— За нами. На поединок с непобедимыми.
Олег кивнул, поддернул перевязь меча, отвыкнув за многие годы от этой недоброй тяжести, подвигал лопатками, проверяя место колчана:
— Отец настоятель, мы готовы. Сэру Томасу только свистни — на край света побежит, подраться бы! Он как петух драчливый. Неужто все англы такие?
Настоятель переводил отчаянный взгляд с одного на другого, внизу у ступеней уже собралась большая толпа монахов. Все босые, подпоясанные веревочками, без привычных шестов и деревенских молотильных цепов.
— Великие воины, — продребезжал настоятель, — мы вынуждены вас огорчить и слезно молим простить нас. Понимаем, как вы горите отважными сердцами выказать свое боевое искусство в полной мере, как страстно жаждете поединков и зрелища разбрызгиваемой крови, как мучительно стремитесь услышать хруст костей, насладиться страшными ударами, получая и нанося... получая и нанося... получая и нанося...
— Не тяни кота за... лапку, — прервал Томас в радостном предчувствии сбывшейся мечты, душа его оживала на глазах, расцветала ярким румянцем на белых, как мел, щеках. — Где они ждут?.. Во дворе? В бойцовском зале?
Настоятель скорбно поник головой. Он упал бы на колени, но монахи удержали, справедливо полагая, что поднимать труднее.
— Молю вас, железный рыцарь... и тебя, мохнатый оборотень-гиперборей, простить нас великодушно! Непобедимые уехали на рассвете. Не попрощавшись, никому ничего не сказав — на одной лошади.
Томас шумно вздохнул, из него словно бы выдернули стальной кол, на котором он корчился с ночи. Он чуть осел, стал даже меньше ростом. Олег тоже ощутил несказанное облегчение, — хорошо без драки, но бедный настоятель истолковал иначе, вскричал жалобно:
— Пусть ваши мужественные сердца не разрываются от неслыханного горя! Мы не виноваты, что получилось так!
— Не будем винить, — пообещал Олег. — Еще как не будем!
А Томас спросил очень осторожненько:
— Сказали что-либо на прощание? Вызов, пожелание встретиться в другом месте?
Настоятель виновато покачал головой:
— Не высказали, что удивительно! Уехали очень тихо.
— Гм... а что делали после приезда? Почему так вдруг?
Настоятель ответил медленно, голос чуть окреп, в нем появились нотки гнева:
— Для нас самих это мировая загадка. Я посажу всех монахов разгадывать, не дам есть, пока не отыщут правильный или хотя бы изящный ответ в духе нашей школы. Непобедимые въехали в ворота на своих великолепных конях, их знамена красиво реяли в серебристой лунной мгле, а лица были суровы и надменны, как подобает непобедимым. Потом увидели расколотую скалу, на которой наши герои раньше разбивали кирпичи, и поинтересовались, что случилось... Затем узрели перебитое бревно. Тоже спросили... В это время ваши кони проломили стену конюшни, начали гоняться за кобылицами. Потом, к великому несчастью, лопнули бочки с напитками. Ваши жеребцы изволили выпить все наше вино... Белый жеребец прыгнул на коня непобедимого, желая с ним совокупиться...
— Тот приехал на кобыле? — осведомился Томас.
— Нет, но ваш жеребец одурел... простите, был в таком восторге от нашего вина, что уже ничего не соображал. Конь непобедимого пытался вырваться, но ваш жеребец был намного мощнее, к тому же конь непобедимого не смог выдержать его тяжести, у него сломался хребет...
— Бедное животное, — бросил Томас равнодушно. — А что мой конь?
— Захрапел прямо на плачущем коне непобедимого. Благодаря этому удалось поймать и спящего перетащить в библи... конюшню.
Олег прислушивался к шуму и грохоту за стеной, спросил с беспокойством:
— А мой?
Настоятель скорбно покачал головой, и все монахи в отдалении тоже покачали головами и оставили их так качаться:
— Ваш продолжает. Слышите, гремит? Это он гоняется за кобылицами, повозками, овцами, козами, топчет кур, уток, заглядывает в окна, пугая монахов и отрывая их от благочестивых размышлений о Высоком. Непобедимые поспешили сесть вдвоем на уцелевшего коня и уехать, потому что ваш развеселившийся конь начал поглядывать и на него, а тот был намного меньше — беленький, с изящными ножками...
— Ну нет, — возразил Олег решительно. — Мой конь не таков!
Томас оглядел его с головы до ног, словно впервые узрел, нагло расхохотался:
— Много ты знаешь, хоть и сидел в пещерах! Этого коня мы обрели несколько недель тому, а где он раньше жил? Может быть, в Греции! К тому же именно в тех краях, где купили, наш всемилостивейший Господь однажды в гневе... праведном, конечно!.. испепелил два многолюдных города за такие шуточки!
Олег все прислушивался к грохоту, ржанью, треску, предположил:
— Я много слыхивал про монастырские вина... Хорошо бы захватить в дорогу, как подобает истинным подвижникам. Чтобы искушение низменной плоти было сильнее, а мы чтоб боролись во всю мощь, и чтоб наша победа была выше!
Настоятель попятился, повис на руках монахов-помощников:
— Еще и вы?.. Тогда от монастыря ничего не останется!
— Люди крепче, чем лошади!
Томас тоже прислушивался к непрекращающемуся грохоту, кивнул настоятелю:
— Ты прав, святой отче. Нам хватает с чем бороться. Сэр калика, не пора ли в дорогу? Увы, потешиться ни рыцарским поединком, ни твоей доброй дракой не удается. Одна надежда, что какая-нибудь пакость подстерегает по дороге. А тут делать нечего: поели-попили, а по... гм... погуляем в другом месте, чтобы раззуделось и размахнулось во всю сласть.
Настоятель обернулся, крикнул:
— Собрать великим северным воинам в дорогу драгоценный откуп... э-э... дары, еду, одеяла. Мигом!
Монахи разбежались, настоятель осторожно повернулся, его повели через сад, где Олег увидел жуткую картину разрушения, словно пронеслись орды Аттилы: просторная конюшня, сложенная из необожженной глины, рассыпалась, желтые глыбы раскатилиь, калеча и топча нежные цветы, почти полностью засыпали родник.
— Где мой конь? — спросил Томас обеспокоенно.
— Коня железного человека будят: играют над ним песни, бьют в бубны,
дают нюхать ароматические соли...
— В задницу ваши соли, — сказал сэр Томас. — Себе, не коню! Моего друга поднимет лишь это!
Он похлопал по толстому поясу, где висел боевой рог. Вслед за монахами они прошли через сад, там развалин оказалось намного больше, Томас даже озадаченно присвистнул. Если бы не знал, что ночью буянили два пьяных коня, подумал бы, что через монастырь прошли благочестивые рыцари-крестоносцы в поисках Святого Грааля.
Конь лежал посреди вытоптанного сада, храпел, страшно выкатив глаза. Монахи стояли в почтительном отдалении, с ужасом смотрели на чудовище. Томас поднес рог к губам, надул щеки. Страшный рев пронесся над монастырем, с жалобным звоном посыпались стекла в окнах. Престарелый настоятель и монахи попадали на землю, как переспелые груши. Левое ухо коня раздраженно дернулось, но дикий храп с переливами не оборвался.