— Надоели ваши полуфабрикаты!
Оказывается, может, если хочет.
С гарниром она, правда, возиться не захотела. Заявила, что чистить картошку — исключительно мужская обязанность. Сокол сразу же слинял на балкон, а Серёжка заперся в ванной.
Антон был пойман уже в дверях.
— Куда? — грозно выкрикнула баньши. — Даже не думай!
— Я… это…
— Антошка, Антошка, пожарь‑ка нам картошку, — негромко пропела Нат, и стены угрожающе завибрировали.
Деваться светлому было некуда, и пока мы с Натали нарезали овощи в салат, охотник и его тень пыхтели над картофелем. Тени было трудней — попробуй‑ка срезать кожуру длиннющим мечом!
Но ужин удался на славу.
— Наташ, как ты смотришь, чтобы перебраться ко мне в комнату? — небрежно обронил за столом Сокол.
Нат закашлялась от неожиданности.
— Ты меня пугаешь, — призналась она, отхлебнув воды из заботливо поданного тёмным стакана. — Сначала розы, теперь — странные предложения. Не боишься, что Франц узнает?
Последнее было сказано уже шутливым тоном, и колдун усмехнулся в ответ.
— Я сам ему об этом расскажу. А мы могли бы уступить Сергею с Анастасией отдельную спальню.
— Спасибо, не нужно, — сказала я, прежде чем Натали успела что‑то ответить. — Если Наташа не против, я бы лучше осталась у неё. Ну… мальчики отдельно, девочки отдельно…
По Нат было понятно, что она не слишком верит в такое объяснение, но вслух она меня поддержала.
— Я не против. Действительно, так будет лучше.
Расспрашивать ни о чем, даже оставшись со мной наедине, она не стала.
Вместо традиционного вечернего чая в этот день у нас был арбуз, большой и сочный. Только проснувшись среди ночи, я поняла, насколько это была плохая идея.
Встала, наощупь добралась до двери, вышла в коридор. На кухне горел свет: кому‑то ещё не спалось, и мне стало любопытно, кому именно. Может, Серёжка снова сидит с чашкой своего любимого какао? Хотя после арбуза…
— Дверь закрой! — сердито зашипел на меня расположившийся за столом Сокол.
Увы, не Серёжка.
Я зевнула и послушно исполнила приказ их темнейшества.
— Я имел в виду: с той стороны, — прорычал колдун.
Перед ним в небольших металлических контейнерах были разложены какие‑то медицинские инструменты, одноразовые шприцы, ампулы. Рядом лежал странного вида нож: блестящее узкое лезвие и потемневшая, растрескавшаяся от времени деревянная рукоять, пузатенькая в середине и сужающаяся к концу, как… Черт, на что же оно похоже?
Мужчина заметил мой интерес к ножу и накрыл его салфеткой.
— Так и знал, что если кто‑нибудь вдруг проснётся, то это будешь ты. — Раздражение в его голосе мешалось с насмешкой.
— Усыпил бы своей магией, чтобы наверняка, — пробурчала я, разглядывая теперь набор щипчиков и скальпелей.
— Так, иди давай, без магии, — махнул он на меня рукой.
А другая его рука, левая — я только сейчас заметила — неподвижно лежала на столе, на расстеленной поверх скатерти клеёнке. И сразу бросился в глаза выбритый на волосатом предплечье квадрат.
— Всё‑таки иногда любопытство — это порок, — сделал вывод Сокол, поняв, что без объяснений от меня не отделаться. — Хорошо. Смотри, раз так интересно. Только орать не вздумай.
— Чего это я должна орать? — спросила я, а в следующий миг уже зажимала ладонью рот, чтобы и правда не закричать: тёмный взял один из скальпелей и спокойно, как колбасу на завтрак, разрезал кожу на выбритом участке.
Потекла кровь, а у меня перед глазами поплыли круги.
— Молодец, почти не боишься, — похвалил, продолжая ковыряться в свежей ране, мужчина. — Не поможешь? А то одной рукой неудобно.
Не отнимая ладони ото рта, и не в силах пошевелиться, чтобы сбежать подальше из этого дурдома, я замотала головой.
— Жаль. А я думал, что могу на тебя рассчитывать в трудную минуту.
Он обтёр кровь марлевым тампоном и поддел какой‑то гнутой лопаточкой вспоротую кожу, на пару сантиметров вогнал железяку в руку — меня чуть не стошнило! — и, кажется, остался доволен. Псих…
— Ася, ты в порядке? Я ничего не чувствую… Если тебя это волнует, конечно.
Когда он подцепил со дна наполненной бесцветной жидкостью баночки выдуренную у Ле Бона монетку и принялся деловито запихивать её себе под кожу, я поняла, что с меня хватит. Заставила себя отвести взгляд от окровавленной конечности и спокойно, совершенно спокойно вышла в коридор… А там уже — вприпрыжку в спальню!
— Наташ! Наташа, проснись! Наташ…
— Чего? — сонно откликнулась баньши.
— Я свихнусь сейчас. Или уже свихнулась. Или не я… Сокол на кухне, распотрошил себе руку, запихнул в неё эту шутовскую монету…
— У–у, мазохист! — протянула она, но мчаться спасать съехавшего с катушек друга не торопилась. — Зачем, спрашивается? Он в Барселоне уже так делал: артефакт под кожу, чтоб никто не догадался. Рана за день заживёт — он постарается, через два дня шрам будет выглядеть так, как будто ему уже лет десять… Но в тот раз хоть смысл был. А монетка? На ней же полкилограмма самое большее незаметно пронесёшь. Может, пистолет?..
Её полусонные рассуждения помогли мне успокоиться и взять себя в руки.
— То есть, это нормально? — уточнила я на всякий случай. — И помощь ему не нужна?
— Почему не нужна? — пробормотала она, переворачиваясь на бок. — Нужна. Одной рукой тяжело… Ты шить умеешь?
Вместо ответа я с головой влезла под покрывало.
В туалет я всё‑таки вышла. Через час или два.
На обратном пути с опаской заглянула в кухню: чисто. Только от мысли, что утром придётся есть за этим столом, меня передёрнуло.
Подошла к двери, за которой спали колдун и Серёжка. Прислушалась, а потом тихонько прокралась в комнату. Серый спал, как обычно уткнувшись в стену. Я мысленно пожелала ему светлых снов.
Сокол лежал на спине. Лицо, даже во сне, напряжённое, губы плотно сжаты, веки подрагивают… Но он не храпел.
Глава 16
— Знаешь, что странно в этой истории? — за завтраком спросила у тёмного Натали.
«Всё», — ответила мысленно я.
За стол, поборов брезгливость, я всё же присела, но лежавшая на тарелке передо мной политая кетчупом сарделька вызывала тошнотворные ассоциации, и мне то и дело приходилось отворачиваться или закрывать глаза.
— Что? — заинтересовался Сокол. С утра он был спокоен и беспечен, а о ночной операции напоминал лишь скрывавший шрам пластырь на его руке, и насмешливые искорки в глазах, когда колдун замечал, как я с одинаковым отвращением посматриваю то на этот пластырь, то на злосчастную сардельку.
— Странно, что наблюдатели ещё никак себя не проявили.
Антон трижды сплюнул.
— И по дереву постучи, — посоветовал тёмный.
— Наблюдатели? — Серёжка догадался, что речь идёт не об официальных наблюдателях от контор. — Что за звери?