Читать интересную книгу Собрание сочинений. Т. 3. Буря - Вилис Лацис

— А ты что-нибудь присмотрел?

— Кое-что есть на примете, да вряд ли там выйдет. Например, государственным комиссаром в каком-нибудь национализированном предприятии;

— Ну, а конкретно?

— Армейский экономический магазин…

— Нет, там тебе будет тяжело. Слишком универсальное предприятие. Старые зубры обведут тебя вокруг пальца, потом сам не будешь знать, как выпутаться.

— Если нельзя в экономическом, то в каком-нибудь большом ювелирном магазине.

— А ты что-нибудь смыслишь в драгоценностях?

— Как не смыслю? Разве мало приходилось посредничать и иметь дело с золотыми часами, с перстнями, с драгоценными камнями?

— Почему тебя не заинтересует более живое дело? — помолчав, сказал Жубур. — Я бы тебе посоветовал даже поначалу за большими должностями не гнаться. Возьми что-нибудь поскромнее. Если справишься, тебя не забудут. Советская власть дает каждому честному человеку возможность выдвинуться, показать свои способности.

— Хотелось бы зарабатывать побольше, — вздохнул Бунте. — Не забывай, что у меня теперь семья на шее. Маленькая должность меня не прокормит. У меня хоть и нет специальности, а в снабжении и хозяйстве я кое-что смыслю. Как-никак, бюро Атауги чему-нибудь да научило…

— Это верно. Ну, а как нравится тебе советский строй?

— Я за него стою и буду стоять. Что и говорить… Совсем другая жизнь настала. Богачам теперь крышка.

— Старик Атауга теперь, наверное, плачется? Дом национализировали, бюро ликвидировали, не над кем больше командовать, некого эксплуатировать.

— Мой тесть неглупый старик. Он понимает, что иначе нельзя, и на стенку не лезет. Если бы все вели себя, как Атауга, у нас была бы тишь да гладь.

— Скажите, какой передовой, — засмеялся Жубур.

— Ты понимаешь, Жубур, оказалось, не такой уж он был богач, как мы с тобой думали. Дом приобрел в рассрочку под банковскую ссуду. Сын вот у него сейчас ищет работу, иначе не удастся закончить образование. Ему предлагают какую-то небольшую должность в пассажирском отделе таможни, благо языки он знает. Он почти согласился, но там нужна рекомендация какого-нибудь известного работника. Ты за него не замолвишь словцо? Мальчишка совсем переменился. Так и рвется работать. Да и в конституции написано, что все имеют право на труд.

Жубур задумался. Великие времена вызывают перемены не только в жизни народов, но и в отдельных людях. Что можно потерять, дав бывшему корпоранту возможность проявить себя на полезной работе? Работа покажет, что он за человек.

— Хорошо, Джек, я созвонюсь с таможенным управлением, — сказал Жубур. — Пусть наведается через несколько дней.

— Весьма благодарен, ты об этом никогда не пожалеешь.

Относительно самого Бунте договорились, что ему лучше всего пойти на работу в какое-нибудь домоуправление.

— А теперь вот что, друг — сказал Жубур. — Человек ты молодой и должен понять, что тебе еще многого не хватает. Для того чтобы стать полезным членом советского общества, надо учиться. Не теряй зря времени, учись. Сейчас мы все учимся.

— И ты учишься?

— Да, возобновил занятия в университете. И работаю и учусь. Другой возможности у меня нет.

— Трудно так — и работать и учиться. Послушай, Жубур. Мне, конечно, тоже не хочется стоять в стороне в такое, можно сказать, великое время. Я бы с удовольствием вступил в партию… Как ты думаешь, могу я надеяться?

— Желание похвальное, Джек. Но ведь партия предъявляет к своим членам очень высокие требования. Мне кажется, что тебе еще очень рано говорить об этом. Ты и вне партии можешь стать ценным членом советского общества. Покажи себя на работе, поучись и подумай.

Бунте стал управляющим несколькими домами в одном из центральных районов Риги. Он надеялся на другое, но, решив, что с Жубура больше взять нечего, удовлетворился для начала и этим. Главное, Индулис Атауга получил место в таможне. А через несколько месяцев можно будет возобновить разговор о вступлении в партию.

5

Инженер Риекстынь приказал секретарше не впускать к нему посетителей, пока он сам не скажет.

— А если будут звонить? Соединять? — спросила секретарша.

— Только с наркомом или с его заместителем, — всем остальным отвечайте, что я выехал по важному делу и неизвестно, когда вернусь. Поняли?

— Поняла, товарищ Риекстынь.

— Теперь идите и больше меня не беспокойте. Мне нужно готовить важный доклад правительству.

Когда секретарша вышла! Риекстынь развалился в кресле и закурил. Рассеянно просмотрел газеты, перелистал московские журналы и пренебрежительно отодвинул их в сторону. Эта литература его не интересовала. Пусть читают, кому нравится.

В газетах его интересовали только статьи, сообщающие о неполадках в хозяйственной жизни. Их он прочитывал с удовольствием, а самые любопытные, по его мнению, места подчеркивал красным карандашом. Он записывал для памяти фамилии руководителей предприятий, которых больше всего критиковали. Его имя в газетах еще не появлялось. «Этого никогда и не случится, — думал Риекстынь, — потому что я сумею показать себя в выгодном свете даже в таких случаях, когда другие проваливаются».

К середине июля, следуя совету Феликса Вилде и выполняя директиву штаба контрреволюционной организации, малозаметный ранее инженер Риекстынь устроился заместителем директора в одном из департаментов. Спасать старого директора не было смысла — во времена Ульманиса он слишком скомпрометировал себя взяточничеством и разными махинациями. Два месяца Риекстынь старательно работал, помогая наркому реорганизовать министерство в наркомат. Когда же департаменты реорганизовались в управления, Риекстыня назначили заместителем начальника одного такого управления. Он был осведомлен почти обо всем, что происходило или готовилось в наркомате. С его мнением считались, его предложения почти всегда принимались без изменений.

Два месяца Риекстынь работал усердно и даже хорошо. Почему? А потому, что это был организационный период и остановить его все равно не было возможности. За это время Риекстынь постарался показать себя с лучшей стороны, завоевать полное доверие.

К середине сентября, когда стадия организации закончилась, акции Риекстыня стояли высоко. Он был вне всяких подозрений и уже надеялся занять должность начальника управления, так как теперешний его начальник не справлялся с своими обязанностями.

Тогда Феликс Вилде дал своему подручному новые директивы. Наблюдая за мероприятиями советской власти, Вилде пришел к выводу, что режим не очень суровый и большевики снисходительно относятся к бывшим своим противникам. Они оставили в покое многих из бывших крупных чиновников и даже предоставляли им ответственные посты. Они сдерживали экстремистов, брали под защиту некоторых старых деятелей культуры, в надежде постепенно перевоспитать их, сделать советскими людьми. Аграрная реформа, проводимая в деревне, была терпима: старым хозяевам оставляли по тридцать гектаров земли. Если им дать действовать так несколько лет, они, чего доброго, перестроят жизнь на социалистический лад и обойдутся без применения крайних средств, — такова, очевидно, их цель.

Но разве это допустимо? Создаваемое в течение двадцати лет представление о коммунистах как о некоем пугале быстро рассеивалось, и в сознании народа укоренялось новое, противоположное представление. Вилде казалось, что мягкий режим является выражением слабости коммунистов: как только им придется столкнуться с сопротивлением, тотчас окажется, что они не смогут справиться, — начнется хаос, замешательство и, главное, спокойное течение политической жизни станет мутным. Вот чего было нужно Феликсу Вилде и его единомышленникам.

— Довольно работать на них, — сказал он Риекстыню. — Пришло время действовать в нашу пользу.

Риекстынь тут же изменил стиль работы. Он больше не засиживался до позднего вечера в наркомате, а ровно в шесть часов вечера исчезал — до следующего утра.

— Публику надо выводить из терпения, — поучал его Вилде. — Ни один вопрос, даже самый пустяковый и ясный, не надо разрешать сразу. «Придите послезавтра. Зайдите через неделю. Нам надо взвесить, согласовать, проверить некоторые факты…» И когда все будет взвешено и проверено, скажите, что разрешение вопроса не входит в вашу компетенцию. Пусть посетитель пойдет туда-то и туда-то. Посылайте его от Понтия к Пилату. Создавайте заколдованный круг, из которого нельзя выбраться. Тогда население начнет думать, что большевики не умеют и не хотят работать. При каждом удобном случае каждый новый закон надо истолковывать шиворот-навыворот и применять в ущерб интересам населения. На каждом шагу нужно показывать, что теперь все хуже, чем было раньше. Когда население начнет жаловаться на несправедливости, говорить, что народ опять обижают, вы пожимайте плечами и отвечайте: «Ничего не поделаешь, таков закон. Мы выполняем то, что нам приказывают. Если вам не нравится, идите жалуйтесь правительству». Одним словом, пусть расцветает махровый бюрократизм. Тормозить, саботировать, вредить на каждом шагу, но только так, чтобы к вам нельзя было придраться. В случае неудачи надо отговариваться и оправдываться незнанием советских порядков.