знает и пытается прогнуться перед Носилевичем, надеется на поддержку в будущем, хочет наладить контакт в карьерных интересах.
Кирилл остановил взгляд на том месте, которое уже присмотрел в прошлый раз. Квартира однокомнатная, но единственная комната достаточно просторная. В углу — детский диванчик, слишком короткий для взрослого, рядом — маленький письменный столик, явно сделанный на заказ, в магазинах столы таких размеров не продаются. Над столом на стене висят три книжные полки. Если у Олега Муляра есть какие-то рукописи, то, скорее всего, именно в том углу и спрятаны. Книг в доме много, в комнате книжный шкаф, в прихожей — полки по всем стенам, но практика показывает, что с вероятностью 90 процентов искомое будет находиться в «детской» части.
— Вы позволите мне осмотреть вещи вашей дочери? — вежливо спросил Носилевич. — Среди них могут оказаться какие-нибудь записи, из которых мы поймем, кто мог ее увезти.
— Конечно, конечно, — бормотала Татьяна сквозь льющиеся слезы. — Смотрите все, что нужно. Господи, господи, Аленка, девочка моя… А там холодно?
— В больнице? Ну, прохладно. В общем, не жарко, конечно, — отозвался Коля Разин.
— Да-да, теплую рубашечку возьмите обязательно, — подхватил Носилевич, приступая к осмотру детского письменного стола. — И носочки.
— И кормят, наверное, ужасно. В больницах всегда отвратительная еда. Сейчас я вкусненького соберу, фрукты…
«Ага, особенно в реанимации ей фрукты понадобятся, — язвительно подумал Кирилл. — И все твое вкусненькое сто раз испортится, пока ее в палату переведут. Совсем ты, матушка, плохо соображаешь. На что, собственно говоря, и был расчет».
Коля старался изо всех сил, помогал собирать и упаковывать, подсказывал, успокаивал, отвлекал Татьяну разговорами. «Давай, давай, трудись, мент, на благо отечества, — мысленно приговаривал Кирилл, перебирая тетрадки, альбомы, блокноты, учебники, словари. — Помогай старшему товарищу. Надежды юношей питают».
Ну конечно, вот оно. Тоненькая тетрадка за две копейки, исписанная мелким убористым почерком и засунутая в толстенный словарь Уэбстера. А в тетрадку вложены несколько листков папиросной бумаги с полуслепым отпечатанным на машинке текстом. Антисоветчину обычно на такой бумаге и печатают, потому что пишущие машинки пробивают максимум четыре читабельных экземпляра, если пользоваться обычной бумагой, а на папиросной можно за одну вкладку набить целых десять. Алла Муляр, насколько помнил Носилевич, учится в обычной школе, где иностранный язык начинают преподавать только с пятого класса, так что шестиклассница этот словарь даже в руки не возьмет: слишком сложно. А так — стоит себе словарь на полке со школьными учебниками, вроде как и нормально, ни у кого удивления не вызовет. Эх, диссиденты, диссиденты! Считают себя умнее всех, а сами… Детский сад, право слово.
— Где сейчас ваш муж? На работе? — громко спросил он.
— На работе. Его только на три дня отпустили. А что?
— Я подумал, что ему, наверное, тоже стоит поехать в больницу. Давайте вот как сделаем: старший лейтенант Разин повезет вас в Дмитров к дочери, чтобы не терять время, а я поеду на работу к вашему мужу, поговорю с его руководством, объясню ситуацию, попрошу отпустить и привезу его к вам. Мне кажется, это будет правильно. Рядом с вами будет близкий человек для поддержки, да и отцу захочется быть поближе к ребенку. Согласны?
— Спасибо вам! Спасибо огромное! Я сейчас позвоню Олегу, предупрежу… Господи, он ведь даже не знает, что Аленка нашлась! Я так переволновалась, что обо всем забыла, надо было сразу же ему позвонить…
А вот это уже лишнее. Не надо никому звонить. Кирилл поедет к Муляру в институт, проинформирует его и самолично сопроводит до больницы. Олег все время будет под контролем. Только так можно обеспечить сохранность обнаруженной тетрадки в том месте, где она в данный момент находится и где ее должен найти следователь КГБ, когда явится сюда с ордером на обыск. Мало ли у кого еще есть ключи от квартиры Муляров. Если сейчас предупредить Олега, то он, может быть, и дождется Носилевича у себя на работе, и поедет с ним в Дмитровскую больницу, но позвонит кому-нибудь доверенному, кому оставлял запасные ключи, попросит сходить на квартиру и забрать материал. Всякое бывало в практике капитана Носилевича, в том числе и куда более изощренные уловки, затрудняющие доказывание по уголовному делу. Нет, такие расклады Кириллу ни к чему.
— Не будем терять время на звонки, — бодро сказал он Татьяне. — Одевайтесь, берите вещи и поезжайте к дочери, я же понимаю, что вам не терпится поскорее увидеть своего ребенка. А с вашим мужем я все решу оперативно, не сомневайтесь.
Они вышли из дома втроем, Разин усадил Татьяну в служебную машину, а Носилевич подошел к своим сверкающим «Жигулям», завел двигатель и направился в сторону Ленинского проспекта.
***
Гордеев успел вовремя, до звонка на большую перемену оставалось еще целых две минуты, светлые просторные школьные коридоры стояли пустыми и тихими. Виктор понятия не имел, в каком кабинете его жена ведет урок, и занял место рядом с дверью учительской: это надежно, сюда Надежда Андреевна обязательно придет хотя бы для того, чтобы оставить классный журнал и взять другой, который понадобится ей на следующем уроке.
Вот и звонок. Секунд через десять — нарастающий шум голосов и топот сотен ног. Коридоры, только что выглядевшие просторными, теперь казались тесными, мимо Гордеева пулей пролетали мальчишки, громко переговариваясь и хохоча. Примерно через минуту появилась Надежда Андреевна, его Наденька.
— Витя? — испуганно спросила она, заглядывая ему в лицо. — Что-то случилось? Почему ты здесь?
— Ничего не случилось, но поговорить надо.
Жена внимательно посмотрела на него и укоризненно покачала головой. Виктор понял, что она учуяла запах водки, выпитой несколько часов назад.
— Витя, ну что ж такое? Как так можно? С утра…
— Прости. Ночь выдалась тяжелая.
— Ты хоть поспал?
— Не получилось.
— Домой заезжал?
— Тоже не вышло. Так что я грязный, вонючий, потный, уставший и от меня несет перегаром. Надюша, где мы можем поговорить? — нетерпеливо спросил Гордеев.
Большая перемена — всего двадцать минут, и как минимум три из них уже прошли.
— Подожди здесь, я сейчас, — сказала Надежда Андреевна и скрылась в учительской.
Буквально тут же его окликнул низкий женский голос: коллега жены, завуч.
— Виктор Алексеевич! Наконец-то вы про нас вспомнили! Вы обещали провести беседы в десятых классах о законах, касающихся несовершеннолетних. Вы готовы? Можно назначать день?
Он смутился и даже растерялся, ибо о данном еще в начале учебного года обещании совершенно забыл.
— Я… Нет, пока не готов… Понимаете ли, очень много работы, невозможно ничего планировать, все время что-то случается, — виновато забормотал майор милиции. — Рабочее время ненормированное, даже поспать не всегда удается…
Он старался говорить в сторону, чтобы строгая завуч не уловила компрометирующий запах, и мечтал о скорейшем возвращении жены, которая спасет его от такого ненужного в данный момент общения. Завуч продолжала что-то говорить, призывая майора Гордеева к ответственности перед подрастающим поколением, которое нуждается в правовом просвещении, но, к счастью, из учительской вышла Надежда Андреевна, держа в руке ключ с большой картонной биркой.
— У меня на четвертом уроке «окно», а наш физик заболел, так что кабинет свободен. Пойдем.
Они спустились в кабинет физики, который находился этажом ниже, Надежда Андреевна привычно заняла место за учительским столом, Виктор устроился за первой партой, прямо