Антипа совершенно искренне изумился:
– И все?
– Все, - все еще уставившись в пол, подтвердила девочка. Петр взглянул на Иродиаду. Та стояла отрешенно, будто просьба дочери вовсе ее не касалась. Каприз взрослого ребенка. Или юной женщины, как хотите.
– Зачем тебе это? - продолжал недоумевать Антипа. Что ж, его можно понять. Он готов был услышать любой каприз. Алмаз в пятьдесят каратов. Дворец в Иерихоне. Ну, наконец, - это уж современные Петру аналогии - отправить девушку в Рим, танцевать перед Цезарем...
– Я хочу, чтобы ты убил пленника.
– Предтечу?
– Мне все равно, как его называет чернь.
Антипа тяжело вздохнул. Петр услышал: не от жалости к Иоанну, он, Антипа, никого никогда не жалел, а об Иоанне, похоже, услыхал только, когда кто-то Иродиада, наверное, - потребовал его ареста. Антипа недоумевал. Просьба была вне его разумения. Слишком сложно для уставшего от обжорства и пьянства мозга.
– Да пожалуйста, - сказал он, - хоть сейчас... Но все-таки: может, еще что-то, посерьезнее?
– Ничего, - тихо ответила Саломия. - И именно сейчас.
– Стража! - крикнул Антипа. И тут Петр шагнул вперед:
– Подожди, господин мой.
– В чем дело? - недовольно спросил тетрарх.
А сквозь толпу лихо продирались стражники.
– Я много путешествовал и многое повидал, - начал Петр, глядя не на Антипу, а на Саломию, которая соизволила малость удивиться и тоже взглянуть на римлянина. - Я знаю искусство танца Айгиптоса-Мицраима и Эллады. Я видел, как поют и танцуют северные варвары. Я наблюдал танцы лучших ритуальных танцовщиц далекой и таинственной Ходду. Я уже немолод, я думал, что давно научился изумляться. Но танец Саломии снова сделал меня молодым и восторженным... Ты выполняешь ее странную просьбу - быть этому. Но дай и мне возможность хоть в малой степени отблагодарить Саломию...
Люди приумолкли. Люди здесь вообще становились не очень-то говорливыми, когда речь держал римлянин. Мало ли что он подумает...
Вот и Антипа спросил осторожно:
– Что ты задумал, Вителлий?
– Позволь мне убить твоего пленника.
В зале опять зашумели: просьба девочки плюс просьба гостя - не чересчур ли?
И тогда вновь заговорила Саломия.
– Как я могу верить тебе, римлянин? - спросила она. - Как я узнаю, что ты не обманул?
Петр ухватил край большого золотого блюда, рванул - посыпались на пол финики, сливы, яблоки.
– Я принесу его голову на этом блюде и положу к твоим ногам, Саломия... Не дожидаясь ответа, выхватил из рук стражника короткий меч, который, кстати, тот не имел права носить. Только римляне могли носить холодное оружие. Но Петр не стал мелочиться. - Пусть стража проводит меня.
– А что, - засмеялся Антипа, - неплохая мысль. И весело. Давай, Вителлий! Это будет отличное блюдо на моем дне рождения. - И сам первый оглушительно захохотал над собственной шуткой.
И все, конечно, его дружно поддержали.
А Петр, взметнув вверх правую руку - с мечом и левую - с отличным блюдом ко дню рождения тетрарха, пошел из дворца. И стража шла вокруг него.
И уже на ходу ликующий взгляд Петра встретился со взглядом Иродиады. Странно она на него смотрела: недоверчиво, настороженно, что-то подозревая, а что - самой непонятно.
Но было уже поздно.
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 6
ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ, 24 год от Р.Х., месяц Таммуз
(Окончание)
В подземелье, где сидел Иоанн, было по-прежнему тихо и темно. Что, в принципе, совсем не странно. Стража довела Петра до каменной лестницы, ведущей в естественную, Природой подаренную тюрьму, и осталась ждать наверху: так захотел Петр.
Старший стражи попытался было возразить:
– Как же вы один, мой господин?.. Преступник опасен...
– Мне?
В голосе Петра слышалось столько презрения, что старший не счел возможным дальше убеждать гостя. Хочет сам - пусть сам на рожон и лезет. В конце концов, им приказано только проводить римлянина. Он все же рискнул предложить Петру:
– Возьмите хороший светильник, - протянул ему большой глиняный сосуд-чайник с высоким языком пламени. - Там темно, как во время тьмы в земле Мацора...
Петр светильник взял.
Спросил для приличия:
– Где он там, пленник этот?
– В самом конце, в яме... Яма-то глубокая. Как вы станете ему голову рубить? Его ж вытащить надо, а он сильный... - Он все еще сомневался в возможностях человека, вволю накушавшегося доброго вина и слегка потерявшего разум от буйных плясок малолетней дочки хозяйки. - Может, мы с вами?..
– Я же сказал, солдат, - надменно произнес Петр, - ждите меня в доме. Никому не расходиться...
Он спустился в подземелье и быстро - светильник хорошо освещал путь дошел до ямы. Иоанна в ней не было, но в одной из штолен тускло мерцал огонек.
– Выбрался все-таки, - с искренним облегчением сказал Петр, влезая, согнувшись в три погибели, в низкую штольню каменоломни. - А то прямо как сирота...
– А кто ж я, по-твоему? - удивился Иоанн. - Родителей у меня уже нет...
Он сидел на корточках, с упором на пятки, положив локти на колени - как сидят, отдыхая, буддийские монахи. Петр тоже сел так, хотя поза эта удобной ему не показалась, бережно положил меч на каменный пол.
– Откуда оружие? - походя, равнодушно поинтересовался Иоанн. - И зачем?
– Меч принадлежит одному из стражников Антипы, - полным ответом удовлетворил Петр любопытство ученика. - Местная стража не имеет права носить при себе холодное оружие, я должен был бы сообщить о явном нарушении прокуратору, но не стал. Поскольку меч нужен мне. А нужен он мне для того, чтобы отрубить тебе голову и принести ее на блюде во дворец - некой Саломии, дочке любимой тобой Иродиады. У меня для этого и блюдо есть... - Он подтянул в штольню из темноты золотое блюдо.
– Что за бред? - теперь уже всерьез удивился Иоанн. - Ты можешь подробнее и без шуток?
– Какие уж тут шутки, - тяжко вздохнул Петр. - Смерть твоя пришла. Послушай...
Ему не хотелось долго пересказывать происшедшее, поэтому он просто сосредоточил себя на нем, а Иоанн легко считал информацию. Все это заняло от силы пятнадцать секунд.
– Я же тебя предупреждал, - сказал Петр. - Ты обидел жену Антипы. Она мстительна и жестока. Сначала тебя взяли по ее, полагаю, наущению, а теперь...
– Теперь понятно... - Иоанн задумчиво смотрел на огонь, шевелил над ним пальцами, словно грел их. - Мстительная - да. Я - дурак, ты прав, Кифа. Мне надо учиться скрывать свои эмоции. Несдержанность вредит делу... Но ведь и смерть моя делу тоже не поможет...
– Это точно, - согласился Петр, не утешая ученика.
– Но почему такие сложности? Почему не проще убить меня без лишнего шума, а не устраивать римский театр с отсеченной головой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});