– Зато сейчас вспомнили. И страна не уменьшилась, а скукожилась до области. И части некогда великой неделимой страны стали лютыми врагами ее сердцевине, благодаря неустанной заботе ее мудрого руководства. И не раздраконили страну потому, что она, как тот ковбой, никому не нужна. А сытно было не потому, что с колен якобы встали, а потому, что гребаная Америка тащила вашу, да и мировую экономику, нефтяные цены вздрючивала. А тридцать лет назад хоть и голодно было, но жили с верой: кажись, на ноги встанем, как люди заживем, свободой чуть запахло, я, к вашему сведению, тридцать лет назад и не уезжал бы никуда. И ноги никто не вытирал, а смотрели с уважением и надеждой: неужто от коммунизма оклемаются. Не оклемались, только хуже стало, при коммуняках хоть посмешищем не были… Да что об этом говорить. С разных планет мы. Вы – с Андроповки…
– Вот поэтому и ухожу. Но на прощанье удачи вам не желаю. Даже при всем желании, если бы оно у меня было, удачи не желаю – не будет. Все ваши законы, намедни принятые, либо отменят на следующий день после вашего ухода, а вы до конца вашей каденции не досидите, даже до половины, либо молча похерят при вас – никто выполнять не будет, никому это не нужно. Я свой народ знаю. Удержаться сможете, если охоту на ведьм устроите, большую кровь пустите. Это у нас любят. Но вы на это вряд ли пойдете – вы у нас либерал, гуманист. Будете сопли жевать.
– Фрау Кроненбах, заявление бывшего премьер-министра подписано, можете спустить в Администрацию.
– Так я не понял, прятать мне семью или нет?
– Зачем же прятать семью. Я, по-вашему, гуманист и либерал с соплями.
– Вы – да. Но Сиделец и К° отыграются. Я эту публику знаю. Их только спусти с цепи! И будут правы. Я поступил бы так же и круче. Обиды забывать нельзя.
– Дети ваши далеко. К жене, если хотите, приставлю охрану.
– Знаю я эту охрану. Ладно. Попробую своими силами… Полсрока не усидите. Раньше скинут. Без намордника и сильной руки с палкой с этим стадом…
– Возможно. Только по мне лучше с полсрока уйти, чем быть выброшенным на свалку с ненавистью. Уйди вы лет двадцать тому назад, может, кто-то добрым словом вспомнил бы. Нельзя надоедать до ненависти. Впрочем, вам не понять, мы – с разных планет.
– С разных. Только это вам, господин Президент, пока что не понять: добровольно уходить из Кремля нельзя. Невозможно. По определению невозможно. Самоубийственно. Поймете позже, в следующей главе. А не поймете, – кровью умоетесь. Прощайте.
– Прощайте. Жалко вас. Честное слово, жалко. Никому вы не нужны. Только вашему сенбернару. Может, судьба пощадит вас.
* * *
Журналист Л. прибыл в Москву в полдень. Зачем его так срочно вызвали, он не знал, но ничего хорошего от этого вызова не ждал. Слава Богу, интуицией его Всевышний не обделил, да и опыт был богатый.
У VIP-выхода он не увидел свою охрану, жену, секретаря, шофера. Но чуть в стороне стоял Проша Косопузов и приветливо покачивал рукой – это был его фирменный жест: рука на уровне животика, ладонь горизонтально – вниз, амплитуда 5–6 сантиметров. И радушная улыбка, перекашивающая его серо-желтое почти квадратное лицо.
– Красе нашей журналистики пламенный!
– Здравствуйте, уважаемый Проша! Как вы здесь?
– Да вот проезжал мимо, услышал, что вы прилетаете из Штатов. Решил подскочить и подвезти вас. Пока ваша охрана и свита расчухается…
– Зачем же беспокоиться! Я подожду, сейчас подъедут.
– Не подъедут. Пожалуйте в мою машину.
Ехали молча. Пара ничего не значащих вопросов-ответов: как долетели – хорошо, что с погодой в Москве – моросит, вы не голодны – нет, конечно, жарко в машине – наноотопление барахлит… В резиденции Косопузова Л. никогда не был. Как-то не соприкасались ранее. Да и не было необходимости. Проша никогда заметной фигурой не был, хотя, говорили, что его ценили в окружении Генерала.
Это сейчас, по долетавшим до Штатов слухам, он резко пошел в гору.
Резиденция старшего референта Чрезвычайного отдела размещалась в темном тупичке, правда в самом центре охраняемой зоны Москвы. Особнячок был обшарпанный, но, видно, тщательно охраняемый и напичканный всевозможной аппаратурой – это было видно по многочисленным антеннам невиданной конструкции и формы. Прошли в парадный кабинет невзрачного вида, обставленный некогда дорогой, но весьма просиженной и обветшалой мебелью. Правда, было абсолютно чисто. Не предложив прославленному журналисту присесть, Проша начал свой монолог. Л. расслабился. Косопузов не говорил, он декламировал, переходя иногда на крик, безуспешно пытаясь завести себя: «Что вы там, в Америке себе напозволяли?! Что за вакханалию вы там устроили? Вы что, совсем разучились работать? Вы что, не понимали, что имеете дело с супругой Президента ДСРМ!? И вообще, какого черта вы поперлись в такую даль, у вас что, мало дел в Москве? Первый канал на вас, черт побери! Надоело служить отечеству? Так и скажите, держать никто не будет». – «На публику работает. Явно старается на слушателя. Интересно, кто этот слушатель, или слушатели: Президент или Генерал с компанией?» – «Что вы молчите, впрочем, можете не отвечать. Напишете объяснительную на мое имя и на имя…» – «Слушаюсь».
Действо продолжалось минут пятнадцать. Затем Проша выдохся и указал рукой на неприметную дверь в глубине кабинета, которую журналист Л. принял за узенькую книжную полку. Как в кино про Холмса или каких-то шпионов, подумал Л. и направился за Прошей, держась рукой за правый бок – печень опять возмутилась и не на шутку.
Проша плотно закрыл дверь и, улыбнувшись, указал на роскошное вольтеровское кресло у столика работы Чиппендейла. Кабинет был оббит темно-синей материей, голоса звучали приглушенно – звукоизоляция. Предусмотрительный Проша!
– Присаживайтесь, расслабьтесь.
– А я не закрепощался.
– Отличный ответ. Вы, как всегда, в форме. Все в порядке. Прекрасно поработали. – Л. напрягся. Радушная улыбочка Проши ничего хорошего не сулила.
Косопузов открыл дверцу изящного сейфа – оказалось, что это холодильник – и вынул запотевшую бутыль « Чернышевки особой», тарелочку с тонко нарезанным салом, пиалку с маринованными белыми грибочками, миску с прозрачным куриным заливным и хрен. Затем достал из рабочего стола две объемные рюмки в виде бочонков, вилочки, ножик, салфеточки. Все чисто, грамотно, скромно.
– Мне нельзя. Печень, вы знаете, наверное.
– Ерунда. За успех дела пропустить пару рюмок – сам Бог велел. Да и вам полегчает. Поверьте, дружище. – Л. сжался: ну вот и конец.
– Не надо!
– Надо. Впрочем, насильно мил не будешь. Как вам угодно. Лично я промочу горло, если не возражаете, а уж потом и выпью. – Проша достал из морозилки пивной бокал, покрытый инеем, из холодильника вынул бутылку бельгийского пива. Лихо шпокнул открывалкой – из горлышка взметнулся легкий дымок. Не торопясь, смакуя приближающееся блаженство, стал наливать тонкой струей по стенке бокала янтарную жидкость. Пиво, прорисовывая извилистый рисунок по замерзшей поверхности, заполняло прихотливую форму изысканного сосуда играющей прозрачной жидкостью, образующей сантиметровый плотный слой пены, пополняемый легко и радостно взлетающими со дна мелкими, веселыми пузырьками. Л. вспомнил, что ещё в самолете хотел пить, в машине мечтал о стакане холодной воды, но не успел спросить, так как мучился догадками о причинах такой встречи, да и в кабинетах Косопузова было, как назло – или не назло?! – натоплено чрезмерно, и спазма мучительной жажды скрутила его.
– Ну что, желаете, – Проша вынул из морозилки ещё один припорошенный бокал и протянул Л.
– Это гибельно…
– Да – нет, нет – да, – Проша, улыбаясь, протягивал бокал Л., затем мягко отстранялся и приближал бокал к своему лицу, потом опять к Л., затем…
– Да…
– Ну вот видите!
– Мне потом будет не остановиться.
– Поможем, – Проша вынул ещё одну бутылку, опять шпокнула открывалка, дымок – вверх, Л. протянул к бокалу руку.
– Это приказ Президента?
– Нет. Президент запретил вас трогать пальцем.
– Значит, обсуждали.
– Обсуждали. Вы пейте, пейте, а то аромат улетучится, да и прохлада в такую жару увядает.
– Если не Президент, то кто?
– Я.
– Вы? Зачем?
– Вы уже отработанный материал. Все нужное и полезное вами уже сделано. Теперь можете только навредить, даже не желая этого. Да и характер у вас гаденький, уж извините за прямоту, непонятно, куда опять прыгнете. А мне непредсказуемые не нужны. Вчера вы Чернышева в Кремль тащили – талантливо и энергично, теперь так же блистательно начинаете его травить, пока что через жену, но это самый верный и короткий путь, что дальше придумаете…
– Так это же ваша идея была устроить охоту на Наталью!
– Дружок! Что позволено Юпитеру… – помните! Да и хочется Президенту угодить, что скрывать! Думаю, он не очень расстроится, узнав о вашей… э-э… дисквалификации. Вот отпробуйте грибочков под водочку. Сам собирал в Карелии. За ваше здоровьице, уважаемый!