разговоре с Тошей. Да и доверять же я ему, паразиту, уже начал!
Поход в филармонию мне очень не понравился. По целому ряду причин. Во-первых, пришлось променять на него очередной сеанс йоги. Во-вторых, вместо спокойного отдыха дома пришлось тащиться через полгорода, да еще минут пятнадцать место для парковки искать — народ там, судя по всему, собирался непростой. Настроение этого народа в зале прямо подпадало под определение болезненного возбуждения — публика, казалось, настраивала себя на предстоящее действо так же, как и музыканты свои инструменты. Люди примеряли на лица выражения различной степени восторга, обмениваясь впопыхах последними репликами перед тем, как замереть, затаив дыхание и уставившись в одну точку — точь-в-точь, как перед сеансом гипнотизера.
Когда же заиграла музыка, я вжался в кресло под ударами — как будто прямо по нервам — сырой энергии, мощными волнами накатывающейся на меня со сцены. Временами мне удавалось перевести дух, но затем опять следовал громоподобный аккорд, и я цепенел, испуганно косясь на Татьяну. Это же если я вздрагиваю, то каково там парню сейчас?
Татьяна, как выяснилось чуть позже, полностью разделила мое мнение. Чуть ли не впервые в жизни. И молча, разумеется. Но это неважно — главное, что через пару дней она гордо продемонстрировала мне кучу дисков (опять в обеденный перерыв Тошу в магазин потащила!), и с тех пор мы эту классическую музыку дома по вечерам слушали. Тихо — и исключительно то, что нам понравилось. Она еще и диски со звуками природы купила — и их мы слушали намного чаще. Если закрыть глаза, то даже ощущение возникало, что сейчас — лето, и мы — у реки: вода журчит, птицы чирикают, листва шуршит…
С галереями же мы смирились. В конце концов, там можно было прохаживаться не спеша, останавливаться у тех произведений, которые вдруг зацепили что-то в душе, или даже возвращаться к ним, если желание такое возникло… Не было в них навязчивости — вот, наверное, в чем дело. Стоят себе… хочешь — рассматривай, не хочешь — мимо проходи… не вцепляются мертвой хваткой во все органы чувств, истошно вопя о своей непревзойденности…
Мои подозрения в отношении Тоши подтвердились дней десять спустя. Как всегда, интуиция меня не подвела — и, как всегда, я узнал об этом последним. Когда гром грянул.
А началось все, естественно, с легкого потрескивания невидимых электрических разрядов в воздухе.
Татьяна как-то вечером спросила меня, в какой из дней я смог бы на обед подъехать.
Я расчувствовался. Надо же — мне ведь и самому так давно уже не хватало тех замечательных обедов на заре нашего знакомства, когда мы каждый день открывали друг в друге все более и более замечательные стороны… По крайней мере, я открывал. Ведя крупномасштабные раскопки чайной ложкой.
— Ну, что же ты раньше не сказала? — проворчал я с досадой. — Вот сегодня мог бы… А теперь только в пятницу.
— А четверг никак? — озабоченно нахмурилась она.
— У меня же в четверг две встречи, — удивился я ее забывчивости.
— А ты не можешь вторую перенести на послеобеденное время? — продолжала настаивать она.
— В принципе, могу, — пожал я плечами, ненавязчиво напоминая ей, что сам командую своим временем. — А в чем спешность?
— Да я с Тошей договорилась уже, что мы в четверг пойдем по магазинам — Светке подарок выбирать… — Она глянула на меня, сложив домиком брови. — Ты же не забыл, надеюсь, что у нее скоро день рождения?
Я улыбнулся. Как бы я мог об этом забыть — в тот день, ровно год назад состоялся мой первый выход в человеческое общество. В смысле, видимый и осознанный. Который начался подозрительно легким завоеванием всех друзей Татьяны, продолжился ее вспышкой ревности к Марине (вот с тех пор последняя и стоит все время у меня на дороге!), но зато закончился моей полной уверенностью в том, что Татьяна ко мне неравнодушна.
Минуточку… О чем она там с Тошей договорилась?
— А мне позволено будет узнать, — сдержанно спросил я, кладя, на всякий случай, вилку на стол, — с кем мне тогда обедать?
— С Галей, — ответила Татьяна, словно не заметив моего сарказма. — Ей с тобой срочно поговорить нужно.
Я окончательно растерялся. Галя уже неделю как в декрет ушла — я и решил, что Татьяна меня на обед зовет, потому что Тоша ей уже до смерти своими техническими разговорами надоел. Как я ее понимаю!
— А почему именно в четверг? — решил я потянуть немного время, чтобы прийти в себя.
— А она только в четверг может, — с готовностью принялась объяснять Татьяна, — а Тоше вовсе не нужно знать, что она сама по городу разъезжает, а мне как раз подарок Светке поискать нужно…
— А что это ты с ним раньше, чем со мной, договариваешься? — перебил я ее.
— А я не с ним, я с Галей сначала договорилась, — радостно закивала Татьяна. — А тебе ведь, на машине, проще своим временем управлять.
Так, донамекался. Довнушал, что ей все, что угодно, по силам, если я где-нибудь поблизости околачиваться буду. Еще и льстить научилась — чтобы у меня голова закружилась от признания моих безграничных возможностей, и я тут же ринулся вписываться в придуманную ею авантюру. Не выйдет — на ее стратегию у меня своя тактика найдется…
— Я не считаю для себя возможным, — строго заговорил я, — у Тоши за спиной всякие заговоры устраивать. Ему ведь отвечать придется, если что… Почему бы нам просто не подъехать к Гале после работы…
— Нет-нет-нет, — тут же возразила она, — к Гале домой пока нельзя — она тебе сама объяснит. Но в целом — ты, конечно, прав: я ни в коем случае не хочу Тоше лишние неприятности доставлять. Давай тогда так сделаем: если тебе сложно на работе договориться, ты с Галей где-нибудь возле ее дома встретишься, а я прекрасно сама домой доеду — в первый раз, что ли.
Выкрутила-таки руки! Можно подумать, я ей позволю одной добрый час в городском транспорте трястись.
— Хорошо, — скрипнул я зубами, — можно еще проще поступить: подъедем к ней вместе после работы, посидим где-нибудь неподалеку…
— Ну, как ты не понимаешь, — заволновалась она, — Гале с тобой наедине поговорить нужно. А после работы Тоша за нами увяжется — я же его никакими силами не уведу! И я сама бы хотела его кое о чем поспрашивать — без Гали.
Я почувствовал, что весь предыдущий разговор велся в чрезмерно телеграфном стиле — при передаче информации часть ее определенно потерялась. Причем, ключевая.
— Татьяна, давай