Читать интересную книгу Новое открытие древней Африки - Бэзил Дэвидсон

Для основателей Большого Зимбабве и подобных ему поселений главная задача состояла в том, чтобы приспособить новые проблемы к изменившимся условиям и найти для них новые решения. Вожди, придворные, ремесленники, правители и подданные из Зимбабве и множества других мест не просто перенимали достижения северных народов. Они приспособляли их к местным условиям и в процессе этого создавали новые формы быта, новую общественную структуру, новую религию, новое мировоззрение, новые элементы стабильности, а также новые побудительные мотивы дальнейшего развития.

Даже те немногие оставшиеся от них предметы, которые археологам удалось обнаружить и сохранить, убедительно свидетельствуют в пользу этой точки зрения.

В 1888 году старик Поссельт, взобравшись на вершину холма, возвышающегося над развалинами Зимбабве в долине, увидел «высеченных из мыльного камня четырех птиц, чьи головы были обращены к востоку». Одну из этих статуй (ныне она хранится в Кейптауне) ему удалось унести с собой, хотя проводники из племени машона резко протестовали против такого кощунства.

Спустя три года Бент обнаружил еще шесть таких статуй, четыре из которых отличались крупными размерами и стояли на постаментах. «Судя по их расположению, – писал он, – эти статуи, видимо, украшали наружную стену полукруглого храма на холме». Бент решил, что это стилизованные изображения ястребов или стервятников, имевшие, возможно, фаллический смысл. Однако он быстро приспособил эту находку к своей «финикийской» теории.

По его словам, ястреб у древних египтян был эмблемой материнства, а некое южноаравийское племя эпохи химьяритов считало стервятника тотемом. Можно почти не сомневаться, считал он, что эти птицы Зимбабве «близко напоминают ассирийскую Астарту или Венеру и выражают женский элемент в созидательной деятельности. Птицы такого рода считались у финикийцев священными птицами Астарты, и их изображения помещали на крыше посвященных ей храмов». Знай Бент, как часто египетский культ Амона можно встретить в Западной Африке, он утверждал бы, что распространение этого арабского культа Астарты в Южной Африке не заслуживает особого внимания.

Бент сказал слишком много и в то же время слишком мало. Слишком много потому, что механическое перенесение религий Южной Аравии в Южную Родезию предполагало наличие пустого, незаселенного пространства между этими районами. Слишком мало потому, что, как показали дальнейшие исследования, многие южные племена банту представляют себе молнию в виде гигантской птицы и часто делают чучела таких птиц с целью обмануть молнию и отвести ее в другое место.

Эти чучела различались по форме не только потому, что художественный стиль африканских племен многообразен, но, и потому, что сами птицы-молнии представлялись этим племенам по-разному: южным басуто – в виде молотоглава, бавенда – в виде орла, жителям Северо-Западного Трансвааля – в виде фламинго. При всем многообразии форм культ птицы-молнии широко распространен в Африке. Уолтон сообщил в 1951 году о «нескольких чучелах птиц, насаженных на высокие шесты вокруг хижины шамана в долине Дилли-Дилли Южного Басутоленда». Подобные чучела встречаются также в Мозамбике и Трансваале. Специфика Зимбабве, которая объясняется долгими годами существования поселений и развития техники, состоит в том, что там эти птицы вырезаны из камня. Возможно, сама мысль о чучелах пришла с далекого Севера. Но даже в этом случае она под влиянием времени и расстояния так видоизменилась, что приобрела совершенно самобытный характер.

Можно различить и другие слабые, но достаточно отчетливые отголоски Севера. Жители Большого Зимбабве вырезали из мыльного камня сосуды диаметром от 13,5 до 21 дюйма, украшенные рисунками, или геометрическим орнаментом. Каменные сосуды такого рода редко встречаются в Африке. В связи с этим мы можем еще раз напомнить специфическую черту культуры Зимбабве: его народ делал из камня те предметы, которые другие народы изготовляли из дерева или глины. В Западной Уганде изготовляли круглые блюда диаметром до четырех футов. И хотя они не сохранились до нашего времени, мы имеем основание утверждать, что они были не из камня, а из глины.

Каменные сосуды Зимбабве представляют интерес еще и потому, что на них встречаются изображения животных с большими рогами «в форме лиры», как у животных Северо-Восточной Африки и у тех, каких до сих пор выращивают в Южной Эфиопии. Это сходство наряду с найденными в Зимбабве и других местах многочисленными небольшими каменными цилиндрами, напоминающими, по мнению некоторых, мужской половой орган и употребляемыми для совершения фаллических обрядов, навело отдельных ученых на мысль о существовании более или менее прямой связи между Южной Эфиопией с ее монолитами, высеченными в форме детородного члена, и древними поселениями Родезии. Уйнрайт даже счел возможным утверждать, что эти поселения основали галла – кочевое племя, заселявшее первоначально Сомали, а сейчас обитающее в основном в Южной Эфиопии. «Ваклими и его народ, – пишет он, вспоминая относящееся к X веку описание юго-восточного побережья Африки у Масуди, – пришли из страны галла и ее окрестностей и утвердились в Южной Эфиопии еще до IX века н. э.». Поскольку именно в это время были заложены наиболее крупные строения Зимбабве, Уйнрайт полагает, что создателями их были ваклими и его сторонники.

«Теории галла» фактически не лучше «финикийской». Нет оснований предполагать, что ваклими и его приверженцы относились к племени галла, а не банту или прото-банту – смешение различных рас. Точно так же не доказано, что Масуди знал что-либо о Южной Африке за пределами узкой полосы побережья. Наоборот, в преданиях о миграции содержатся указания, что ваклими – это племя галла. Слово «вак» действительно встречается в языке галла и означает «бог». Черулли указывает, что у кушитов оно означает «небо», поэтому в том же значении употребляется с древних времен сомалийцами. Разве не могло случиться, что арабские купцы, плававшие вдоль восточного побережья, услышали его от сомалийцев побережья и назвали им божественного царя страны Софалы? (Ведь страну, лежащую за Софалой, они называли аль-Ваквак.) Строить теорию миграции галла в Южную Африку на таких тонких лингвистических нитях – все равно что делать кирпичи из соломы.

«Финикийская» школа проделала то же самое с металлическими слитками в форме креста или буквы Н, найденными в Южной Родезии. Откопав такой слиток в пещере на «Акрополе» Большого Зимбабве, Бент немедленно заявил, что он «почти соответствует по форме слитку олова, найденному в Фалмут-Харбор». Считается, что оловянный слиток выплавили финикийцы. Возможно, такое сходство и существует, но Бент на основании его пришел к выводу, что «находка двух слитков в отдаленных от Финикии местах, где ее влияние оказалось таким сильным», птиц из мыльного камня и других предметов в Южной Родезии – это «весьма веские свидетельства того, что золотых дел мастера древнего Зимбабве работали на финикийский рынок». Таким образом, мы опять возвращаемся к большой любительнице путешествий – царице Савской.

Фактически золотых дел мастера Зимбабве работали после Х века не на финикийский рынок, а на рынки побережья Индийского океана. Откуда бы ни проникло к ним представление о литейных формах в виде креста и буквы Н, – а некоторые финикийские купцы, бесспорно, появлялись в древности на восточном и даже западном побережье Африки и, если верить Геродоту, обогнули континент в VII веке до н. э., – слитки такой формы характерны для районов выработки металлов между северной частью озера Ньяса и Южным Трансваалем. Изделия из таких слитков много столетий были предметом купли-продажи в Центральной и Южной Африке.

Такие формы отливок использовались в Зимбабве для получения золотых брусков. Это подтверждается найденными Бентом остатками золотоплавильной печи, рядом с которой находились небольшие глиняные тигли, на стенках которых затвердели крупинки золота. Именно об экспорте таких слитков упоминает Идриси в XII веке, указывая, что город Килва богател, обменивая их на медь. Медные полосы длиной до четырех футов, употреблявшиеся как валюта, появились в Мозамбике во второй половине XVIII века наряду со слитками в форме католического креста или буквы Н, которые подвешивались к обоим концам длинных переносных шестов.

«Хотя имеющиеся свидетельства весьма отрывочны, – говорит Уолтон, – они позволяют сделать вывод, что бруски ханда, иными словами крестообразные или в виде буквы Н, проникли в Южную Родезию с северо-востока в период образования Мономотапы». Таким образом, эти бруски свидетельствуют о том, что развитие металлургии на южном плато быстро пошло вперед после Х-XI веков н. э.

Но этот район испытывал влияние не только народов северо-востока. Некоторые типы железных гонгов, употребляемых в Центральной Африке во время различных придворных церемоний, по всей вероятности, заимствованы с северо-запада. Если ученые будут продолжать исследования в Конго и Анголе, эта догадка, видимо, подтвердится.