— Дело, конечно, твое, но вот…
— Что здесь происходит? — нервный слегка визгливый голос перебил секунданта. И появление Тополева, ныне в темном костюме, нисколько Александра не удивило. А вот сам Тополев, кажется, удивился. Он посмотрел на Глыбу. Перевел взгляд на того мужика, который над Глыбой возвышался, потом на Александра. — Еще раз спрашиваю. Что здесь происходит⁈
Стало тихо.
И как-то даже сразу безлюдно. Вот вроде бы только что хватало народу вокруг, а теперь никого, кроме Седого и двоих его подчиненных, которые появлением Тополева не впечатлились.
— Дуэль, — Александр шмыгнул носом и переносицу потрогал. Не сломана, вроде… или сломана? Жизненный опыт молчал. А переносица ныла.
— Какая, на хрен, дуэль⁈ — Тополев перешёл на визг. — Ты, мальчишка, что себе позволяешь…
— Ваш подчиненный, — заговорил Седой, выступив вперед. — Сам инициировал эту дуэль. Он и вызвал… Александра. Верно?
— Да.
— И настоял, чтобы дуэль произошла здесь и немедля. Со своей стороны, я согласился выступить гарантом того, что поединок пройдет согласно правилам.
Тополев покраснел.
И побелел.
И рот открыл. А потом закрыл, но почему-то ничего не сказал.
Он боится седого? Или… нет, скорее не желает с ним связываться… кто-то из сопровождения важного гостя? Надо будет имя спросить.
— И смею заверить, правила нарушены не были, — продолжил Седой, позволив себе легкую улыбку. — Вместе с тем надеюсь, что вы со своей стороны проследите, чтобы молодому человеку выплатили его награду.
— Н-награду?
— Ставкой был мотоцикл. Я правильно понял?
Александр кивнул. Осторожно. Голова все же гудела.
— Ах, мотоцикл… — Тополев отступил. — Конечно… что ж… думаю, Глыба, когда очнется… сам вернет все… если сочтет нужным.
И развернулся, всем видом показывая, что разговор окончен. Вот ведь… поганец. А главное, не понятно, у кого мотоцикл требовать… Глыбу в сознание приводить?
Александру идея не слишком нравилось.
— Идем, — Седой позволил себе подтолкнуть Александра в плечо. — Тебе умыться надо. И переносицу поправить, если не хочешь, чтобы кривой осталась…
Все-таки сломали, ироды…
Никакого уважения к власти.
Глава 26
Прошлое возвращается и не на радость настоящему
«Сказал жене, что после смерти хочу быть кремирован. Через полчаса ответила, что договорилась на вторник»
Из лекции профессора прикладной и семейной психологий, доктора наук Н. «Об особенностях счастливой семейной жизни и важности взаимопонимания супругов».
Все шло очень даже неплохо.
Если не сказать, что хорошо. И это уже само по себе было донельзя подозрительно, потому что не бывает так, когда все хорошо, чтоб совсем без подвоха. Нет, взгляды сторонние Таську беспокоили мало. Напротив даже, зависть, в этих взглядах проскальзывавшая, её даже радовала. Потому что… потому что может она позлорадствовать или нет? И уже ради этого стоило ехать.
Чтобы мило улыбнуться тем, кто поспешно отвернется и даже отступит, чтобы не приведи боже хозяин не решил, будто они к Вельяминовым симпатию испытывают…
Блеснуть сиянием золотого шитья.
Небрежно забросить за спину косу, украшенную сложными подвесками, которые Бер поспешно довосстанавливал для цельности наряда. И этой вот спиной ощутить всю зависть с недоумением.
Разве что Дымов подошел.
Поклонился и сказал:
— Весьма впечатлен… и не только я.
Он явно хотел добавить что-то еще, но промолчал. А потом был концерт… и остальное.
Офелия, которую прямо разрывало от злости. Вот ведь странный человек, если подумать. Таська с нею почти и не знакома, как и Маруся, а она, Офелия, тоже с ними знакома не будучи, бесится, того и гляди из шкуры выпрыгнет.
И в целом…
Сюрприз этот. И легкая тень торжества, мелькнувшая на личике Офелии… и значит, сюрприз весьма далекий от приятного. И… Таська оглянулась, подумав, что, может, стоит отказаться? В окно вон вылезти, а там мелкими пробежками, пригибаясь, чтоб из-за кустов видно не было, и до кареты добраться.
Хотя…
Мысль, весьма даже притягательную, она отодвинула, поскольку Вельяминовы на их беду от проблем бегать не привычные.
— Прошу, — Бер изобразил улыбку, хотя в глазах его виделось беспокойство.
И Маруся на окно поглядывает, небось, тоже о побеге подумывает. А по тому, как хмурится, ясно, что к выводам пришла сходным. Потому и подбородок поднимает.
К выходу из зала не идет — плывет.
Точно принцесса эльфийская.
Даже взгляд соответствующий, отстранённо-высокомерный. И на морде лица вся родословная проступает, если приглядеться, то и с подробностями. Ну, или это Таське на нервах мерещится просто.
А все-таки Свириденко неплохо устроился… золото, лепнина, роскошь такая, что если не слепит глаза, то ярко поблескивает, намекая, что у хозяев все-то неплохо в жизни складывается.
Чтоб их…
И золоченые двери распахиваются, а Таська, сама не понимая, почему вцепляется в руку Бера.
— Извини, — она сразу спохватывается и снова становится стыдно. Прямо как маленькая…
— Ничего, — шепотом отвечает Бер и добавляет. — Можешь, хоть на шею залезть, если легче станет.
Таська тоже собиралась что-то сказать.
Но не сказала.
Сперва она увидела людей. То есть, она их и прежде видела-то — прием Свириденко устроил с размахом — но как-то прежде люди бродили по залам парами да малыми группами. В концертном и то сидели согласно полученным местам, и потому впечатления толпы не производили.
Ныне же они превратились именно в толпу.
И толпа эта была повернута спиной к Таське. И не только к ней… черные пиджаки. Пиджаки темно-синие, почти черные. И на фоне их разноцветные вечерние платья дам смотрелись этакими мазками ярких красок.
— … именно тогда, очутившись на краю гибели телесной и духовной, осознал я, сколь много ошибок совершил, сколько боли принёс близким людям. Жизнь покидала меня вместе с кровью. Мне неоткуда было ждать спасения… — этот мягкий голос наполнял комнату, окутывая и её, и людей, в ней собравшихся. — И я сделал единственное, что мог — заплакал. Слезы мои — это слезы боли и раскаяния, глубочайшего, которое может только испытать человек.
Он журчал лесным ручьем.
И рокотал.
И гремел даже… и Таська потрясла головой, силясь избавиться от пут этого голоса.
— И тогда небеса разверзлись и ответили дождем. Я и сейчас, спустя годы, помню, как капли этого дождя стекали по щекам моим, как мешались они со слезами…
— Надо же, — Офелия появилась из толпы, чтобы ухватить Таську за руку. — И получаса не прошло… идем… я хочу вас кое с кем познакомить.
— Кто это?
— О!