– Элементарно, Уотсон. Стэнли Хопкинс прислал позавчера вечером письмо и предупредил о визите.
Потрошитель… я почувствовал ужас.
Раздался стук дверного молотка, следом – дребезжащий голос нашей домохозяйки:
– Мистер Холмс, к вам мистер Хэнли Стопкинс…
– Миссис Хадсон стала совсем плоха, – вздохнул мой друг.
В гостиную вошел худощавый человек лет тридцати. Он отказался от завтрака, опустился в кресло у окна и хмуро спросил:
– Вы приняли решение, мистер Холмс?
– Я согласен. Следовало заняться этим делом шесть лет назад, но тогда оно меня не заинтересовало.
– Поспешим, джентльмены, – Стэнли Хопкинс поднялся. – Кеб ждет на улице.
– Вы с нами, Уотсон? – спросил Холмс, надевая шляпу.
По субботам у меня не было пациентов, поэтому я охотно согласился, даже не спрашивая, куда мы направляемся. Но пока мимо проплывали улицы, подернутые утренним туманом, я ощущал, как по спине пробегает неприятный холодок, а грудь словно сдавило обручем – дурное предчувствие.
Кеб остановился у небольшого обшарпанного сарая на Олд-Монтагью-стрит – морг Уайтчеплского работного дома. Хопкинс позвал сторожа, и мы вошли внутрь.
Здесь было тихо, темно, пахло нечистотами и смертью. Под ногами что-то едва слышно потрескивало.
– Вши, – коротко пояснил сторож.
Она лежала на грязном столе – обнаженная, ничем не прикрытая. Плоть на животе, вырезанная квадратом и откинутая, словно фартук, давала возможность видеть темно-багровое нутро, в котором шевелились белесые личинки мух. Выпученные глаза и распахнутый в немом крике рот тоже были полны ими. На горле краснел широкий полумесяц раны.
– Доброе утро, джентльмены, – подошел немолодой мужчина с седыми усами, поставил на край стола чемоданчик, достал инструменты.
– Доктор Ральф Лльюэллин, – представил инспектор. – Доктор осматривал тела жертв шесть лет назад и теперь любезно согласился помочь.
– Я настаиваю на совместной работе с доктором Уотсоном, – заметил Холмс. – Он опытный врач, когда-то был военным хирургом.
Мы приступили к осмотру тела.
– Внутренности в тазу под столом, – сказал доктор Лльюэллин. – Убийца извлек их и уложил на правое плечо жертвы.
Сердце жгла жалость. Никто не позаботился закрыть глаза несчастной, никто не набросил простыню на это скрюченное тело…
Я исследовал брюшную полость, потом присел и, стараясь не дышать, поворошил пинцетом груду кишок в тазу.
– Почки удалены, но их нигде нет.
– Совершенно верно, коллега, – подтвердил доктор Лльюэллин. – Вероятно, убийца унес их с собой.
– Как и шесть лет назад, – мрачно проговорил Стэнли Хопкинс. – Хотел бы я знать, зачем ему внутренности женщин?
– Насколько помню, в одном из писем полиции, в восемьдесят восьмом, Потрошитель сознался, что ест их, – ответил доктор Лльюэллин.
Чудовищное предположение! К горлу подкатила тошнота.
– На этот раз никаких писем, – вздохнул Хопкинс.
– За свою практику я повидал многое, – пробормотал доктор, – но то, что творит этот монстр, приводит меня в ужас. Поистине, он хуже зверя! Страшно подумать, какие муки приняла бедняжка…
– У нее выпучены глаза, – сказал я. – Возможно, прежде чем перерезать горло, ее придушили. Тогда девушка потеряла сознание и не почувствовала боли.
– Да, похоже на то… Характер порезов позволяет предположить, что раны нанесены левшой, – добавил доктор. – Еще в прошлый раз я убедился: убийца хорошо знает анатомию и умеет обращаться с ножом. Надо искать среди врачей и мясников.
Я согласился со всеми утверждениями.
– Это Джек Потрошитель, никаких сомнений, – прошептал инспектор Хопкинс. – Как думаете, мистер Холмс… Мистер Холмс!
Мой друг не обращал никакого внимания на разговор. Он вяло помахивал руками перед лицом – возможно, отгонял мух, которых здесь действительно было много. Потом подошел, склонился над убитой, внимательно вгляделся в искаженное лицо и вдруг вздохнул:
– Нет, не она…
Стэнли Хопкинс вцепился в эти слова, как бульдог в кость:
– Вам показалось, вы знали ее? Вспомните, мистер Холмс.
– Нет, нет. А что, инспектор, установить личность жертвы не удалось?
– После статей в газетах приходили люди, у которых пропали дочери, сестры, жены… Ее никто не опознал. Констебли с фотографией девушки обошли все злачные места Уайтчепела, опросили завсегдатаев – но и те ничего не сказали.
– Злачные места? – прищурился Холмс. – А почему вы решили, Хопкинс, что эта молодая особа отличалась легким поведением? Пусть покажут ее одежду и исподнее.
Служитель морга принес узелок, развернул, встряхнул. Шерлок Холмс минуту разглядывал окровавленное тряпье, потом кивнул:
– Как я и думал. Это платье бедной, но благонравной девушки. Взгляните: глухой воротничок, застежка под горло, никаких попыток оживить серый наряд. Проститутки, даже самые дешевые, всегда пытаются украсить свои лохмотья. А белье, корсет? Они не предназначены для того, чтобы наскоро освобождаться от них в подворотне. Нет, джентльмены, это порядочная девушка.
– Но Потрошитель всегда имел дело только с продажными женщинами, – растерянно произнес Хопкинс.
– Значит, у него поменялись вкусы, – Шерлок Холмс приподнял руку покойницы. – Джентльмены, обратите внимание на характерный коричневый цвет ногтей и кончиков пальцев. Такое бывает при работе с фосфором. Жертва трудилась на спичечной фабрике, там и следует искать. Раз не нашлось близких, скорее всего, девушка была приезжей. Где живут одинокие фабричные работницы? Опросите владельцев дешевых пансионов. А теперь поедемте, я хочу осмотреть место преступления.
Темный переулок на Томас-стрит, казалось, полнился зловещими тенями. Здесь было сыро и промозгло, несмотря на сентябрьское тепло.
– Тут она лежала, – Хопкинс указал на мостовую, с которой кто-то уже смыл кровь.
Шерлок Холмс двинулся вдоль стены дома, внимательно глядя под ноги и помахивая руками, словно разгонял дым. Мы пробыли в переулке час. За это время мой друг исследовал землю, тротуары, траву и стены домов.
– Странно, – наконец сказал он, – но я не нашел ни одной улики.
– Может быть, потому что их нет? – заметил я.
Холмс наградил меня задумчивым взглядом:
– В таком случае, Джек Потрошитель очень поумнел за шесть лет…
Больше искать здесь было нечего, и мы отправились на Бейкер-стрит. Остаток дня провели каждый за своими делами.
Меня не покидало ощущение тревоги. Из мыслей не шло изуродованное лицо покойницы, я ощущал себя разбитым и счел за благо лечь пораньше. Но этой ночью мне не суждено было выспаться.
Едва я задремал, раздался тихий скрип. Вздрогнув, я открыл глаза, зажег лампу и увидел, как дверца шкафа медленно распахивается. Охваченный странным оцепенением, я не мог даже пошевелиться, наблюдая за существом, которое неуклюже выползало из шкафа. Хотел закричать, но не сумел – горло стянуло судорогой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});