Читать интересную книгу Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Г. Матвеев

Он руками обхватил шею Второва, словно собираясь задушить его. Сквозь прорехи мог непосредственно в шлем проникнуть отравленный формальдегидом воздух Венеры. Белопольский схватил веревку и отрезал от нее порядочный кусок. Этим концом плотно обмотали воротник комбинезона.

— У вас ничего не сломано? — спросил Коржевский.

— Как будто ничего, — ответил Второв. — У этих чудовищ исполинская сила. У меня все тело болит.

— Но идти вы можете?

— Конечно могу.

Очутившись в выходной камере, Второв протянул руку Топоркову.

— Спасибо, Игорь Дмитриевич! — сказал он. — Вы спасли мне жизнь.

— То ли еще будет, Геннадий Андреевич! Сегодня я вам, а завтра вы мне.

Даже тогда, когда они торопились на корабль, чтобы осмотреть найденную в заливе линейку, процедура фильтрования не казалась такой томительно долгой. Все с беспокойством наблюдали за лицом Второва, ожидая увидеть признаки отравления. Герметичность веревочного воротника вызывала законные сомнения.

— Как вы себя чувствуете? — поминутно спрашивал его Коржевский.

— Голова болит.

— Вы слышите какой-нибудь запах?

— Да, очень сильный и неприятный.

Значит, формальдегид все-таки проходил, минуя коробку фильтра.

На звездолете уже знали обо всем, что случилось. У дверей выходной камеры в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.

Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, время, установленное для дезинфекции, было соблюдено полностью.

Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом. Собравшиеся в коридоре ничего не знали о том, что происходит за дверью.

Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат Второва на руках.

— Он потерял сознание три минуты тому назад, — сказал Белопольский.

Андреев молча открыл сумку.

— Положите его на пол, — сказал Коржевский.

Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и Андреев приказал перенести его в лазарет.

— Ничего, все в порядке, — ответил он на вопрос Белопольского.

Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по звездолету, да еще с грузом, было очень трудно. «Клиника», как в шутку называли лазаретное помещение, по счастью, находилась в этом же коридоре.

— Венера щедра на сюрпризы, — сказал Зайцев. — Что-то будет дальше?

— Как с линейкой, Зиновий Серапионович? — спросил Белопольский у Баландина.

— Она несомненно деревянная, — ответил профессор. — Породы дерева мы не могли определить…

— Не удивительно!

— Но можно с уверенностью утверждать, что она очень долго находилась в воде. По-моему, не меньше года.

— Не меньше года, — задумчиво повторил Белопольский. — Так! Выходит, что линейка попала в воду год тому назад?

— Как будто так.

— В таком случае бесполезно искать ее хозяев. За такой долгий срок ее могло принести из другого полушария планеты.

— А если ее потеряли звездоплаватели, то их корабль давно покинул Венеру, — добавил Мельников.

— Звездоплаватели?..

Белопольский пожал плечами. По этому жесту было видно, что Константин Евгеньевич не очень верит в посещение Венеры обитателями другого мира.

— Перископ еще наверху? — спросил он.

— Конечно нет.

— Поднимем его еще раз. Пройдемте на пульт, Зиновий Серапионович!

Воздушный шар с подвешенной к нему телевизионной камерой снова поднялся над звездолетом. На экране появился океан. Камера медленно вращалась, и водная равнина сменилась оранжево-красной панорамой «леса».

— Поднимите перископ выше!

Мельников исполнил приказание. Было заметно, что шар сильно относит к востоку, но все же горизонт расширился.

— Так и знал! — сказал Белопольский. — Смотрите!

Глазок перископа повернулся в это время к северу. И Баландин и Мельников одновременно заметили вдали темную полоску воды. Такие же полоски оказались с запада и юга.

— Мы на острове, — сказал Белопольский. — Когда Станислав Казимирович говорил, что деревья на берегу в действительности кораллы, я сразу подумал, что нам попался не материк, а коралловый остров, который выходит на поверхность только днем, во время отлива. Ночью — это дно океана. Становится понятным, почему здесь нет растительности, которая должна быть на Венере, а только морские организмы. Необходимо отыскать материк и перелететь на него.

— Остров совсем не так уж велик, — заметил Баландин. — Даже удивительно, что мы не заметили, подлетая, что это остров.

— Было гораздо темнее, — ответил Мельников, — и горизонт был закрыт грозовыми фронтами.

— Но все же, — продолжал профессор, — он гораздо больше, чем самые большие коралловые постройки на Земле. Правда, и сами кораллы, если это действительно кораллы, неизмеримо крупнее земных. Во всяком случае, прежде чем улететь, надо тщательно изучить остров.

— Безусловно! — согласился Белопольский. — Тем более, что мы и не можем скоро покинуть это место. Кораблю негде развернуться для старта. Он останется здесь до вечера, то есть недели полторы.

ВОЗДУШНАЯ РАЗВЕДКА

На Земле, которая в полтора раза дальше от Солнца, чем Венера, приливная волна достигает в некоторых местах, например в бухте Фанди в Северной Америке, между Новой Шотландией и Новым Брауншвейгом, двадцати одного метра в высоту. Правда, земные приливы обязаны своим происхождением главным образом Луне, притяжение которой заметно влияет на них, но близость Венеры к Солнцу должна была с избытком возместить отсутствие у планеты спутника. По мнению Белопольского и Баландина, приливы на Венере могли достигать восьмидесяти метров. Ночью, когда вслед за Солнцем, уходящим к западному горизонту, на остров надвигается приливная волна, только вершины самых высоких коралловых деревьев остаются над поверхностью океана. Всё остальное погружается в воду.

Находящиеся сейчас на суше морские растения и животные с наступлением ночи «просыпаются» для питания и жизни. Днем, оказавшись на воздухе, они впадают в состояние своеобразного анабиоза, наподобие «земной спячки» у некоторых земных животных и растений. К такому выводу пришли Баландин и Коржевский.

Уже больше ста часов, почти пять земных суток, звездолет находился на Венере. Научная работа, к которой так тщательно готовились на Земле и в пути, постепенно развертывалась.

Помимо вполне естественного желания как можно лучше и полнее изучить то, что никогда и никем не изучалось, и свойственного ученым «ненасытного» любопытства, заставлявшего их забывать об отдыхе, членов экипажа «подгоняли» мысли о Земле.

Перерыв радиосвязи, сознание, что близкие люди, ставшие в разлуке еще дороже, мучаются страшной неизвестностью, тяжело переживалось всеми. Постоянная занятость помогала бороться с томящей тоской. Андрееву приходилось часто обращаться к Белопольскому или Мельникову, чтобы поддерживать неизменным установленный ими распорядок дня, а в особенности «ночи». В определенные часы экипаж звездолета обязан был ложиться спать, но почти «ежедневно» кто-нибудь пытался нарушить это правило.

За бортом был «вечный» день, — туманная полумгла, не рассеиваемая ни единым лучом Солнца. Чуть ли не через каждый час свет сменялся полным мраком наступающих гроз. Некоторые члены экспедиции начали проявлять нервозность. Андреев и Коржевский ввели обязательные лечебные процедуры, которые должны были ежедневно проходить все без исключения. Попытки уклониться от них, особенно частые со стороны Второва, Топоркова и Князева, решительно пресекались командирами корабля. Сохранить здоровье — это было одной из главнейших задач. Белопольский и Мельников, которые сами чувствовали себя превосходно, первыми являлись в «клинику», показывая пример остальным.

— Условия на Венере, — говорил Андреев тем, кто сомневался в необходимости его мероприятий, — настолько необычны для нас, что совсем незаметно может подкрасться болезнь. Нервная система — это всё. Когда она в порядке, человек гарантирован от многих неприятностей.

— Я здоров, как никогда, — говорил Топорков.

— Не зарекайтесь! Вы не на Земле.

Ближайшие окрестности звездолета были уже тщательно осмотрены, и холодильники приняли на хранение обширные коллекции образцов фауны и флоры острова. Звездоплаватели освоились с «коварным» нравом обитателей планеты, и едва не ставший трагическим случай со Второвым больше не повторялся.

С каждым днем опасность пребывания на берегу уменьшалась. Чем выше поднималось над горизонтом невидимое Солнце, тем заметнее замирала жизнь. Все медленнее шевелились «лианы», «ленты» и «актинии». Нужно было подойти к ним вплотную, чтобы вызвать ответное движение, которое с каждым часом становилось всё более и более вялым. Природа засыпала на глазах. Частые ливни уже не вызывали оживления, как это было ранним утром. Ученые смелее и дальше проникали в дебри «леса».