Читать интересную книгу Порнограф - Сергей Валяев

Убедившись на собственной шкуре, что мы настойчивы в достижении своих сумасбродных целей, олимпийский призер решился на временное сотрудничество. С гарантией того, что об этом некрасивом проступке не узнает ни одна живая душа.

— Гы-гы, — ответил на это Сосо, — гарантия будет, — и передернул затвор, — такая, которую дают в «Дельта-банке».

На это наш оппонент горько вздохнул, понимая свои призрачные шансы на дивиденды, и мы принялись обсуждать нашу, теперь уже совместную проблему.

Она заключалась в следующем. Поскольку нам не удалось найти общий язык с весьма странным и, кажется, твердо съехнутым музыкальными тактами и кокаином шоуменом, то ничего не остается делать как действовать самостоятельно. Известно, что у господина Берековского возникли неприятности — видимо, за строптивость характера и фанфаронство то ли свои, то ли конкуренты решили отправить его вслед за любовником Жоховым, чтобы оба они окучивали райские кущи. Да вот незадача — увернулась банковская жопа от тротилового заряда, подпалив малость плешь, которая на голове. И сейчас, должно, отдыхает на даче в Барвихе. В кругу семьи. И мы бы его, сердечного, не беспокоили, но обстановка складывается таким образом, что наша встреча неизбежна, как закат и рассвет, как утро и ночь, как глоток нового дня…

— Хватит, мать тебя так, — не выдержал Сосо моих фантазий. — Ближе к телу.

Да, наш план касался именно тела г-на Берековского. Он интересовал нас исключительно, как товар, каковой можно обменять. На этих словах наш новый друг окончательно потерял голову и заныл, как демократ среди коммунистов на сонмище, посвященном дню независимости Гватемалы. Спору нет, план безумен и практически невыполним, это мы прекрасно понимаем, дядя, однако шанс имеется. Он всегда есть, этот шанс, черт подери, не надо только впадать в хандру и попусту сучить ногами, чай, не балерина. Надо собраться с мыслями и поделиться своими соображениями относительно защитных, скажем так, систем, которые могут поджидать нас на незнакомой дачной местности. Опять же какие имеются охранительные посты живой силы? Когда и где отдыхает господин банкир? И с кем, уточнил Сосо, вах-трах.

— Думаю, ему будет не до однополой любви, — хекнул я и предположил, что с последними событиями он окончательно утерял потенцию и веру в человека.

— Первое не к нам, а веру в человека вернем, — пообещал мой боевой товарищ.

И был прав — ничего так не бодрит, как монокль дула автомата Калашникова у виска. Вдруг появляется внезапное и странное желание: жить и жить, и жить, и верить, что тот, кто готов спустить курок, человек милосердный и с ним можно поговорить на темы отвлеченные. Например, о блоке НАТО, наползающему на восток с упертостью дауна.

Истерический смех бывшего олимпийца вернул меня к нашей конкретной проблеме. В чем дело? Не пора ли наносить очередной профилактический удар? Заметив мое намерение, господин Сохнин перешел к вопросам, ответы на кои должны были облегчить, прошу прощение, нашу незавидную участь. По его мнению, мы, молодые люди, не до конца понимают на кого пошли войной. Берековский лишь кирпичик в огромной и мощной банковской империи. Пирамида Хеопса — это куличик в песочнице в сравнении с этой Империей. Там свои законы, свои люди, свои разборки и скандалы… И влезать туда — это стопроцентная гарантия того, что будущий закат, равно как и рассвет, можно и не встретить, как и не сделать глотка нового дня…

— Ближе к телу, дядя, — теперь не выдержал я. — Иметь мы будем эту Империю. На то эти е' империи, чтобы их разрушать, — и, обнаружив карандаш и лист бумаги в «Шевроле», попросил (попросил?!) нарисовать, по возможности, реалистическую картинку вражеских редутов.

То есть наша дискуссия закончилась — оппонент понял, что переубедить идиотов невозможно и начал излагать суть проблемы. По его утверждению, дачная территория огорожена забором, поверху которого пущена проволока под напряжением. Круглосуточно работают телеметрические камеры — на улице, и в дому. Четыре стационарных поста по три человека каждый. Учитывая нынешнюю обстановку, посты усилены. На самой даче — шесть телохранителей, которые непосредственно отвечают за безопасность хозяйских шлепанцев. Вернее шлепанцы охраняет бордосский дог…

— Кто?

— Собачка… вот такая, — показал нам, — как теленок.

— Люблю песиков, — сказал я, вспоминая месячник в собачьих вольерах. Со зверюшкой можно договориться, а вот с коллективом единомышленников…

— Вот куда народная деньга уходит, — выступил рачительный Сосо.

— Это точно, — согласился я, — своя шкура ближе к телу. Как говорил наш прапорщик Думенко: было бы тело, а труп мы из него завсегда сладим.

— Твоего Думенко бы сюда, — замечтался Мамиашвили.

— Нету Думенко, — развел руками. — Ужрался на день ВДВ и сиганул без парашюта. На спор.

— Шутишь, Вано?

— Какие могут быть шутки, генацвале, — рассматривал картинку, нарисованную точно детской неуверенной рукой. — Так что, родные, будем обходиться своими силами.

— А если я паду смертью храбрых? — поинтересовался Сосо.

— Не волнуйся. Похороним с почестями. С березкой на могилке.

— На кой ляд мне березка, вах! — возмутился боевой товарищ.

— Тогда будет дуб, — отмахнулся я и мы с шутками да прибаутками продолжили обсуждать план наших будущих действий. Вскоре я вынужден был признать, что атаковать своими силами дачную цитадель проблематично. Нужен серьезный отвлекающий маневр, товарищи.

— Чего нужно?

— Маневр, он сказал, — крякнул притомленный событиями Сохнин. Ребята, лучше пристрелите меня, чтобы я не мучился. Вместе с вами.

— Это всегда успеем, дорогой, — успокоил его Сосо. — Я правильно говорю, да?

— Золотые слова, — согласился я, задумавшись. — А нет ли у нас, князь, боевой группы хотя бы человека четыре?

— Зачем, Вано?

Мой замысел заключался в его гениальной простоте: когда я ночью проникаю в домик, дачная территория и охранительные посты на ней обрабатываются минами из подствольников. Трах-ба-бах! Естественно, возникает классическая паника, что дает мне возможность свободной работы в комнатах.

— Ищешь легких путей, — буркнул Сосо, — а голова болит у меня.

— Нельзя, чтобы промашка вышла, — отвечал я, — лучше подстрахуемся, князь.

— А не проще накрыть базу ракетным залпом из СС-20, - пошутил олимпиец, наконец уверовавший в то, что имеет дело с профессионалами.

— Это в следующий раз, — твердо пообещал я, и Сосо, цапнув телефончик, начал переговоры на своем гортанном наречии гор, недоступном широким массам.

Наступали сумерки и словно, отступая перед вкрадчивыми посыльными ночи, стадо буренок медленно оставляло поле. Пастушки щелкали бичами и матерились, как столичный истеблишмент, обожающий похабные анекдотцы на фу-фуршетах, презентациях и фестивалях. Например такой: пошла Красная Шапочка за грибами, нагулялась, милаша, да и вздремнула на краю поля. А тут корова мимо тянется, дай, думает, угощу деваху молочком парным. И тычет вымя в её личико. А та спросонок: ой, мальчики, не все сразу…

— Ха, «мальчики не все сразу», это про нашу жизнь, — хмыкнул господин Сохнин и тоже поведал байку: муж возвращается домой, застает молодую жену голой, как колено, на коленях мужика и говорит: тебе, милочка, сигарету в зубы, и будешь настоящая блядь.

Со стороны казалось, что на бережку разбили лагерь притомленные дорогой автопутешественники, отдыхают, вот-вот костерок растопят для ушицы. Хор-р-рошо!

Наш бесхитростный отдых был прерван сообщением Сосо, что он обо всем договорился — боевая группа готова действовать и ждет конкретного приказа.

— Вот тебе и фруктовый бизнес, — хекнул я, — апельсины с мандаринами, говоришь, и гранатами.

— А что такое, кацо?

— Помнишь, меня не взял в этот бизнес?

— Помню и что?

— Если бы взяли, не было этих проблем.

— Были бы другие, — успокоили меня, — ещё круче.

Я пожал плечами — черт знает что, не жизнь, а прогулка по минному полю. На этом наше веселое времяпрепровождение завершилось, мы втащили в «Шевроле» поврежденного олимпийца, рискнувшего выступить за нашу объединенную сборную, и продолжили путь в город-призрак, погружающийся в сумеречную и теплую топь бесславия и бессилия, посредственности и бессмыслицы, общей притомленности и укрепляющейся с каждым днем идиотии власти.

Однажды давно, когда я ещё служил в газетенке с оттенком цвета детской неожиданности, спецкор по культуре Фаня Зусман перепила боржоми на вечеринке в Доме кино имени Гусмана, и меня отправили освещать просветительскую программу, с которой должны были ознакомиться депутаты Верховного (тогда еще) Совета. Хотя мое состояние было близким к зусманскому, поскольку накануне интервьюировал одного из политиков, похожего поведением и широковещательными заявлениями на пациента, смывшегося из психлечебницы № 1. Но со шприцем в заду. Пил он, политикан, конечно, как лошадь. Одноименную водочку, то есть шнапс, окрещенный его известным Ф.И.О. И чтобы войти в систему координат современного политического Ноздрева, мне пришлось тоже принять на грудь литров несколько. Понятно, на следующий день я был плох — желудок бунтовал, как народ, а в голове от посторонних завиральных идей плескалась такая гремучая смесь, что постоянно хотелось блевать. Однако главному редактору Щусеву было по барабану, как нынче выражается молодежь, он в свободную минуту любил любить Фаню на своем удобном столе и поэтому жалел её, как девушку трудолюбивую во всех отношениях, и мои возражения, что культура — это не мой, так сказать, профиль, не принимались.