пытая и калеча.
Капитан Лоренц помолчал.
– В записке было велено ожидать приказов от вас, Кассиа.
От меня? Сердце Каса загрохотало. Паника сковала ему горло, не давая дышать. И от капитана, знавшего его всю жизнь, это не ускользнуло.
– Его нужно спасать? – спросил капитан Лоренц – сама практичность. – У меня есть план.
– Нет. – Кас снова взглянул на грязные бараки и дворец, возвышающийся на холме. – Я могу сказать вам, капитан, положившись на ваше молчание. Мы здесь неправые. Вентиллас нарушил клятву, данную королю.
Капитан Лоренц покачал головой.
– Я не могу в это поверить.
– Думаете, я хочу? – Рядом появилась еще одна крыса, обнюхивающая разбросанные рыбьи внутренности. – Я не уверен, что можно что-то исправить. Но я собираюсь попробовать.
Молчание.
– Наши люди в опасности?
– От короля? Нет, – с абсолютной уверенностью произнес Кас.
– А вы?
Кас задумался. Прежде ему не приходило это в голову.
– Не думаю.
– Это не успокаивает, Кассиа. – Капитан Лоренц поднес ладони ко рту и подул в них, пытаясь согреть. – Я муштрую наших людей. Это не даст им попасть в неприятности. Ваши сундуки тоже здесь. Куда их отослать?
– Никуда. Я останусь здесь.
Капитан Лоренц бросил на него неодобрительный взгляд:
– Лорду Пальмерина тут не место.
– Как и вам, капитан. Я не собираюсь спать на постоялом дворе. Если наши люди здесь, то и я буду здесь.
* * *
«Я выросла в маленьком домике моего дедушки, в центре Эльвиры, в окружении магазинчиков книготорговцев».
Касу пришлось заплатить половину циветты юному торговцу яблоками, чтобы узнать, где живет сестра короля. К тому времени, как Кас нашел городской дом в центральном приходе Эльвиры, уже опустились сумерки. Здание было сложено из камня, высокое и узкое, с зеленой дверью.
Кас не стал в нее стучаться и даже не подошел к дому. Вместо этого он пересек улицу и подошел к магазину, ставни которого были уже задвинуты. И принялся ждать.
Лина не должна была от него сильно отстать. Если поехала той же дорогой. Если чего-то не случилось. Последняя часть пугала его больше всего.
Кас не был хорошим человеком. До плена – возможно. Тогда он был другим. Теперь он из тех, кто намеренно заражал других людей чумой. Из тех, кто мог в пути бросить леди одну, отлично зная, с какими опасностями могут столкнуться путники, особенно женщины. А как насчет Биттора? Его почти друг? Касу не нравилось думать, что могло произойти, если бы между ними не встала Лина. Кажется, он знал ответ, и ему было стыдно.
Двое всадников-мужчин проехали мимо легким галопом. Зеленая дверь Лины приоткрылась, но это был лишь слуга, вышедший, чтобы зажечь уличные фонари. Кас потер руки, чтобы согреть их, потому что пошел дождь. К счастью, над головой у него выступала крыша магазина, по большей части защищая от ненастной погоды.
Этот приход ей подходил. На улице было полно книжных магазинов и торговцев пергаментом. В магазине позади него продавались бутылочки с превосходными чернилами. Кас с легкостью мог представить, как она росла здесь.
Прошел час, потом второй. Дождь усилился, потом постепенно утих. Появился всадник.
Конечно, она не могла слышать, как грохочет сердце Каса. Лина его не видела. Она проскакала мимо зеленой двери, спешилась у ворот конюшни и потянула за веревку. Зазвенел колокольчик.
– Боже, леди Аналина! – воскликнул мужчина, открывший ворота. – Но… почему вы одна? Где ваша стража? – Мужчина высунул голову и осмотрел улицу. Кас отступил подальше в тень.
– Здесь только я, – голос Лины был тихим и уставшим. Она сказала что-то еще – Кас не услышал. Они скрылись за воротами, оставив Каса одного в ночи.
Это было все, ради чего он пришел. Убедиться, что она добралась до дома. Но, уходя, он чувствовал себя еще хуже. Вспоминая свои собственные горькие слова, обращенные к ней. Жалея, что не может забрать их назад.
«Вы уже достаточно помогли, леди. Больше ко мне не подходите».
* * *
За следующие десять дней ничего не изменилось. Кас спал в бараках вместе со своими людьми. Утром, пока остальные тренировались в поле рядом с городом, он открывал свои сундуки и переодевался в парадный костюм, чтобы быть принятым при дворе. Черный с головы до ног. Лучше никого не провоцировать, надевая пальмеринский красный. От обшарпанной набережной он направлял лошадь к воротам дворца и передавал записку для старшего дворецкого.
«Лорд Кассиапеус из Пальмерина, которому выпала честь оказать королевской семье небольшую услугу в день имянаречения принца, нижайше просит об аудиенции у своего суверена и лорда Райана».
Кас подписывал записку и ставил на ней печать отцовским кольцом.
Потом он весь день ждал у ворот – десять дней. Стоя отдельно от остальных, желавших аудиенции с королем. Торговцев и дипломатов, чиновников со всего Оливераса и из-за его пределов. Их принимали. А Каса – нет. С сумерками стражники приказывали ему уходить – стражники, которые знали, кто он, и не могли смотреть ему в глаза.
Однажды Кас увидел лорда Амадора. Старший советник подъехал на лошади, мрачный и недобрый. Он остановился у самых ворот со стороны дворца и уставился на Каса. Касу пришлось приложить все усилия, чтобы стоять прямо и не дать своему лицу выразить ничего, кроме презрения. Лорд Амадор не должен был увидеть его отчаяние. Хотя бы это Кас был способен контролировать. Наконец, с едва заметным разочарованием, ничего никому не сказав, старший советник развернул лошадь и ускакал.
Каждое утро, прежде чем передать записку, Кас всматривался в ряд голов, оставленных гнить на пиках высоко на стенах города. Он не видел своего брата. Как не видел и королевы.
И лишь это не давало ему погрузиться в пучину полнейшего отчаяния. Разоблачения королевы не было. Он слушал, когда другие входили и выходили. Они часто о ней говорили. Она была во дворце и продолжала вести обычные дела королевы. Принимала клятвы верности – за себя и за принца. Каждый вечер сидела рядом с королем, пока продолжались пиры по поводу их возвращения домой.
Кас плохо спал – и не только потому, что его тонкий матрас кишел клопами. Ему больше не снились камни и то, как он тонет. Ему снилась Лина. Ему снился Вентиллас, стоявший на коленях перед улюлюкающей толпой с топором у шеи.
На одиннадцатый день Кас так и не дошел до ворот дворца. Он оставил лошадь в бараках, чтобы с ней мог потренироваться один из солдат. Не было никакого смысла им обоим стоять у ворот в несчастье и бездействии. Когда он шагал по