напуганы и сомневаются куда больше, чем злятся, – то, что Янгред увидел яснее всего.
Дольше всех стояли те, кто сдерживал у центральных казарм наемников. Но, в конце концов, когда пленники, вместо того чтобы в очередной раз прорываться по улице, влезли на обгорелые крыши и открыли огонь оттуда, сдались и эти стрельцы: с тыла их уже теснил пришедший на выручку Хайранг и присоединившиеся к его людям эриго.
Теперь очаг сопротивления остался один. Резиденция градоправителя. Голубой замок.
Крыши его напоминали витые раковины, резьба фасада изображала спрутов. С замка и началась когда-то Инада, выстроили его так, чтобы одной могучей башней он целовал в висок море и с этой же башни можно было стрелять по вражеским кораблям. Говорили, замок возвел богатый пират, чтобы встречаться с возлюбленной, Рыжей Судьбой, а когда стал ей не мил, использовал башню, чтобы разбить мертвую флотилию, поднятую любимой со дна. Видно, на этом его приключения не кончились: заведя уже обычную жену, он построил ей вторую башню, смотревшую на город и устрашавшую врагов сухопутных. Отсюда – из верхних бойниц – и отстреливались весь день, отстреливались так, что разворотили набережную и буквально вскипятили ближние воды.
Янгред не мог понять этого упорства. Засевшие в замке не остановились, даже когда во всех храмах разом ожили колокола. Они зазвонили уже иначе, протяжно и мягко, возвещая, что бои окончены и можно безопасно выйти. Но Имшин и не думала сдаваться. Казалось, она собирается погибнуть, так и не открыв дверей.
Замок окружила уже сотня солдат, но трижды не сумела взять штурмом. Теперь, видимо, потеряв терпение, Хельмо велел принести ему почтовую птицу. В Инаде таковыми служили черные гагары – их ловили в бухтах и приучали запоминать по несколько несложных маршрутов. Присев на камни, Хельмо написал послание, привязал к лапе птицы и пустил ее к замку. Это была не первая попытка начать переговоры, но прежних гонцов не подпускали и на двадцать шагов – сразу стреляли. Ничего хорошего Янгред не ждал и теперь.
– Чем ты грозишь ей? – спросил он, увидев, что птица села на край бойничного проема, залупила по воздуху рябыми крыльями, а потом исчезла внутри.
Хельмо устало вздохнул.
– Не грожу. Обещаю. Чего грозить, это только укрепит ее в отношении к нам.
– И что обещаешь?
Хельмо задумчиво посмотрел на свои руки. У него, как и у Янгреда, не нашлось времени даже смазать их заживляющими снадобьями. Лишь недавно, и то по настоянию одной из монахинь, оба наспех промыли увечья и скрыли плотными кожаными перчатками, чтобы чуть проще было держать оружие, да и чтобы вид ошметков кожи не угнетал соратников. Янгред знал, что вскоре, если раны не обработать как следует, руки не будут подчиняться вовсе. Хельмо уже с трудом выводил в письме буквы, то и дело ронял перо.
– Что мы не разрушим город до основания и не угоним людей воевать насильно, если она покорится, – сказал он.
Янгред фыркнул. Он в подобном торге видел очевидный изъян.
– Думаешь, она поверит, что ты мог бы так поступить? Ты и так к ней подлизывался с момента, как вы увиделись.
Хельмо глянул ему в лицо – без обиды, но так, будто услышал небывалую глупость. А потом – опять же, тоном, будто разговаривает с неразумным ребенком, пояснил:
– Я не мог. Но у меня есть ты. И ты в ярости, я едва тебя сдерживаю.
Янгред даже слегка опешил. Все звучало без тени шутки.
– Я… ты меня… что?
Хельмо сделал страшные глаза, но его губы дрогнули в вызывающе веселой улыбке: «Ну и что ты мне сделаешь?» Янгред с напускным негодованием оскалил зубы и стукнул его кулаком в плечо, хотя внутренне и сам уже давился смехом.
– Ты действительно пугаешь ее мной?
Хельмо продолжал улыбаться.
– А кем еще? Тем более сейчас, когда твои рыцари разгуливают по городу и ищут, чем поживиться на бесхозных кораблях. – Он помедлил. – Ты же не в обиде?
– Какая низость, – одобрил Янгред и понизил голос. – А ты написал, что мы еще насилуем кого попало?
Хельмо рассеянно потер висок.
– А я-то думаю, что же я забыл ей сказать.
Янгред не успел ответить: Хельмо вдруг вскочил с камней, а солдаты загомонили на двух языках, показывая пальцами на шпиль башни. Проследив за их взглядами, Янгред увидел там новый флаг – широкий, алый, с сияющим солнцем. Царское полотнище. Стремительно взвившись, оно задрожало на ветру вместе с синим знаменем Инады. Грохнул залп – в воздух. И стало очень, очень тихо.
Вскинув зоркоглаз, Янгред увидел: пушки откатили. За выбитыми окнами, в бойницах, на укреплениях, на крыше – нигде не было больше ни движения. Шевельнулось подозрение: а не попытка ли это выиграть время, не маневр ли? Но когда несколько человек из восьмерицы осторожно выступили вперед и прошли до крыльца, их не тронули. Белокурый юноша, слегка похожий на Хельмо, но ниже и плотнее, поднялся на первую ступеньку, прокричал пару приветственных слов, махнул рукой. И тяжелые створки главных дверей – резные, испещренные коралловыми зарослями – вдруг распахнулись изнутри.
Уставшие солдаты заликовали, а вот Янгред отчего-то вздрогнул. Взгляд не получалось оторвать от кровавого полотнища над крышей, дурное предчувствие не отпускало. Но в этот раз, в отличие от истории с фруктами, он даже не мог ничего себе объяснить.
– Есть! Идем! – Хельмо шагнул к крыльцу. Недоуменно обернулся. – Ну, что ты?
– Я… – Но слов не нашлось. Вздохнув, Янгред тоже сделал шаг. – Хорошо, только не зевай, ладно? Один раз она нас уже обдурила. Мне не нужен твой труп.
Хельмо поморщился, фыркнул, но кивнул и снял с пояса пистолет. Сделав то же, Янгред догнал его, и под своды замка они ступили плечом к плечу; остатки дружины Хельмо и несколько эриго последовали за ними.
В прохладной тени огромного холла пол блестел от осколков, деревца трещин бежали по стенам. С них упали круглые пейзажные полотна, в углу лежали несколько убитых стрельцов, чьи лица небрежно накрыли синей гардиной. Янгред поднял голову и увидел под потолком канделябр в виде клубка кораллов – он каким-то чудом еще держался на толстой цепи, но, казалось, тоже грозил вот-вот рухнуть. Хотелось скорее из-под него выйти.
Среди державших оборону выжило всего-то тринадцать стрельцов, двое капитанов Пиратской Вольницы и несколько шелковых наемников; некоторые были ранены, но по-прежнему стояли на ногах. С ними проблем не возникло: все, едва увидев солдат, молча, покорно опустились на колени. За спинами этих горе-защитников укрывались трое испуганных девушек – видимо, челядь Имшин – и пятеро понурых безоружных