каждый день ходят в парк, где она общается с детьми и перенимает от них язык. Дочка говорит, что ей здесь нравится, потому что тепло, и светит солнце. Ну, хоть кого-то радует положение, в котором мы оказались.
Сижу минут десять, собираясь с мыслями, а затем иду в гостиную, где на диване расположился Серхат. Как правило, улыбчивый и позитивный, сегодня мужчина озадачен, со сведёнными к переносице бровями.
– Привет, Нур, – он выдавливает из себя улыбку. Меня ужасно раздражает, когда Серхат так меня называет, но говорит, что делает это специально, чтобы я привыкала откликаться на чужое имя. Скупо киваю, усаживаясь напротив. – Подпиши, – подталкивает ко мне стопку бумаг.
– Что это? – смотрю на листы, ничего не понимая, потому что всё на турецком.
– Я перевожу на тебя все дела Кости.
– На меня? Зачем всё переводить на меня? Что с Костей? – в груди огненным кольцом разрастается паника, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не начать кричать на Серхата.
– Мне нужно уехать, и я больше не могу вплотную заниматься его делами. Всё не так сложно: фабрика по обработке кожи и меха, ресторанный бизнес и сеть кондитерских.
Ухмыляюсь, услышав последний пункт. Словно Костя подгадал, когда женился на мне.
– Здесь всё на турецком, – перелистываю документы. – Я и половины не понимаю, тем более не могу взяться за дела Островского. Пара ошибок и он может остаться банкротом.
– Это точно не про него. Знаешь, сколько раз я думал: всё, нам кают, не выгорит. А через несколько недель всё налаживалось, и мы получали деньги. Затем уводили их в офшоры через подставные фирмы. Снова и снова по отработанной схеме. Ошибки возможны, но ты быстро научишься. Гриша говорит у тебя большие успехи по изучению языка, немного подтянуть и сможешь легко влиться в процесс.
– Что с Костей? – снова задаю вопрос, намерена в этот раз получить хоть крупицу информации.
– Он в тюрьме.
Дыхание перехватывает, но я остаюсь неподвижной и не свожу взгляда с Серхата. Этого мало для того, чтобы во мне вновь зажглась надежда, но достаточно, чтобы понимать: от варианта «не жить» Островский отказался.
– Ему помогут, обеспечат безопасность. На свободу пока нельзя, долго не проживёт.
– Его план не сработал?
– Скорее, наоборот. Я знаю Костю много лет. Он ничего не делает, не оценив риски – поверь. Это не тот человек, который бежит сломя голову не разбирая дороги, чтобы оседлать свою цель. Каждое действие, слово, даже взгляд, просчитаны задолго до предполагаемого события. Мы видим частное, он всегда общее.
И сейчас я полностью согласна с Серхатом: как только я переступила порог дома Аронова, Островский точно знал, как использовать меня в своей игре.
– Есть вероятность, что он выйдет на свободу?
– Больше, чем ты думаешь. Сейчас для меня важно, чтобы ты занялась делами здесь, пока я обращу своё внимание на филиал в Италии. Я должен быть уверен, что, столкнувшись с трудностями, ты не спасуешь и приложишь все усилия, чтобы продолжить дело Кости. Он вернётся, Лена. Когда? Я не знаю и обещать не могу. Нужно просто ждать.
Ждать… Вечерами мне хочется биться головой о стену, когда чёртово ожидание становится невыносимым и разрывает на части. Но, возможно, Серхат прав: занявшись делами Островского, пусть неумело и неуверенно, у меня появится возможность отвлечься от негативных мыслей и переключиться на нечто действительно полезное.
Подписываю документы, не глядя, в тех местах, на которые указывает Серхат. Возможно, я сейчас поставил свою подпись под смертным приговором, но меня это мало волнует. Мужчина вкратце объясняет, что именно там написано, раскладывая бумаги на три отдельные стопки. Занимаю вечер их изучением при помощи собственных познаний и словаря. Вновь проверяю новости, вбив фамилию Кости, но ничего не выдаёт. Отработанное действие. Неизвестность пугает больше, чем плохие новости. Единственный человек, который безоговорочно верит, что Костя вернётся – Тася. Я пытаюсь донести, что, возможно, Островский не сможет к нам прилететь, но дочка не желает слушать доводы, повторяя снова и снова: «Он мне обещал».
Несколько дней отказываюсь появляться на фабрике под различными предлогами, ссылаясь то на недомогание, то на тошноту или отсутствие настроения, но в конце концов, Гриша заставляет меня одеться и поехать на другой конец города. Взрослые мужчины, которых здесь большинство, смотрят на меня с интересом, ухмыляясь и обсуждая между собой в моём присутствии. Но, как только я начинаю говорить на турецком и даю понять, что всё понимаю, они замолкают. А уже после упоминания Парето и вовсе с интересом внимают мне, ожидая указаний. Одно только упоминание об Островском действует на людей отрезвляюще. Запоминаю, что этим можно воспользоваться в сложные моменты.
Ко мне приставляют Онура, юриста, который терпеливо и монотонно объясняет мне принципы ведения бизнеса в Турции. В голове сумбур и неразбериха, поэтому каждый вечер я обкладываюсь учебниками и документами, чтобы хоть немного разобраться с возложенными на меня обязанностями. Часто чувствую себя глупой и просто реву в подушку, не понимая, что расстраивает меня больше: отсутствие рядом Кости или невозможность понять, как управлять его бизнесом. Неправильную жену он себе выбрал. Нужно было жениться на Гронской. Она настолько глупа, что твёрдо уверена в своих способностях, и никто не сможет переубедить её в обратном.
Мой пыл по отношению к фабрике остывает окончательно, когда посещаю сеть кондитерских. Словно я попала в свою самую сокровенную мечту, где меня окружают ароматы мёда, миндаля и каштанов. Как заворожённая обследую кухню и сладости, выясняя нюансы рецептов. Существуют десерты, которые готовят исключительно мужчины, но это не мешает мне наблюдать за их действиями, изучая процесс поэтапно. Мне кажется, как только я переступила порог одного из заведений, время резко перепрыгнуло на несколько недель вперёд без моего ведома, а я позволила себе не думать о Косте. И это единственное дело, на которое я согласна положить все силы и время. Уйти с головой в приготовление нового и интересного для меня, чтобы не сойти с ума в ожидании, когда порог дома переступит Островский.
Пока я сосредотачиваюсь на кондитерских, Онур ежедневно напоминает, что есть важные вопросы на фабрике, от которых я отмахиваюсь. В итоге заключение сделки приводит нас к потерям. Незначительным, как выразился юрист, но существенным для меня, как для руководителя. Приходится распределить силы, чтобы не уничтожить одно, развивая другое.
Так проходит ещё месяц: в делах, изучении языка и отсутствии новостей об Островском. Но в один из вечеров, привычно вбив поисковой запрос, читаю вышедшую статью: Островского Константина Сергеевича осудили на пятнадцать лет.
Пятнадцать лет… Целая жизнь. Так много. Невероятно