год работаю в лаборатории Университета Гумбольдта. Когда-нибудь был в Аркате?
Рич хмыкнул.
– На мой вкус, там слишком много всяких новомодных штучек.
– Ясно. – Дэниел достал из кармана мятную конфетку, предложил поделиться. Рич наблюдал, как он разворачивает обертку.
– Где Карпик? – неожиданно спросила Коллин. Рич и Дэниел обернулись, словно забыли о ее присутствии.
– На заднем дворе. – Рич сделал еще один шумный глоток. – А какой именно рыбной работой ты занимаешься?
Рич не задавал столько вопросов и за целый год.
– В основном исследованиями.
– Любишь ловить рыбу?
– Дядя брал меня с собой, когда я был мальчишкой. Ты?
– Конечно. Часто удил, когда был моложе. Некоторые ручьи раньше можно было перейти, не замочив ботинки, – столько там было рыбы. Ты сюда из-за этого пришел?
– Можно и так сказать. – Дэниел перевел дыхание. Коллин показалось, что он нервничает. – Я брал кое-какие пробы из вашего ручья.
Коллин пошевелилась, ее взгляд метнулся в сторону кухни, к банкам из-под варенья, спрятанным в шкафчике.
– Вообще-то, я брал пробы из всех окрестных ручьев, – объяснил Дэниел. – Изучил весь водораздел.
Рич откинул голову на спинку дивана. Дэниел наклонился поближе.
– В поверхностных водах очень большой уровень двух феноксигербицидов – 2,4-Д и 2,4,5-Т. Это обычные дефолианты, которые часто используют. Я могу дать вам кое-какую литературу…
– Литературу. – Рич поставил кружку на журнальный столик рядом с подставкой – будто осторожничать больше не имело смысла.
– Гербициды, которые они распыляют, – не только «Сандерсон», но и Лесная служба округа, содержат те же ингредиенты, что и агент «оранж», и в них содержится ТХДД, диоксин. Он токсичен не только для растений, но и для животных, – Дэниел бросил на Коллин быстрый взгляд, – и для людей. Их начали распылять в пятидесятых, и все это время они биоаккумулировались, накапливаясь в рыбе, в оленях, и когда вы едите этих оленей…
– Я вынужден вас на этом прервать, мистер…
– Дэниел.
Рич встал.
– И все это стекает в воду. Все, что они распыляют, попадает прямиком в ваши кружки.
– Значит, кофе вы допивать не будете, – Рич открыл входную дверь.
– Это кошмарная дрянь. Мы говорим о врожденных дефектах, о раковых заболеваниях. – Взгляд Дэниела снова вернулся к Коллин. – В Орегоне участились выкидыши. Они говорят, мол, все в порядке, это безопасно. Убивает только сорняки. Если бы вам сказали, что существует безопасная пуля, вы позволили бы им выстрелить ей в голову вашему маленькому мальчику? Я видел вашу водопроводную трубу. С таким же успехом можно просто перелить эту отраву к себе в резервуар. Но есть петиция, которую вы можете подписать. Слушай, мне жаль. Я понимаю, что…
Рич покачал головой:
– Ничего ты не понимаешь. – Он держал дверь распахнутой.
– Вы замкнутые люди, мистер Гундерсен. Не лезете не в свое дело. Я понимаю. – Дэниел встал. Его взгляд скользнул по Коллин и обратно. – Но на вашем месте я бы хотел знать.
– Вы не имеете права вторгаться на чужую территорию, – сухо произнес Рич.
– Сандерсон…
– Хребет 24-7, вплоть до Проклятого ручья, принадлежит нам.
Коллин нахмурилась. Это было непохоже на Рича – так лгать. Ее охватило беспокойство. А что, если Дэниел не уйдет? Что еще он расскажет?
– Это наша земля, – повторил Рич напряженным голосом. – Мы не хотим, чтобы вы на нее заходили.
Дэниел бросил на Коллин вопросительный взгляд.
– И прекрати пялиться на мою жену, – отчеканил Рич. – Ей вам тоже нечего сказать.
– Мистер Гундерсен, я не хотел вас расстраивать…
– Вы меня не расстроили, – Рич стоял рядом с открытой дверью. Дэниел сдвинул вправо деревянную миску, постучал пальцем по пустому месту в кроссворде. – Тоска, – сказал он и вышел.
Желание. Пять букв. Начинается с буквы Т.
Рич закрыл дверь. Сердце Коллин колотилось в такт с головной болью.
– Не надо было его впускать, – проговорил Рич.
– Почему ты солгал? – спросила она. Рич на нее посмотрел.
– О том, что мы владеем этой землей.
Он опустил взгляд.
– Я собирался тебе сказать.
– Сказать мне что?
– Я ее купил.
– Купил?
Рич сглотнул.
– Я собирался тебе сказать.
– Когда? – Голос эхом отозвался в больной голове; страх, что Дэниел разоблачит ее, что Рич узнает, что она натворила, еще не растворился до конца.
– «Сандерсон» собирается проложить дороги в нижней части Проклятой рощи, до самого ручья, – он наклонился, рисуя пальцем карту на столе. – Мы сможем использовать их, чтобы вывезти древесину. Я уже поговорил об этом с Мерлом. Одни только старые секвойи все окупят. Мы за один год заработаем в четыре раза больше того, что я вложил. Это семьсот двадцать акров земли. Весь хребет 24-7.
– Сколько это стоило? – спросила Коллин.
Рич вздохнул и встал.
– Ты же знаешь, что дом нам не принадлежит, Коллин. – Он вытянул руку, словно мог раздвинуть стены гостиной и выглянуть наружу. – У нас есть всего двадцать пять лет – или пока мы с тобой не умрем, а потом земля отойдет парку. Карпику ничего не останется. Они снесут дом до основания. Нечего будет унаследовать.
– Какое это имеет отношение к…
– Мы могли бы перенести дом повыше. На восточную сторону хребта 24-7, как только мы его расчистим. Там не такой уж и крутой склон. Да, пришлось бы ехать по грунтовой дороге, пока не выедешь на Безымянную, но, по крайней мере, это лучше, чем шоссе. Или… – Рич прочистил горло. – Мы могли бы купить дом в городе, если захочешь.
Коллин знала, что ему ненавистна сама мысль о жизни в городе, в окружении людей, вдали от родного леса.
– Сколько это стоило?
– Много. – Рич ковырнул носком ботинка ковер – словно окурок растирал.
– Рич, я твоя жена. Я имею право знать.
– Я даже не был уверен, что банк даст мне кредит. Ссуда на тридцать лет. В моем-то возрасте. – Он присел рядом с ней на корточки – колено болело слишком сильно, чтобы он мог на него встать. Взял ее за руку, медленно очертил круг на ее ладони. – Я подписал бумаги в августе.
– Когда ты собирался мне рассказать?
– Я не знаю, – признался он.
– Ты никогда ничего не рассказываешь. – От пульсации в голове ее начало тошнить. – Иногда я не понимаю, зачем ты вообще на мне женился.
– Коллин.
– Не надо, – отрезала она, хотя и не двинулась с места. – Что, если это правда?
– О чем ты?
– Что, если это из-за отравы, которую они распыляют? – Что, если из-за этого она потеряла своих детей? Что, если это все была не ее вина? Что, если была настоящая причина, а не эти бесконечные: «Тебе просто не повезло, это было неподходящее время»? Как будто невезение было медицинским диагнозом.