Читать интересную книгу Порнограф - Сергей Валяев

— Привет, бродяги. Где вас черти носили? Я пытался позвонить, а меня Фаина Фуиновна посылала, — подходил расхлябанной походкой коррупционера. Чего вы тут… мебель перетягивали? — Поморщил семитский носик. — Фу, чем пахнет-то? — Наткнулся на перевязанный куль. — А это что?

— Одни вопросы, да, — возмущенно всплеснул руками Сосо. — Какой чистенький мальчик, Вано, да?

— Будет грязненьким, — и поинтересовался делами-делишками, мол, что-то по виду не похоже, что наш мальчик трудится на благо общества — вот мы-то да: мебель передвигаем.

— Еще как передвигаем, — крякнул Сосо.

— А я что? Я тоже работаю, — Миха обиженно опустился на стул. — В поте лица.

— Лица ли? — нервно хохотнули мы. — Что новенького в банковских хранилища?

— Новенькое? — Слепив на лице заговорщическое выражение, держал паузу. Потом выдохнул: — Доминация грядет, братцы.

— … а вместе с ней инфляция, девальвация и стагнация, — проговорил я. — И это все? По коммерческим банкам-то что?

— Подвижка есть, — ответил Могилевский. — Федеральная власть-всласть начинает на днях инвестиционные и денежные аукционы на шесть крупных региональных компаний, — открыв «дипломат», зашелестел бумагами. — Так, вот КомиТЭК, Восточно-Сибирская компания, ТНК — Тюменская, значит, Восточная компания, Сибирско-Уральская…

— Понятно, — прервал я старательного клерка. — Продают Родину с потрохами.

— Ну тут еще… связь… заводы тяжелой промышленности. РАО «Норильский никель», например.

— А покойный Жохов именно по тяжелой промышленности, — вспомнил я. Где-то мы бродим близко. Большая драчка за жирные куски.

— И жрачка, — влез Сосо, пытающийся загладить свою промашку. Если нескладное душегубство, можно обозначить таким веселым словом.

Как учил простой, как правда, Владимир Ильич: чтобы победить в революции, главное, товарищи, взять: телеграф, то бишь телефон, банки и заводы, прикинь, да? Ах, молодцы, господа реформаторы, да банковские мамоны и чужестранные, понимаешь, инвесторы, фак ю их всех вместе; ох, верно, суки, выполняют великие заветы. А говорят, что дело Ленина не живет. Еще как живет и процветает!..

— Полный п… ц! — заключил Сосо от всей своей души. — Если все купят, где мы жить будем?

— В колонии, мой друг, — утешил я. — Они будут гнать нефть и газ, золото и платину, металлы и лес, а нам взамен покупать бананы, и мы будем, как обезьяны. И все — о'кей, дядюшка Джо, пламенный привет?!

— Вах! Не может быть, — переживал за свое светлое будущее Сосо. Тогда лучше смерть, да?

— А что программа «S»? — поинтересовался я, не обращая внимания на ужимки товарища, похожего волнением на вышеупомянутых зверюшек, в ужасе мечущихся по лианам, когда на охоту выползает анаконда.

— Ничего, — развел руками клерк. — Глухо, как в танке, в смысле, в банке. Никто слыхом не слыхал. Без понятий.

Внезапно кот, прыгнув со шкафа, с безразличным видом волонтера за мертвецами отправился в поход по комнате. Естественно, наши взоры оборотились на него, приближающегося к кулю. Брысь, сказал я любопытной животине. А господин Могилевский, снова поморщившись, спросил: не труп ли мы завернули в одеяло? Да, признались мы, труп. Мойша не поверил. И никто бы не поверил, находясь на его месте. Пришлось убеждать в справедливости своих слов. Демонстрацией части тела — ноги в частично стоптанной кроссовки «Adiddas». И пятен крови, уже проступающих сквозь вату одеяла. Сказать, что с нашим изнеженным магической Малайзией и душевными хохлушками другом сделалось дурно, значит, сказать ничего. Он отпрянул к двери, словно был готов бежать за СОБРом. Потом начал менять окрас, как хамелеон, и, наконец, залязгал зубами:

— Это вы его… того?

— Нет, нам его принесли, — ответили мы. — В знак признательности. Ты чего, Миха, совсем плохой?

— А что случилось-то?

Чтобы окончательно не травмировать психику нашего товарища, все события были пересказаны в кратком изложении. Как роман «Война и мир» в школьном сочинении. И даже этой отфильтрованной информации хватило г-ну Могилевскому выше головы. Он сник духом и начал причитать о своих сложных чувствах к создавшейся критической ситуации, мол, когда дело затевалось, уговора о трупах не было вообще.

— Миха, ты о чем? — не понял я. — Понимаешь, что говоришь? Нет, он понимает, что говорит, — возмущался. — Сосо, трахни его табуретом, а то я за себя не отвечаю.

— Мебель жалко, — отвечал тот. — Лучше пусть отвлекает старушек… от нас.

— По его несчастному виду они догадаются обо всем, — заметил я. Пусть возьмет себя в руки. Миха, бери себя в руки!

— Вах, хватит про руки, — вскричал Мамиашвили. — Ты сам-то бери.

— Что брать-то?

— Догадайся сам, вах-трах!

— Одеяло, что ли?

Возникла привычная производственная суета. Со стороны казалось, что двое оболдуев решили вынести на помойку любимую бабульку, легко преставившуюся во сне. Или домашний скарб, морально устаревший. Господин Могилевский защищал тылы и мы без вопросов со стороны любопытных старушек вытащили груз на лестничную клетку. Спускаясь вниз, повстречали милую парочку Анзикеевых, они возвращались с культпохода в театр Сатиры. Мы раскланялись, и я узнал, что сегодня давали спектакль: «Как пришить старушку». Мама родная! Услышав эту новость, я едва не выронил куль. Со всем содержимым. На Сосо, старательно пыхтящего на несколько ступенек ниже.

Ну и времена! Ну и нравы! Уже сам не понимаешь: то ли живешь в таком абсурдном мире, то ли принимаешь участие в театральной постановке для невидимых меломанов из звездного Макрокосма?

Между тем мы выбрались в ночь, она была теплая, липкая и без звезд. Возникало ощущение, что мы угодили в пыльную, бархатную занавес, обвисшую в провинциальном театришке драмы и комедии, и колотимся в ней без надежды выдраться на освещенные подмостки. Хотя ночь была как по заказу. Очень удобная для перевозки умаянных навсегда тел и диверсионных работ в глубоком тылу врага.

Пристроив груз на заднем сидении «Шевроле», мы отправились туда, где нас не ждали. С предварительным заездом к парадному подъезду «Голубого счастья». Зачем, вздохнул Сосо, мы с этим е' заездом запоздали, Вано. Потерпи уж, попросил товарища и хрустнул ключом зажигания, надо посмотреть. На что? На свою смерть, генацвале, на свою смерть.

Дело в том, что я понял — более ничего случайного в этом мире происходить не будет. С нами. Мы оказались втравленными в неизвестный дьявольский план, где для каждого из нас были расписаны свои роли. По мере их исполнения — лицедеи уничтожались.

В конкретном случае у тех, кто выполнял чужую волю, вышла промашка. Упустив момент о б м е н а авто, они прилежно выполнили задание. В «Вольво» обязаны были находиться мы — я, Сосо и София. И это нас должны были поливать свинцом. Нет человека — нет проблемы? Следовательно, мы являемся головной болью. Для кого-то. В чем же причина недомогания? Наше активное участие в общественной жизни и чрезмерное любопытство? Да, нынче никто не мечтает оказаться запечатленным на порнографической картинке. В журнале или на экране ТВ. Выяснилось совсем недавно, что общество наше пуританское и не принимает героев в голом натуральном виде. Да в это ли дело? Утрамбовывать в землю людишек за нагую жопу, согласитесь, слишком даже для нашего демократического режима. Убежден, дело в банковской афере, масштабы которой трудно даже представить. Во всяком случае, систематическое появление мертвецов вокруг нас утверждает в мысли, что территория очищается от любых свидетелей сделки, быть может, века. Любопытно, что на сей раз наши молодые реформаторы умудоковали от своего непомерного ума? Не хотят ли воткнуть японским товарищам Курильские острова, а вместе с ними и всю матушку Сибирь? И то верно — на хрен нам такие просторы и богатые недра, их же, блядь, осваи-и-и-и-ивать надо… А так: продал и Царя-батюшку утешил долговыми выплатами всему сирому народонаселению, не забыв и себя, любимого, и все — порядок, до новых маршов протеста, бунтов и танковых залпов термическими снарядами, которые очень подсобляют от голода, холода и прочих жизненных неудобств.

… Парадный подъезд и весь кукольный домик, где располагалось издательство нетрадиционной сексуальной ориентации, освещались в ночи, как театр после премьерного показа скандального спектакля. Зеваки толпились у «Вольво», обнесенном бумажными лентами. Битое стекло на капоте и земле мерцало алмазным проблесковым светом. В темнеющем салоне машины, расстрелянной в упор из автоматического оружия, я увидел Софочку, она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй. Я вздрогнул — проклятье: игра теней! Жаль, что это произошло именно с ней, не имеющий никакого отношения… Гибнут те, кто не готов дать отпора нападающей стороне. Что же происходит? Почему запущен этот дробильный механизм? Кто ответит на эти вопросы? Ответа здесь я не получу. Помнится, Костька Славич мне передал, что звонили из «Голубого счастья» и просили зайти. Я отмахнулся, малость удивившись: зачем? Не за остатком ли гонорара в триста шестьдесят долларов? Теперь ясно, какой щедрый прием поджидал меня у мраморного порога. Думаю, имела место банальная ловушка, в которую попали другие. Бедняга Макс, если бы он только знал, предоставляя какому-то Лопухину работенку папарацци, чем все это закончится. Меня оправдывает лишь то, что я выполнял задание, которое мне дали. И только. Правда, последствия от моей деятельности такие, что хоть святых выноси… М-да… выносят пока жмуриков.