этот материал не сослались, обошли его, вот тогда действительно вас можно было бы заподозрить в чем-то неблаговидном. Не только вас, но даже и меня!
— Но ведь «Хим-унион» ликвидирован? Как же вы его до сих пор представляете и от его лица обращаетесь в государственные организации?
— Кто сказал, что «Хим-униона» больше нет? Он как был, так и остался. Только в нем другие лица, другой устав и другой, очень строгий над ним контроль со стороны органов Советской власти. А «Хим-унион» в нынешнем году намечает перешагнуть два миллиона рублей в оборотных средствах! «Хим-унион» существует, и потребность в карнаубском воске существует, только не надо окольными путями его доставать и даже воровать, а лучше наладить его производство самим. Воруют, сбывают из-под полы то, чего не хватает. Не будет недостатка в карнаубском воске, и никто не будет его сбывать на сторону, устраивать аферы. Так что мы с вами, вы и я – борцы за честность, а больше ничего. И все правильно, дорогой Петр Васильевич, все совершенно правильно!
— Петр Николаевич, – поправил Корнилов. – Николаевич!
— Разве? Не может этого быть! Не может быть, чтобы память мне изменила.
— Изменила, – подтвердил Корнилов,
— Никогда! Не может быть!
Ну вот... Ну вот и наступила та секунда, приближение которой Корнилов уловил обонянием, когда толстяк этот переступил порог его кабинетика. Уловил, но потом за разговором забыл о ней, о той секунде, теперь же почувствовал ее на вкус.
А посетитель объяснил Корнилову ощущение этого вкуса.
— Мы, нэпманы, – объяснил он, – всегда имеем преимущество перед госаппаратом, всегда. Его, аппарата, много, а нас мало, а ведь известно: один ум хорошо, два лучше, а три – совсем никуда не годно! А еще потому, что у вас, у совслужащих, разделение: одни, хотя бы вот и вы, думают, ч т о нужно сделать, а другие, где-то на местах, к а к сделать. А это нехорошо, такое разделение. Тем более нехорошо, что ч т о действительно у всех может быть одинаковым, но к а к – никогда, оно у каждого свое. А у нэпмана, у него в одной голове и то и другое всегда вместе. – И посетитель постучал себя по круглой лысоватой головке. – И то, и другое здесь, – подтвердил он. – Не верите?
Потом надолго и, как показалось Корнилову, с глубоким, чуть ли не с искренним сожалением замолчал. Потом вздохнул и тихо сказал: – А мы знакомы, Петр Васильевич.
— Сидели за одним обеденным столом, – подтвердил Корнилов.
— Мы знакомы с вами давным-давно! Но вы меня забыли, а я вас нет. Я вас помню, Петр Васильевич!
— С кем-то спутали, с каким-то однофамильцем. Со мной уже случалось, что меня путали, хотя и не сказал бы, что это очень распространенная фамилия – Корнилов.
— В германскую войну служили в Сарапулском полку, это точно, это вы отрицать не будете? И я там служил. Полковым писарем. Теперь подумайте, кому, как не писарю, знать по имени-отчеству офицеров полка? Тем более батальонных командиров. Более того, я с батюшкой вашим состоял, можно сказать, в переписке. Когда вы отбыли со своими однополчанами в город Сарапул, батюшка ваш запрашивал полк, где вы и что вы. А так как я все еще стоял при полковых бумагах и документах, я и отвечал ему, как умел и что знал: Корнилов Петр Васильевич, штабс-капитан, выбыл из полка в направлении города Сарапула. Батюшку вашего звали, мне и тут память не изменяет нисколько, Василий Константинович. Был он присяжным поверенным в Самаре. Еще что-нибудь интересует вас из собственной вашей биографии? Я могу! Может быть, своих однополчан-офицеров хотите вспомнить! По фамилиям, по именам? По чинам? Я могу!
— Сарапулский полк и карнаубский воск – объясните, пожалуйста, что общего? Между ними?
— Да вот хочу все-таки обратиться к вам с убедительнейшей просьбой: напишите бумагу! Ведь это же так для вас просто и даже, можно сказать, естественно – написать. Сделайте!
— После того, как вы хотите вынудить меня это сделать? Не сделаю!
— Мало придаете значения прошлому? Тогда как оно все сегодняшнее определяет?
— Мало.
— Почему же?
— Потому что уж очень его много. Так много, что ни понять, ни усвоить его нельзя – к чему оно было, зачем было?
— А вот это интересно! – с неожиданной какой-то и совершенно незловредной живостью воскликнул посетитель и снова посерьезнел. – Это, знаете ли, очень-очень любопытно. И меня всегда интересовало. Теоретически! Оч-чень интересно! Оч-чень... – И посетитель вдруг подмигнул. Правым глазом. И спросил:— А вы? Или не понимаете моего интереса? К прошлому?
В том, что разговор уходил в сторону от Петра Николаевича-Васильевича, Корнилов заметил вдруг неплохое предвестие, поэтому он и подхватил тему «прошлое-настоящее».
— И что же это в вашем нынешнем дне определяется прошлым? Какие именно факты? Объясните? – попросил Корнилов.
— Все, какие есть! Хотя бы воздух, который вокруг, потяните-ка носом, вот так, как я тяну, и что? Воздух, как в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Ей-богу! Десять лет прошло, а то же самое: тогда уже была Советская власть, и сейчас она же. Тогда благодаря ей вот-вот новые и новые перевороты в жизни должны были произойти, и сейчас – разве не чуете? – вот-вот произойдут. Тогда генералов, повстанцев всякого рода готовились ликвидировать, теперь с нэпманами произведут, уверяю вас, такую же операцию!
— Нэпманов ликвидируют? Вы думаете? Тогда зачем же вам предприятие, этот самый карнаубский воск?
— А вот и ответ на ваш вопрос: затем, что опять-таки привычка прошлого. Привычка какую-то собственность, движимость и недвижимость иметь, привычка ради этого жить и что-то делать, привычка до последнего дня жить так, как в прошлом жил. Я, например, привык, чтобы ресторанчики были, чтобы девочки были, чтобы курьерские поезда с проводниками, по-французски говорящими, были, чтобы благо шло неизменно ко мне, в мои руки, а не из моих рук. А что все это нынче объявлено прахом, который только и нужно, что отряхнуть со своих ног, это нехорошо! Это по природе человеческой неправильно и не бывает, а бывает наоборот, чем больше мы прошлым пренебрегаем, тем больше оно к нам привязывается и мстит нам.
— Мстит?
— Обязательно!
— Каким же образом?
— Простым. Взять, к примеру, вас. Вы что же, ушли от себя, прошлого, плановик, совслужащий и даже ответственный совслужащий? Вы только об этом подумали,