И в ней, по всей видимости, стоял или совсем маленький первый храмик, или же статуя…
— Аполлона Дельфиния?
Карасев развел руками.
— Увы, не знаю! Вероятнее всего, Аполлона. Ведь в остальных ямах были не просто черепки, а остатки посвятительных сосудов. Наверное, эти килики употреблялись на храмовых празднествах, потому что на черепках каждого сосуда было написано посвящение именно Аполлону Дельфинию. Сосуды хранились в храме, но они разбивались! А выбрасывать просто так храмовую посуду, тем более с посвятительной надписью, нельзя. Вот и закапывали их в специальные ямы на территории храма…
Так произошло первое «опознание»: центральный храм ольвиополитов был посвящен Аполлону Дельфинию. Ясно, что и при дальнейших перестройках здесь находился ему же посвященный храм. Другие храмы были опознаны таким же образом. В таких же ямах археологи нашли расписные сосуды с посвящениями Зевсу и Афине. Следовательно, у Зевса и Афины на теменосе был один общий храм…
Здесь, в центре древней Ольвии, за невысокими стенами, над которыми поднималась зелень священной рощи, высокие и, по-видимому, раскрашенные фронтоны храмов, находилось большое храмовое хозяйство. У входа в теменос археологи открыли остатки маленькой гончарной мастерской с запасом песка и глины, с керамическими формами для статуэток, которые могли тут же покупать ольвиополиты, чтобы жертвовать в храмы в благодарность за удачу уже свершившихся предприятий, или призывая благосклонность богов на грядущие дела. Между священной рощей и этой мастерской находилась глубокая цистерна для воды. За храмом Зевса и Афины — обширный водоем. Его выкопали, когда старая цистерна пришла в негодность: археологи обнаружили на ее стенке большую трещину. После сооружения водоема эта цистерна заменила многочисленные ямы для «погребения» пришедших в негодность храмовых сосудов и терракотовых статуэток. Ведь их тоже нельзя выбрасывать на общегородскую свалку! Статуэток в цистерне нашли около трех тысяч — все разбитые или с намеренно отбитыми головами, чтобы никто не мог их использовать второй раз…
— Ну да, нечто вроде периодического «списания» храмового имущества! — посмеивался Карасев пришедшей в голову аналогии.
— Но вы еще не сказали, откуда появился на теменосе слой лесса! — напомнил я Карасеву.
— Разве это не понятно? — удивился он. — Вероятно, вы заметили, что здания, которые мы находим вокруг агоры, относятся к концу четвертого века до нашей эры? Это было время какой-то грандиозной перестройки всего города, его обновления… И теменоса это тоже коснулось! Нам удалось проследить любопытную деталь: если сначала уровень теменоса совпадал с уровнем окружающих улиц, то к концу четвертого века до нашей эры на территории теменоса приходилось уже не входить, а спускаться! Да-да, нарос культурный слой! Сначала пристроили у входа одну ступеньку, потом еще две…
— И таким образом, засыпав все лессом, ольвиополиты решили поднять внутренний уровень теменоса?
— Тут, батенька, дело сложнее! Ведь на теменосе, как понимаете, все было священным. Храмы разобрали, но остались алтари, жертвенники, вот эти постаменты от разбитых статуй… Что с ними делать? Не нужны, а выбросить нельзя! Вот греки и решили похоронить все это — ведь лесс был чистейшим. Проще-то просто мусором городским завалить, как обычно при строительстве делалось, да нельзя — предметы священные!..
— Но, кроме этих соображений, никаких доказательств нет?
— Почему же? Во-первых, уровень засыпки не превышает уровня центрального алтаря. А я говорил вам, что этот алтарь — кстати, имевший сверху три плиты с чашами для возлияний, по числу трех храмов, перед которыми он стоял, — по крайней мере, раз пять перестраивался и увеличивался. Даже после гетского разгрома, когда город сократился и бывший теменос остался за городскими воротами, здесь еще помнили об этом древнейшем алтаре. Только он уже был не каменный — сверху его деревянный «кожух» закрывал… А во-вторых, мы нашли древние рéперы. Вон тот камень, поставленный на попа, и еще там, за алтарем. Они один уровень отмечают, именно тот, до которого греки засыпали теменос лессом. Тут у них все было продумано…
— А почему, как вы думаете, началась такая перестройка?
— Хитрый вы, батенька, какой! — рассмеялся Карасев, и глаза его озорно сощурились под тенью козырька. — Все вам подай! Хотели и перестроили…
— Ну-ну, Александр Николаевич! — не отставал я. — Так же не бывает! Тем более, такой экономный народ, как вы говорите…
— Ну ладно! — сдался Карасев. — Только ведь это предположение, гипотеза, доказательств прямых у нас до сих пор нет, учтите! Когда Александр Македонский отправился в Индию, начальником над Понтом он оставил некоего Зопириона… Зопирион, полководец Александра, полагал, что он может показаться бездельником своему победоносному властителю, если не предпримет на свой страх и риск какое-либо мероприятие. Поэтому, как сообщают древние авторы, он собрал около тридцати тысяч войска и пошел войной на скифов. Излишнее усердие часто кончается плачевно. Войско Зопириона было полностью разбито, а сам он убит. Где произошло это сражение, как далеко продвинулся в Скифию Зопирион, — ничего не известно. Поход Зопириона должен был окончиться в 331 году до нашей эры. Возможно, полководец дошел до Днепра, потому что Аммиан Марцеллин упоминает о существовании Александровых алтарей у берегов Борисфена. Но больше всех сообщает об этих событиях римский историк Макробий, который писал, что борисфенты, осаждаемые Зопирионом, отпустили на волю рабов, дали права гражданства иностранцам, изменили долговые обязательства и таким образом могли выдержать осаду врага.
По-видимому, свобода города висела на волоске. Осада велась по всем правилам эллинского военного искусства: тараны били в стены и в ворота, в город летели зажженные стрелы и огромные камни, разрушавшие дома и храмы. Пострадал, конечно, и теменос, — не случайно Карасев обнаружил под слоем лесса столько мраморных осколков и пустые постаменты статуй и декретов. Но Зопирион Ольвию не взял и вынужден был отступить.
В ознаменование победы ольвиополиты, по-видимому, решили не просто заново отстроить город, но и полностью его перестроить, в первую очередь храмы и другие общественные здания, украсив их и расширив. Отсюда и «захоронение» остатков теменоса, постройка гимнасия, дикастерия и «Большой стои»…
6
Обычно развалины античных городов предстают перед современным зрителем в безжалостном свете дня, который обнажает каждую трещину каменной кладки, все непоправимые изъяны и бреши, что нанесло им сокрушительное время. И только голубизна неба, синь моря и жаркое солнце напоминают о полдне жизни, царившем некогда среди этих камней.
В Ольвию я попал осенью, когда не переставая дуют восточные и