Олег дважды пытался оторваться от стола: с полным брюхом сражаться трудно, но Томас обреченно хлопал по плечу, мол, умирать, так повеселившись напоследок, а лучшее веселье — накрытый стол!
Когда очистили стол в третий раз, Олег все-таки поднялся, сказал пышному монаху твердо:
— Мы с доблестным рыцарем готовы.
Пышно одетый монах часто-часто закланялся, попятился, задом пихнул дверь и скрылся в коридоре. Томас вздохнул, начал вылезать из-за стола. Дышал он тяжело, с натугой, бледное лицо раскраснелось.
Олег хлопнул себя по лбу:
— Наконец-то сообразил, почему не вылезаешь из железа! Чтоб пузо не распускать, верно?.. За столом меры не знаешь, а панцирь норму блюдет, угадал?
Томас с неудовольствием повел очами, взял из угла меч в ножнах, одел перевязь. Олег тоже перепоясался мечом, подтянул веревочки, закрепляющие на спине лук и колчан со стрелами, вышел следом.
Навстречу в сопровождении двух старых монахов поднимался поддерживаемый под руки старший настоятель монастыря. Завидев две гигантские фигуры, он остановился, передохнул, низко поклонился. Томас глухо заворчал, словно за обедом глотал одни булыжники, теперь перекатываются внутри стального панциря. Олег поклонился в ответ — спина не переломится, — сказал быстро:
— Мы готовы. А где двое непобедимых... Приехали?
Краем глаза видел, как задержал дыхание и подался вперед сэр Томас, ловя каждое слово. На худощавом лице рыцаря вспыхнула отчаянная надежда. Настоятель снова поклонился, еще ниже и почтительнее, сложил руки ладошками и ответил дребезжаще-тонким голосом:
— Прибыли поздно ночью. Их встречал почетный конвой.
Лицо рыцаря померкло. Он опустил забрало, и трое монахов некоторое время видели только синие, как небо, глаза в прорезь стального шлема. Затем Томас все же поднял забрало, глухо сказал без всякого выражения:
— Мы с сэром каликой к турниру готовы. Пусть герольд соблаговолит изъяснить здешние правила и обычаи.
Олег спросил у настоятеля:
— Хорошо ли смотрели за конями? Если сражаться конными...
Настоятель посмотрел на помощников, те быстро уронили головы, пряча глаза. Настоятель сложил ладони у груди, низко поклонился:
— Их уже поймали, они в другой конюшне. Не беспокойтесь, у них самый лучший овес, ароматные и лечебные травы, родниковая вода...
Олег насторожился, чувствуя недоброе:
— Что с ними?
Настоятель снова посмотрел на монахов, те головы не поднимали, и он, вздохнув сказал все тем же тонким дребезжащим голосом, словно звенела посуда на тряской телеге горшечника:
— Они... рассердились на что-то. Или пошутили? Зачем-то разбили стойла, сломали ясли, начали обижать других коней и... трогать молодых кобылиц. Потом черный жеребец решил почесаться о главный столб, на котором держалась крыша конюшни, но столб почему-то переломился. Крыша рухнула... Оба жеребца испугались...
Томас нахмурился, бросил на Олега негодующий взгляд. Его боевой конь, который не страшился дикого завывания сарацинских труб и жуткого барабанного боя персов, испугается упавшей крыши! Клевета!
— Испугались, — повторил настоятель, не замечая, что нахмурился и Олег, — побежали, ударились о стену...
— Ну-ну, — поощрил Олег.
— Стена рухнула. Жеребцы вырвались в сад. За ними и другие, которые уцелели. Монахи всю ночь ловили ваших коней, но те перепортили священный сад, который выращиваем три тысячи лет, сожрали небесные розы — их принесла от Владыки Небес его прекрасноликая дочь отважному сыну императора Фак еще на заре времен... Потом ваши кони пили воду из священного источника, согнали небесных лягушек, что изволили почивать там, и нарушили тридцатилетнее молчание великого аскета Цоб-Цо-Бэ.
— И что он сказал? — спросил Томас с живейшим интересом.
Морщинистое лицо старца стало задумчивым, он поперхнулся, сказал торопливо:
— Как могу я, ничтожный червь, запомнить заклятия аскетов? Потом ваши кони повалили монастырскую стену со стороны священной горы Бу-гор...
— Опять чесались? — спросил Томас с беспокойством. — Сэр калика, не подцепили они чесотку? Надо проверить.
— Надо, — торопливо согласился настоятель. — Потом разрушили несокрушимую боевую башню, что простояла две тысячи лет и выдержала двести три войны, пятьсот восемнадцать штурмов и двенадцать ударов молний... снова почесались, потом гонялись за молодой кобылицей, которую выращивали для приезда правителя края, и скушали сад бонсаи — карликовых деревьев, приняв их за траву. В конце концов добрались до кладовой, где хранились все наши запасы вина...
— Выпили вино? — ахнул Томас. Он развернулся всем сверкающим корпусом к Олегу, синие глаза метали молнии. — Сэр калика, это ваш непроверенный конь совратил моего честного боевого друга! Мы с ним вместе прошли огонь и воду, видели Крым и Рим, ночевали под поповой грушей, вместе штурмовали башню Давида...
— А здесь он взял ее сам, — вставил Олег. — Боевой конь, кто спорит? Если он не добирался до винных подвалов раньше, то, может быть, просто случая не было?
Настоятель робко покашливал, наконец вмешался:
— Вообще-то... ваш жеребец, сэр железный рыцарь, начал лакать первым... Потому-то удалось обоих наконец изловить и перевести в другую конюшню... выселив оттуда монахов с их книгами, всю библиотеку, унести древние манускрипты, ибо белый жеребец упился и лег в луже вина...
— Пречистая Дева, — воскликнул Томас в ужасе. — Это же сколько его отмывать!
Олег сказал задумчиво:
— Хорошее, надо думать, здесь вино, если даже кони до бесчувствия... Где ты говоришь, святой настоятель, эти склады?
Настоятель торопливо шагнул назад, упал бы, не подхвати его под руки трепещущие помощники.
— Ваши кони изволили выхлебать все! Теперь спят в библио... новой конюшне.
Олег прислушался, наконец понял происхождение тревожащего его душу и сон глухого прерывистого рева. Он хотел заметить ехидно надменному рыцарю, что благородный рыцарский конь голубых кровей храпит, как простой деревенский битюг, но в это время из дальнего сарая бегом примчался босоногий монах, что-то нашептал настоятелю в ухо, кося на страшных пришельцев темным, как у птицы глазом. Настоятель покачивался, поддерживаемый за плечи дюжими монахами, темные веки трепетали, как крылья бабочки на ветру.
Томас повернул голову к Олегу, зрелище было такое, словно развернулась смотровая площадка на сторожевой башне, сказал негромко:
— За нами. На поединок с непобедимыми.
Олег кивнул, поддернул перевязь меча, отвыкнув за многие годы от этой недоброй тяжести, подвигал лопатками, проверяя место колчана:
— Отец настоятель, мы готовы. Сэру Томасу только свистни — на край света побежит, подраться бы! Он как петух драчливый. Неужто все англы такие?