Читать интересную книгу Новое открытие древней Африки - Бэзил Дэвидсон

Район Ньясаленда, лежащий за Танганьикой и Мозамбиком, – еще одно белое пятно в археологии, которое может таить немало неожиданностей. Но если Мозамбик, Танганьика и, возможно, Ньясаленд содержат ключ к объяснению развития и успехов цивилизаций центрального плато, то территории Юго-Западной, Центральной и Западной Африки, видимо, скрывают наиболее глубокие ее корни. Возможности, таящиеся для археологов в Северной Родезии, выявились в результате неожиданных открытий Кларка в 1953 году в районе водопадов Каламбо. Примерно за 500 лет до него португальцы встретили недалеко от устья Конго высокоразвитые государства железного века. За пределами этих государств португальские экспедиции наткнулись на укрепленные форты, выстроенные на вершинах холмов, типа Пундо Андонго. Все же археологическая история Анголы каменного и железного веков пока совершенно не изучена. Однако именно здесь, на огромной территории, в которую входят Северо-Западная Родезия, Ангола, Западное Касаи и Конго, следует искать свидетельства влияния и контактов с Западной Африкой времен средневековья.

Что касается земляных укреплений Биго и подобных сооружений в Западной Уганде и нагорьях Кении, а также каменных строений азанийцев, то следы их происхождения следует искать в Восточном Конго, Южном Судане и Южной Эфиопии, а следы влияния – в Зимбабве. Недавно Лэнинг проделал большую предварительную работу в Биго и на других участках древней Уганды, которые, по всей вероятности, связаны с Биго. Тем не менее главная часть работы по исследованию истоков современных государств Уганды и их связей с соседями в эпоху средних веков еще впереди. В конечном счете может выясниться, что история Уганды неразрывно связана с историей Западного Судана, а та в свою очередь – с историей Мероэ и Южного Куша. Пока мы не располагаем никакими сведениями по этому вопросу.

Некоторые представители колониальной администрации, особенно Родезии и Танганьики, начинают проявлять интерес к археологическим исследованиям и снабжают ученых столь необходимыми им, хотя и весьма небольшими, денежными суммами для проведения раскопок. Но совершенно ясно, что потребуется значительно больше усилий и затрат, прежде чем из отдельных лоскутков прошлого Южной и Восточной Африки будет составлена цельная картина. Возможность ее воссоздания – главное, что стало сейчас известно.

Почему же Южная Африка показалась примитивной и дикой путешественникам, побывавшим здесь около 100 лет назад, если прошлое ее великолепно и являет собой картину развития в условиях относительной изоляции? Если структура этой расцветавшей цивилизации сохраняла прочность и устойчивость на протяжении веков, чем объяснить ее разрушение и исчезновение? Почему прогресс прекратился, если африканская цивилизация уже прошла долгий путь развития, в ходе которого перед ней возникали те же проблемы, что и перед другими цивилизациями железного века, и если она по-своему решала их? Эти вопросы правомерны и заслуживают обстоятельного ответа.

Упадок и разрушение

Структура общества

Когда в 1856 году Ливингстон продвигался по неисследованным районам в бассейне Замбези на восток, попадая от одного племени к другому, до него донеслись последние печальные отзвуки исчезнувшей империи Мономотапа. Путешественнику довелось встретить некоего безвестного вождя, «пользовавшегося незначительной властью», да и тот в свою очередь подчинялся другому, тоже второстепенному вождю. Но некогда, при первых португальцах, этот мелкий вассал «был почитаем, его охранял отряд дворцовой гвардии, которая провожала усопших в последний путь пальбой из ружей, а португальцы выдавали ему денежные субсидии». Теперь же, записал Ливингстон в дневнике, «единственным доказательством былого величия его предков остается гарем, в котором насчитывается около 100 жен». Впрочем, «после смерти правителя начинаются междоусобные дрязги и продолжительная борьба за власть».

Упадок и разрушение империи Мономотапа, как и других государств и феодальных систем Южной и Западной Африки, совсем не обязательно означали исчезновение культур, на которых они основывались. В данном случае к свидетельствам следует подходить с особой осторожностью. Европейским первооткрывателям Африки XIX века эти неизвестные земли казались совершенно дикими, а европейскому обществу, воспитанному поколениями работорговцев, – чем-то еще более ужасным. Однако такой подход был слишком упрощенным.

Развитие некоторых африканских культур железного века продолжалось длительное время после пришествия португальцев. Руины Дхло-Дхло и Ками, Ниекерка, Иньянги и Пеналонги, а также верхние слои Мапунгубве относятся к XVII и XVIII векам, а правители баротсе из царского дома мамбо, утвердившиеся в Большом Зимбабве в начале XVII века, властвовали вплоть до первых десятилетий XIX века.

Мнения европейцев, кроме того, естественно, менялись в зависимости от показаний отдельных свидетелей. Васко да Гама и его современники находились под большим впечатлением от цивилизации прибрежных городов, которые они разрушили. К XVIII и XIX векам европейцы стали смотреть на Африку по-другому, ибо если в Европе за эти два столетия расцвели промышленность и наука, то Африка не только оказалась не в состоянии идти в ногу со временем, но ее развитие даже пошло вспять.

Работорговля, принявшая невиданные до того масштабы, оказала губительное влияние на население и Африки и Европы. Именно в этот период у европейцев выработались представления о «естественной неполноценности африканцев». Большая часть африканской цивилизации, по крайней мере в прибрежных районах, была полностью разрушена, и казалось, что презрительное отношение европейцев к Африке вполне оправдано.

Однако взгляды образованных европейцев на Центральную Африку даже в XIX веке шли вразрез с представлениями об «африканской дикости и хаосе». Эти взгляды отражают в какой-то мере понимание природы процесса постепенной концентрации власти, в результате которого были заложены основы зрелого общества железного века, развивавшегося в условиях изоляции. Например, до нас дошел отчет 1831 года, в котором содержится описание встречи отважной португальской экспедиции под предводительством майора Монтейру и капитана Гамиту с придворными правителя Лунды в Южном Конго. Имя этого правителя – Муато Казембе. По преданиям, его родословное древо восходит к далекому прошлому.

Рассказ Гамиту поразительно скромен, если учесть, как далеко эта экспедиция отклонилась от проторенных путей. Много раз в нем фигурирует упоминание об осле. По всей вероятности, там это животное никогда не встречалось. Верхом на осле Гамиту проехал по широкой изъезженной дороге прямо в столицу Казембе. Одетый в белые панталоны и синий нанковый жилет с красными позументами, в замшевой шапочке на голове, он был тепло принят местными жителями. Однако осел испортил всю картину, ибо, испугавшись шума, пустился наутек, унося на спине своего владельца. Это обстоятельство было, по-видимому, воспринято весьма доброжелательно, и слава Гамиту только увеличилась.

«Утром 29 ноября их пригласили предстать перед Муато Казембе, они вошли в просторный двор, где уже ожидала огромная толпа...

Расквартированные здесь солдаты составляют гарнизон Лунды общей численностью примерно до пяти тысяч человек, вооруженных луками, стрелами и копьями. Знать и военачальники носят в кожаных ножнах большие мечи длиной 18 и шириной 4 дюйма, которые называют здесь росие. О военной дисциплине эта армия не имеет никакого представления». В Софале за 300 лет до Гамиту Барбоша встречал точно таких же надменных представителей знати с мечами на левом боку.

Гамиту и его товарищи увидели Муато на троне. Он был «одет с такой элегантностью и пышностью, какой португальские офицеры не встречали ни в одном местном государстве. Голова его была увенчана „митрой“ из перьев ярко-красного цвета, вышиной с фут, с диадемой из драгоценных камней. Сзади шею его закрывали веерообразные брыжжи из зеленой материи, скрепленные двумя булавками из слоновой кости».

На плечах Муато Казембе была накинута узорчатая мантия, украшенная знаками королевской власти в виде синих лент и отороченная мехом. Предплечья монарха обвивали голубые бусы, а от талии до колен он был закрыт желтой материей, которая была «несколько раз обмотана вокруг его тела и закреплялась булавкой из слоновой кости». Гамиту нашел его наряд «весьма элегантным и свидетельствующим о хорошем вкусе».

Вокруг монарха по рангам стояли придворные, воины, шуты, королевские жены и наложницы, а также вожди и советники. У самого Муато – на вид ему было лет 50 – манеры «отличались величием и любезностью, а его внешность и осанка были по-своему весьма импонирующими. Никто из нас не предполагал встретить такой этикет, церемониал и пышность у правителя, владения которого так далеки от побережья, а подданные кажутся варварами и дикарями».