– Тебе придется изменить внешность. Немного, чуть-чуть. Предтечи нет, а тебе - жить.
– Немного - это как? Как ты изменил себя, став римлянином?
– Примерно так. Это несложно. Я научу.
– Как скажешь, Кифа... А как ты скажешь, так и будет верно... Выходит, я должен стать другим?
– Другим?.. Не так прямо, не в лоб. Но подумай: зачем нам дурацкие вопросы?.. "А ты, случайно, не Предтеча?..", "Не ты ли меня посвящал на Ярдене?.." Тебя очень многие видели, Йоханан, тебя трудно не запомнить. Так что внешность придется малость изменить... А внутренне... Если сам не захочешь, никто не сможет.
– Хорошо хоть так...
Иешуа встречал их в двух поприщах от Капернаума. Сидел на траве под оливой, смотрел куда-то за пределы человеческого видения. Петр придумал определение, оно ему нравилось. Да и довольно точно описывало отстраненное состояние Иисуса, когда тот упирался взглядом в горизонт и уходил в себя, сидел недвижимо, даже, казалось, не моргал.
Подошли, сели рядом, Петр сказал:
– Иешуа, очнись. Ты откуда тут взялся?
Тот вздрогнул, вернулся, значит, "из-за пределов". Улыбнулся радостно:
– Вас жду.
– Услышал?
– Конечно. Два часа назад. И сразу пошел навстречу... - Обнял Иоанна, прижался лицом к лицу. - Как я скучал без тебя, брат! Кифа, спасибо тебе, что ты выручил Йоханана.
– Всегда готов служить, - буркнул Петр.
Хотя, что душой кривить: он действительно доволен был такой встрече своих двух любимцев, и в первую очередь тому, что все в ней искренне было - и радость, и надежда, и уверенность в том, что все теперь пойдет преотлично. И даже приятное для Петра объяснение этой уверенности: они наконец вместе. Все трое.
И тогда пришло решение - как и должно было прийти.
– Принимай нового ученика, Иешуа. Он пойдет с нами. До конца. Имя его Йоханан, ты знаешь, оно все то же. Только - не Предтеча, тот, к великому несчастью, погиб. А этого назовем Богословом. Йоханан Богослов - звучит?..
– Звучит, - согласился Иешуа. - А Йоханан согласится идти с нами?
Боже ж ты мой, восхитился Петр, он спрашивает у меня, потому что ему неловко спросить у самого Иоанна: пойдет ли он позади - не только на словах, как утверждал во время посвящения Иешуа январской водой Ярдена, а на деле, - в реальности, жизни? Сказать - куда легче, чем сделать. Тем более тому Иоанну, Предтече, Крестителю, которого впервые узнал Иисус и которого много лет знал Петр.
Но ответил Иоанн - другой, который шесть дней ждал Петра в подземелья Иродового дворца:
– Я пойду с тобой до конца. - И повернулся к Петру: - А ты знаешь конец, Кифа? Каким он будет?
– Понятия не имею, - засмеялся Петр.
И в данный конкретный момент он был абсолютно искренен в своих словах, но в то же время знал точно, что впереди у них - огромное множество конкретных моментов и каждый будет корректировать конец или, точнее, финал этой долгой истории. Хотя он все равно получится таким, каким должен получиться.
Шли в Капернаум - по новой иерархии. Впереди - Иешуа, чуть сзади - Петр и Иоанн, самые близкие ученики Мессии, если верить евангелистам.
Иоанн спросил Петра - непривычно робко, будто и не надеясь на ответ, который только что не получил:
– Не обманывай меня, Кифа. Ты знал, как будет сегодня. И знаешь, как будет дальше. Так?
И Петр ответил - серьезно и максимально честно:
– Я знаю, как должно быть. А как будет - знает только Бог. Иоанн помолчал, осмысливая услышанное. Спросил снова:
– Ты когда-нибудь расскажешь мне, как должно быть? Петр молчал. Иоанн не переспрашивал. Так, в тишине, дошли до Капернаума, до дома Филиппа. И тут Петр решился:
– Когда-нибудь расскажу, Йоханан. И очень надеюсь, что ты сумеешь все понять. Только не торопи меня...
В конце концов, что он терял, давая обещание? Ничего ровным счетом. Ему очень нужен был в проекте - а дальше больше! - помощник, соратник, единомышленник. Техники - не в счет, они - вне действия, а внутри действия только он, Петр, и никого рядом. Трудно? Не то слово. Как говорится: знал бы соломки подстелил бы... А Иоанн?.. Если он и вправду - другой, не яростный и бескомпромиссный вчерашний Предтеча, а спокойный и мудрый сегодняшний Богослов, то почему бы и нет? Лучшей кандидатуры Петр и не желал...
Как там в вечной, столетья не умирающей книге Владимира Ивановича Даля?.. Поживем - увидим. Время покажет. Что хорошо, то не скоро. Этой песни - конца нет...
ДЕЙСТВИЕ-3. ЭПИЗОД- 1
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 25 год от Р.Х., месяц Адар
Доморощенная гвардия Иешуавступила в Иершалаим в середине марта, или по-местному в самом конце месяца Адар. Город не сопротивлялся, напротив, встретил Машиаха с соратниками гостеприимно: тихой и ясной погодой, призывными криками торговцев, навязчивым людским гамом - непременным атрибутом столицы, и теплом нагретого весенним солнцем камня мостовых.
Теперь их было девять: Иешуа, Петр, Иоанн, с измененными Мастером чертами лица - легко измененными, почти неуловимо, а все ж никто в нем не должен распознать Крестителя, он теперь просто ученик; Андрей, который согласно Истории окажется через много лет Первозванным, рыбаки Фома и Иаков, бывший зилот Иуда, Левий-мытарь, и совсем молодой паренек из Каны по имени Натаниэль или просто Натан. Ему Иешуа вылечил ногу, неправильно сросшуюся после травмы: парень до встречи с Машиахом сильно и уродливо хромал. Выпрямившаяся на глазах у изумленного народа кость заставила Петра в очередной раз мысленно, - а, точнее уже, бессмысленно! - воззвать к небу: о Боги! Что же еще сможет эта матрица? Под Богами, очевидно, подразумевался шеф Службы Времени Дэнис, знавший про матрицу нечто, не положенное никому. Или тоже ни хрена не знавший и поэтому все затемнивший донельзя... Определение "бессмысленно" для Петра - не случайно. К собственному опасению - а, скорее, даже к некоему подспудному страху, - он давно понял, что глупо удивляться все новым и новым проявлениям матрицы в действиях Иешуа, надо просто быть всегда готовым к ним - любым! Как говорили древние, кстати, может, и недалекие современники сотоварищей Петра: "Nil admirari!" - "Ничему не удивляться!"...
Да, о Натане. После чуда, происшедшего с ногой, Натан сам попросился в ученики к Иешуа, а тот не отказал.
Они пришли в Иершалаимпо дороге, тысячи раз исхоженной галилеянами, вытекавшей узкими ручейками из городишек и деревушек северной приозерной земли, ручейками, сливавшимися в итоге в одну реку-дорогу, долгую, упиравшуюся в северные, естественно, городские ворота, по мере приближения к городу обраставшую все большим количеством хижин, лачуг и прочих сооружений, в которых шла жизнь абсолютно такая же, как и внутри городских стен. Но эти места не считались городом. В лучшем случае - пригород. Здесь жили те, кому в городе по тем или иным причинам жить было нельзя - чистильщики одежды со своими зловонными чанами, пожароопасные кузнецы, скотники, державшие в обширных загонах овец для жертвоприношений... Еще здесь обреталось немало тех, кто не хотел бы часто попадаться на глаза представителям закона - римской претории уследить бы за порядком в городе, а уж до трущоб руки точно не скоро дойдут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});