— Вася, — обратился к ясновидящему майор Чуднов. — Я полагаю, билеты написаны по-русски?
— Конечно, — подтвердил Вася Собкин.
— Значит, ты можешь их прочитать?
— Без проблем!
— Яков Михайлович, — обратился начштаба к прорицателю. — Напрягите, пожалуйста, свой дар предвидения. Тем более, что заглядывать придется не так уж далеко — в завтрашний день. Завтра вот эта милая особа, — указал он на Риту, — будет сдавать экзамен по тем самым билетам, которые обнаружил Вася. Будьте добры, Яков Михайлович, скажите нам, билет под каким номером ей достанется?
Вертель медленно развернулся на пятках и подошел к Рите. Приподняв руки, он почти коснулся ладонями ее висков.
— Как вас зовут, девушка?
— Маргарита.
Рита ровным счетом ничего не чувствовала, да и не знала, должна ли что-то почувствовать, но ей все равно стало как-то не по себе.
— Замечательно! — Яков Михайлович развел руки в стороны и сделал движение кистями, как будто стряхнул с них воду. — У вас очень хорошая аура, Маргарита.
— И что это нам дает? — спросил полковник.
— Это дает нам очень многое, — не глядя на него, ответил Вертель.
Он обошел вокруг Риты, все время вытягивая нос, будто принюхиваясь к ней.
— Так, — Вертель снова встал напротив девушки. — Скажите, какой ваш любимый фильм?
Рита растерянно хлопнула глазами.
— Не знаю.
— Сериал «Твин Пикс» видели?
— Да…
— Понравилось?
— Не знаю…
— Отлично, — Яков Михайлович хлопнул в ладоши и повернулся лицом к полковнику. — Билет номер тридцать два.
— Билет номер тридцать два… — Вася зашевелил пальчиками, перебирая невидимые листы бумаги. — Вот он!
Пока Вася зачитывал вопросы билета номер тридцать два, Венера Марсовна разложила на столе малый ведьмовской набор: три пучка пахучих трав, одну куриную лапку, одно крылышко летучей мыши, баночку с пиявками, бараний глаз и толстую темно-синюю свечу.
— Вопросы вам знакомы, Риточка? — спросил полковник.
— Да, — кивнула девушка.
— Ответить сможете?
— Конечно!
— Ну так и не волнуйтесь, — именно этот билет достанется вам завтра на экзамене.
— А я сейчас еще на него заклятие наложу, — зловеще проговорила Венера Марсовна, помахивая мышиным крылышком над пламенем свечи. — Чтобы никакая чужая рука этого билета не коснулась. А ты поди-ка сюда, — махнула она девушке куриной лапкой.
Колдунья схватила девушку за запястье, заставила раскрыть ладонь, черным маркером написала на ней число «тридцать два», обвела в кружок и дважды перечеркнула.
— Смотри, до экзамена руку не мой! — Строго-настрого приказала колдунья девушке. — И билет этой самой рукой бери! Поняла?
Рита торопливо кивнула.
Венера Марсовна казалась ей наиболее страшной из всей троицы колдунов. Кто знает, может, порчу какую нашлет? Настоящие ведьмы, надо думать, только этим и промышляют. Хотя, с другой стороны, Венера Марсовна на государственной службе состоит. Так что не с руки ей вроде свою ведьмовскую суть во всей красе выставлять.
— Ну, хорошо, — подал голос бывший замполит. — Допустим, сдаст наша красавица экзамен на «отлично». То есть ответит на все вопросы. А экзаменатор, гнида, все равно с нее денег за хорошую отметку потребует. Что тогда!
— Не проблема! — уверенно, как Че Гевара, взмахнула рукой Венера Марсовна. — Держи, девонька, — и протянула Рите небольшой голубенький камешек в форме капли на черном шнурке. — Пока этот амулет при тебе, никто с тобой о деньгах не заговорит.
— Спасибо, — Рита надела амулет на шею.
Еще раз заглянув в завтрашний день, предсказатель Вертель заверил собравшихся, что после всех процедур вероятность Ритиного поступления в экономический колледж в Лихом составляет девяносто девять и восемь десятых процента. Две десятые процента возможной неудачи Яков Михайлович связал с неустойчивостью тектонических плит.
Полковник Скурцев объявил операцию завершенной.
Колдуны, раскланявшись, покинули штабной вагон.
Офицеры выпили еще по одной и закусили.
Рита…
Рита надеялась на чудо.
Как и вся страна.
До Лихого оставалось два часа пути.
До завтра — шесть часов.
До Нового года — восемнадцать дней.
До очередного кризиса… Этого не знал даже потомственный прорицатель Вертель. Но все ждали.
И так у нас всегда.
Ждем и надеемся на чудо.
«Литерный» летит вперед.
А снег все валит и валит. Будто всю землю собрался засыпать.
ПУБЛИЦИСТИКА
Мария Галина
Волшебная лампа киборга
Ситуация складывается почти парадоксальная. С одной стороны, критики отмечают начавшийся спад интереса к фэнтези. С другой же, активность издателей и авторов, из года в год штампующих сотни книг в жанре меча и магии, говорит о прямо противоположном положении вещей. Так что же на самом деле происходит с жанром в современной российской словесности? Свое мнение высказывает известная писательница и критик.
Бум миновал. Несмотря на то, что в рейтинге продаж уверенно лидирует фэнтези, вектор предпочтений фэндома, судя по голосованию на конвентах нескольких последних лет, поворачивается в сторону иных жанров — НФ, социальной фантастики, альтернативной истории.
В чем же причина того, что фэнтези в глазах «продвинутых» любителей фантастики отошла на второй план? Кстати, «отошла» фэнтези или «отошло», так до конца и не известно. Подобная неустойчивость — свидетельство того, что слово для языка новое и еще не прижилось как следует (так «фильм» раньше был «фильмой»).
И правда, для бывшего советского человека фэнтези началась с «Хранителей» Толкина — в 1982 году. Старая гвардия вспомнит еще и саймаковский «Заповедник гоблинов», вышедший десятью годами раньше, да томик в знаменитом красно-сером собрании — в котором «чистых» образцов жанра было не так уж много. Вот, пожалуй, и все.
Трудно сейчас сказать, по какой причине советская цензура не пропускала к нам Толкина, Ле Гуин, Прэтта или Теренса Уайта. Скорее всего, это направление было закрыто из-за его «эзотеричности» — государственная машина могла прохлопать публикацию замаскированной антисоветчины, но «пропаганду» Чуда замечала сразу же. Разумеется, магия, являющаяся движущей пружиной фэнтези, и Чудо — далеко не одно и то же, но для цензоров это не имело принципиального значения.
Хлынувшая на отечественный рынок в конце 80-х — начале 90-х фэнтези овладела умами именно благодаря элементам эзотерики. Почва уже была подготовлена: на фоне социальных потрясений и разочарований читательская масса разуверилась и в науке как таковой, и в позитивистском мышлении в целом. Их место тут же заняла философия более древняя, архаичная (а значит, более жизнеспособная) — некритичная, донаучная, даже дорелигиозная. Магическая. Кашпировский и Чумак — вот два символа России конца XX столетия.
Фэнтези замечательно вписалась в эту историческую ситуацию. Тем более, что благодаря своей близости к мифу, к волшебной сказке она гораздо «архетипичнее», гораздо сильнее по эмоциональному воздействию, чем «твердая» НФ.
То, что на Западе издавалось на протяжении пятидесяти лет, мы перепечатали за пять. В первую очередь — вершины, образцы. Толкин, Ле Гуин, Желязны, Говард… А дальше на волне успеха хлынула фэнтези второго разбора: всякие подражания, тени… Впрочем, это было уже неважно. Одновременно прорвавшиеся эталонные тексты успели дать первотолчок отечественной фэнтези, которая начала стремительно развиваться. Тогда-то и получали премии Успенский, Лукин, Хаецкая, Дяченко, Олди.
Сейчас уже невозможно найти любителя фантастики, который не знал бы, что Маделайн Симмонс, Макс Фрай и Генри Лайон Олди — самые что ни на есть наши авторы. К середине 90-х отечественная фэнтези уже пользовалась большим спросом, чем импортная.
На Западе становление, расцвет и неизбежный упадок фэнтези заняли несколько десятилетий. У нас этот процесс оказался спрессован в 10–15 лет. А кризис литературы меча и магии был неизбежен, и вот почему. Фэнтези, в чистом своем виде возникшая не так давно даже в англоязычной литературе, — принципиально иной род литературы, чем твердая фантастика. Она напрямую восходит к мифу и волшебной сказке. От мифа «классическая» фэнтези унаследовала фигуру героя, трактовку сюжетных коллизий как борьбы высших сил, склонность к сериальности, вариациям и некоторую размытость авторства. Любое мало-мальски яркое явление здесь открыто к «дописыванию», чужим интерпретациям.
Кстати, благодаря этой своей открытости, негерметичности фэнтези активно плодит то, что принято называть «фанфиками» — любительские, внутрикорпоративные интерпретации, сиквелы и приквелы. Мало кто из «обычных» фантастов удостоился такой чести — разве что Стругацкие, и то в гораздо более скромных масштабах. А поскольку подобная литература живет в основном в Сети, то можно сказать, что самое крупное технологическое новшество, вошедшее в наш быт, быстрее всего освоил самый древний, архаичный жанр.