марии Федоровны, отчитывающей Георгия Петровича.

— Вы и Александр Михайлович и все изобретатели работаете, теряя головы. Вам нельзя доверять даже маленького хозяйства... Нет, видимо, мне надо взять заведывание лабораторией в свои руки и навести в ней порядок... О, вы меня ужасно расстроили, ужасно!

Взволнованный Игнатьев подбежал и спросил:

— Что произошло, Мария Федоровна?

— Ах, Александр Михайлович, наконец-то приехали, здравствуйте! Что случилось?— переспросила Мария Федоровна...— Полчаса назад украли сценарий фильма о вашей технике.

Стойкость

Почти ежедневно из Москвы поступали радостные вести. Заводы сообщали об удачных испытаниях, правда, не всех резцов, но многих из них, и давали заказы на новые серии инструментов системы Игнатьева. Удовлетворить этот растущий спрос лаборатория не могла, тем более что отходы ее производства были велики. Еще больше таких запросов поступало в Главметалл, который, в конце концов, вызвал Игнатьева в Москву на переговоры.

Собираясь в путь, изобретатель быстро закончил неотложные дела. Он подготовил материал о методе продольной электросварки тонких стальных лент, написал заявку в патентамт и новую доверенность Марии Федоровне для получения патента. Эти меры Александр Михайлович предпринял, чтобы помешать похитителям сценария фильма стать «авторами» новой технологии. Затем он изготовил около ста пятислойных резцов-столбиков, которые, по его мнению, имели наиболее удачную схему. Их слои были соединены с помощью лентосварочной машины лучше, чем это можно было сделать на сварочных машинах любой из немецких фирм.

В Главметалле давно собирались вынести решение о переходе на массовое производство самозатачивающихся резцов, но оттягивали из-за яростного сопротивления противников Игнатьева. Особенно рьяно восставал против оригинальной новинки один из руководителей треста «Электросталь» Бабурин. Он не гнушался никакими средствами, чтобы опорочить достижения Игнатьева. Бобурин называл его изобретение фикцией и нарочно заставлял рабочих резать металл при режимах, которых резцы Игнатьева не могли выдержать. И резцы быстро тупились, гнулись, ломались, либо не показывали эффекта самозатачивания. С другой стороны, значительная доля резцов была неудачна и тупилась даже при соблюдении указанных изобретателем режимов. Через своих ставленников на заводах треста «Электросталь» Бабурин собирал материал против новинки и, выступая на технических заседаниях, сеял среди специалистов недоверие к ней.

Но на этот раз противники разминулись в пути. Приезд Игнатьева в Москву совпал с командировкой Бабурина в Берлин. В торгпредстве Бабурин обошел всех знакомых сотрудников и клеветал на изобретателя. В беседе с Марией Федоровной он доказывал абсурдность самой идеи самозатачивания и, полагая, что убедил ее, назвал эксперименты Игнатьева очковтирательством человека, ищущего легких путей к славе.

— Вы, Мария Федоровна, не сведущи в вопросах техники, — продолжал Бабурин, — поэтому поверили Александру Михайловичу. Я же ему нисколько не верю. Вот зайду в лабораторию, ознакомлюсь с технологией изготовления инструментов и докажу всем, что Игнатьев не своим делом занимается...

Мария Федоровна действительно не знала техники, но в людях она разбиралась очень хорошо, поэтому она взяла телефонную трубку и, позвонив Карскому, приказала сердитым голосом:

— Георгий Петрович, к вам собирается в гости инженер Бабурин. Так вы ни в коем случае не пускайте его в лабораторию, чтобы ноги его там не было, поняли?!—хлопнула трубкой и встала, бледная, гневная.

Бабурин тоже встал, испуганно глядя на нее, хотел сказать ей что-то, но вошел посетитель, и Мария Федоровна занялась им.

В это время сто резцов-столбиков, доставленных Игнатьевым в Москву, испытывались на заводах. И здесь произошли вещи, которые должны были, с одной стороны, порадовать злобствующего Бабурина, а с другой — огорчить его. Недочет, который был замечен еще в Финляндии в многослойных бритвах, обнаружился при испытании резцов с особой силой. Из 100 резцов 85 либо не самозатачивались, либо обнаруживали эффект самозатачивания в очень незначительной степени. Эти резцы оказались по существу браком, причина которого заключалась в диффузии.

Сталь различной твердости, как было сказано выше, имеет различное содержание углерода: от 0,1 процента— железо, до 1,3 процента — самая твердая сталь. Во время электросварки в пластинках металла происходила диффузия, перемещение углерода из одной пластинки стали в другую. Таким образом, мягкая железная пластинка, насыщаясь углеродом, превращалась в стальную. Другие слои лезвия тоже меняли свои качества— одни становились мягче, другие — тверже, и вследствие этого нарушалась вся намеченная «гамма» прочностей. Диффузия была настоящим бедствием для изобретения, но Игнатьев не сдавался. Он проделывал множество опытов, тщетно пытаясь устранить это бедствие. Еще в Финляндии после долгих поисков Александр Михайлович вдруг сообразил, что если сделать заготовки многослойных инструментов из толстых пластинок, а потом путем холодного проката уменьшить толщину заготовок до нужного размера, то «гамма» прочностей не нарушится. Опыт удался, но не полностью. В дальнейшем он был повторен на резцах. В одной и той же партии резцов оказалось, что диффузия появлялась не в одинаковой степени, а у некоторых резцов последней партии ее и вовсе не было.

Пятнадцать резцов-столбиков из ста показали хорошие результаты. Они работали без заточки день, два, три дня, а два резца проработали в присутствии комиссии Главметалла в течение шести дней и укоротились от износа настолько, что их уже нельзя было зажать в державке. За 48 часов эти резцы сняли по три тонны стружки. «Три тонны стружки без заточки резца!» Этот возглас изумления можно было услышать на всех этажах здания Оргаметалла, в цехах московских заводов, куда с быстротой молнии долетала весть о небывалом в истории резания рекорде стойкости инструмента.

Это событие окончательно склонило Главметалл к решению, которое он вынес 13 мая 1927 года:

«Признавая, что в настоящее время состояние опытов с резцами изобретателя Игнатьева дает достаточную уверенность в целесообразности и необходимости эксплуатации этого изобретения в заводском масштабе: 1) Предложить «Электростали» организовать специальный отдел по эксплуатации этого изобретения под общим руководством А. М. Игнатьева; 2) Зачислить А. М. Игнатьева на службу с оплатой ему содержания, как специалиста, по взаимному согласованию; 3) Предоставить А. М. Игнатьеву право на самостоятельность, которая обеспечивала бы ему возможность развернуть массовое производство резцов своей системы; 4) Организовать при заводе «Электросталь» специальный цех по выпуску резцов-столбиков и резцов-кубиков, назначив А. М. Игнатьева начальником этого цеха». Далее в решении предусматривался ряд организационных и финансовых пунктов с указанием календарных сроков их выполнения.

Получив новое служебное удостоверение, Александр Михайлович вернулся в Берлин, чтобы ускорить разбор тяжбы с фирмой «Гефей» и вывезти лабораторию в Москву. Адвокат Весниг ничем не мог его утешить. Он сказал Игнатьеву, что дело все больше и больше запутывается, чему немало способствует рыжий Гельмут. Этот чиновник патентамта утверждает, что Шредер показывал ему эскизы машины гораздо раньше, чем Игнатьев дал фирме заказ. Весниг очень сожалел по поводу утери первичных эскизов лентосварочной машины Игнатьева и расписки чертежника Броунера о получении им этих эскизов для составления чертежей. Броунер готов честно дать в суде свидетельские показания в пользу Игнатьева. Но что может стоить это показание, если в пользу фирмы «Гефей» выступят свидетелями Гельмут, мастера Крумгауз, Клатт и другие?