“Жалость к самому себе, — подумал он, — Существует, интересно, такая вещь как самосострадание? Никогда, впрочем, об этом не слышал”.
— Выбрал наконец, приятель? — спросил его хозяин салона, закончив обслуживать своего клиента.
— Я хочу, чтобы вы написали у меня на груди слова “Кэти умерла”. Идет? Сколько это может стоить?
— Кэти умерла, — повторил хозяин, — Умерла от чего?
— Синдром Корсакова.
— Вы хотите, чтобы я написал и это? Кэти умерла от — как вы это назвали? — Хозяин взял ручку и бумагу. — Я хочу, чтобы не получилось ошибки.
— Где здесь поблизости, — сказал Эрик, — я могу достать наркотики? Я имею в виду настоящие наркотики.
— В аптеке через дорогу. Это их работа, олух.
Эрик вышел из салона и снова утонул в бурлящем водовороте уличной суеты. Аптека выглядела старомодной, демонстрируя посетителям приспособления для накладывания гипса, бандажи от грыжи и флаконы с одеколоном. Эрик открыл дверь и подошел к прилавку в дальнем конце помещения. — Слушаю вас, — обратился к нему солидный седой мужчина в белом халате.
— Джи-Джи 180, — сказал Эрик. Он положил на прилавок пятидесятидолларовую бумажку, — Три или четыре капсулы.
— Сто долларов США. — Обычная торговая сделка. Без всяких эмоций.
Он добавил еще две десятки и две пятерки. Фармацевт вышел. Когда он вернулся, в руках у него был стеклянный флакон, который он поставил перед Эриком; он взял деньги и положил их в ящик, с мелодичным звоном выдвинувшийся из старинной кассы.
— Спасибо, — сказал Эрик. Держа флакон в руках, он вышел из аптеки.
Он бродил по улицам, пока более или менее случайно не оказался перед гостиницей “Цезарь”. Он вошел внутрь. За стойкой сидел, похоже, тот самый человек, который обслуживал их с Дег Дал Илом сегодня днем.
“Днем, — подумал Эрик, — который растянулся на годы”.
— Вы помните рига, с которым я приходил сегодня? — спросил он администратора.
Администратор посмотрел на него и не произнес ни слова.
— Он еще здесь? — спросил Эрик. — Правда, что его здесь убили эти костоломы с Лилистар? Покажите мне комнату, Я хочу ту же самую комнату.
— Деньги вперед, сэр.
Он заплатил, получил ключ и поднялся в лифте на нужный этаж; пройдя по коридору, Эрик отыскал свою комнату, открыл дверь и вошел, пытаясь нащупать выключатель.
Свет зажегся, и он увидел, что не осталось ни малейшего следа происходившей здесь драмы. Как если бы риг просто ушел. “Он был прав, — решил Эрик, — когда просил меня вернуть его обратно в лагерь; он знал, чем это кончится”.
Стоя здесь, Эрик ощутил, что эта комната внушает ему ужас.
Он открыл флакон, достал одну капсулу Джи-Джи 180, положил се на стол и с помощью гривенника разделил ее на три части, В графине было немного воды; он проглотил одну треть капсулы, подошел к окну и стал ждать.
Ночь превратилась в день. Он все еше находился в своей комнате, но это было уже другое время; он еще не мог сказать, какое. Сколько времени прошло? Месяцы? Годы? Комната нисколько не изменилась, да и меняться тут было особенно нечему. Он вышел из комнаты, спустился в вестибюль и спросил в киоске рядом со стойкой администратора свежую газету. Продавщица, дородная мексиканка, дала ему “Лос-Анджелес Дейли-Нью”; он взглянул на дату и понял, что прошло десять лет. 15 июня 2065.
Значит он правильно рассчитал дозу Джи-Джи 180.
Войдя в платную телефонную кабинку, он вставил монету и набрал номер ТМК. Было, по-видимому, около девяти утра.
— Могу я поговорить с мистером Вирджилом Акерманом?
— Назовите пожалуйста, кто говорит.
— Доктор Эрик Свитсент.
— Конечно, доктор Свитсент. Подождите минуту. — По экрану пробежала тень, и на нем появилось лицо Вирджила, такое же высохшее и сморщенное, как всегда.
— Неужели! Эрик Свитсент! Как поживаешь, мальчик? Постой сколько же лет прошло? Три года? Четыре? Как там у тебя в… — Расскажите мне о Кэти, — сказал Эрик.
— Что, извини?
— Я спрашиваю вас о своей жене. Как она себя чувствует? Где она находится?
— Твоя бывшая жена.
— Хорошо, — благоразумно уступил Эрик, — моя бывшая жена.
— Откуда мне знать, Эрик? Я не видел ее с тех пор, как она уволилась отсюда, а это было, по крайней мере, — ну да — шесть лет назад. Сразу после того, как мы все восстановили. Сразу после войны.
— Расскажите мне все, что может мне помочь ее разыскать.
Вирджил помедлил.
— Но Боже мой, Эрик, ты же помнишь, какой она сделалась больной. Эти психические припадки.
— Я не помню.
Подняв брови, Вирджил сказал:
— Ты был одним из тех, кто подписал заключение.
— Вы думаете, она сейчас в больнице? До сих пор?
— Как ты сам мне объяснил, у нее произошли необратимые изменения в мозге от всех этих наркотиков, которых она напробовалась. Так что полагаю — она еще там. Возможно, в Сан-Диего, Я припоминаю, что Саймон Ил говорил мне об этом, совсем недавно; ты хочешь, чтобы я выяснил это у него? Он сказал мне, что встретил кого-то, у кого друг лечился в психиатрической больнице в Сан-Диего и…
— Поговорите с ним, — Он ждал у пустого экрана, пока Вирджил разговаривал по внутренней системе связи с Саймоном.
Наконец на экране появилось продолговатое скорбное лицо служащего отдела инвентаризации.
— Вы хотели узнать о Кэти? — спросил Саймон. — Я могу рассказать только то, что я узнал от этого парня. Он встретил ее в неврологическом центре Эдмунда Г. Брауна; лечился там от нервного срыва, как вы это называете.
— Я это так не называю, — сказал Эрик, — но продолжайте.
— Она не может себя контролировать; эти се вспышки ярости, припадки, когда она крушит вес вокруг, повторяются каждый день, иногда до четырех раз в день. Они держат ее на фенотиазине, и это помогает — она сама им это говорит, — но когда ее прорывает, любая доза фенотиазина становится бесполезной. Разрушение лобных долей мозга. Еще у нее трудности с памятью и с окружающими; ей кажется, что все против нее, все хотят ее обидеть… конечно это не паранойя, она просто все время раздражена, ругается с людьми, обвиняет их — всех и каждого. — Он добавил: — Она до сих пор вспоминает вас.
— И что говорит?
— Винит вас и этого психиатра, забыл его имя, в том, что вы упрятали се в психушку и следите за тем, чтобы она не выбралась оттуда.
— Она как-то объясняет, почему мы сделали это? “Почему мы вынуждены были это сделать”, — подумал он про себя.
— Она сказала, что любит вас, но вы хотели избавиться от нее, чтобы жениться на ком-нибудь еще. А когда добивались развода, клялись, что у вас никого нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});