— Ну вот, так и знал, что простудишься. Тебе бы поскорее домой.
— Всё нормально, — отозвалась я. Закоченевшие пальцы болели, меня трясло, и потому тяжело было устоять на ногах. Я прислонилась к деревянной опоре, обхватила себя руками.
— Зачем ты здесь?
Тау злился. Злился на меня. Глаза защипало, и я опустила голову.
— Могу спросить у тебя то же самое.
— Зачем?
Теперь в его голосе звучала горесть. Я испугалась и вдруг затараторила:
— Из-за ласточки, про которую ты рассказывал. Эта твоя мечта, она потрясающая, она так меня впечатлила, что я не спала всю ночь, а утром решила, что должна непременно помочь тебе, понимаешь? Я хочу, чтобы ты обязательно нашёл эту ласточку, хочу помочь тебе исполнить мечту. Это моё желание. Моя мечта. Я наконец-то нашла её.
— Глупость…
Он произнёс это так тихо, что я едва расслышала. Тау шагнул ко мне, потянулся к моему лицу.
— Эн, это же ужасная глупость, — выпалил он, посмотрев мне в глаза. Щёки согрелись не то от его тёплых ладоней, не то от смущения. — Ты не должна мечтать о том, чтобы исполнить мою мечту. Это неправильно. Чёрт, да ты и не должна делать то же, что делаю я. Таскаться с дурацким биноклем и высматривать птиц — не нужно, если ты этого не хочешь.
— А если я хочу?
— Ты в этом уверена, на все сто? Тебе это может казаться. Ты можешь принимать за желание другие чувства. Нехорошо вот так отчаянно браться за какое-то дело. Тем более, если это чужая мечта.
Что-то трескалось и осыпалось. Словно сам мир трещал по швам.
— Не нужно проживать мою жизнь. У тебя есть собственная. И мечта тоже. Так что бросай эту чушь, ладно? Пообещай, что бросишь.
Я кивнула, не видя ничего перед собой. Дрожь унялась. Снова остался только ливень.
Он был повсюду.
Снаружи и внутри.
Спой для меня
У тебя собственная жизнь, сказал Тау. Очевидная истина. Потому я никак не могла понять, что он имел в виду. Что так взволновало его?
Почему о чём-то можно мечтать, а о чём-то — нет? Что вообще такое мечта?
Как ни странно, эти бесплодные размышления отвлекали меня от повседневных тревог. Дома никто не ждал моего возвращения с работы, и я тоже никого не ждала по вечерам. Вернее, отучила себя ждать. Было грустно, но со временем это чувство притупилось, заместилось чем-то другим. По утрам на плите привычно свистел закипающий чайник, но никто не оставлял мне завтрак, который бы сохранял тепло к моему пробуждению. Я приспособилась готовить завтраки сама и вскоре даже стала получать от этого удовольствие.
В агентство я ездила вместе с Киром и Петером, и вместе же мы возвращались в общежитие. Вместе ужинали и пили вечерний чай, зачастую вместе проводили выходные. И хотя личные переживания мы упрямо держали в себе, мне было спокойно в их компании. Прошлое не дышало в затылок, а будущее не пугало, как раньше. Не сговариваясь, мы отложили проблемы в долгий ящик, и жизнь замедлилась. Практически остановилась. И если ещё недавно стагнация угнетала меня, то теперь я могла вдохнуть полной грудью. Спешить было некуда.
— Вот вы мечтаете о чём-нибудь? — спросила я однажды за чаем.
Петер дёрнул головой, взгляд его забегал из угла в угол, чашка закрутилась в ладонях. Мы сидели в комнате Кира, и разговор тёк неторопливо, вяло, как это случалось под конец недели, когда каждого больше занимали собственные мысли. Я и Петер разместились за столом, а сам Кир — на полу, прислонившись к кровати. Стульев хватало на всех, и на голом линолеуме было холодно, но уговаривать Кира не имело смысла. Он был не в настроении в тот вечер. Как и многие вечера до этого.
— Ты в детство впала или что? — раздражённо отозвался он. — Ещё дурацкие вопросы будут?
— Просто решила поинтересоваться, — стушевалась я.
— Кир, зачем же грубить? — нахмурился Петер. — Мы так хорошо сидели.
— Хорошо? А кто первым занервничал? Нечего тут.
Петер смущённо опустил глаза, и Кир спохватился:
— Извини, не хотел так резко…
— Нет, это я начала. Простите.
Мы пристыженно смолкли. В тишине раздавалось мягкое тиканье часов, и казалось, можно было услышать биение сердец друг друга.
Шумно выдохнув, Кир поднялся с пола.
— Боже. Ну и жалкое же зрелище мы представляем. Попили чаю, называется. — Он снова выдохнул и потёр виски. — Мечты, да? К чему вдруг ты об этом спросила?
К чему. Я и сама хотела бы знать, почему эти мысли так настойчиво преследовали меня. Почему именно они наполняли мои бессонные ночи и минуты бездельного одиночества. Задавая вопросы, я надеялась хотя бы ненадолго снять этот груз со своих плеч.
— Просто так. Недавно я пыталась вспомнить какую-нибудь свою мечту, но ничего не вспомнила. Может, у меня и вовсе нет мечты.
— Разве это плохо? — сказал Петер. — Я бы с радостью больше ни о чём не мечтал.
— Шутишь?
Он открыл было рот, чтобы ответить, но замялся, отвёл взгляд и неловко поёжился.
— Нет. Ни одна моя мечта всё равно не исполнилась.