Герман, что, носит… носил её с собой? Чтобы помнить о моём поступке или чтобы помнить, как нам когда-то хорошо было вдвоём?
Подхожу и обвожу кончиком пальца наши фигуры, и в груди так болит. Дыра начинает ныть с новой силой. Нет, это всё-таки невыносимо.
Возвращаюсь в комнату, опускаюсь в кресло и ставлю ноутбук на колени. На меня нападает легкая нерешительность, почему-то впервые мелькает мысль, что Герман может разозлиться на меня за вмешательство. Может, подумает, что я влезла туда, куда не просили. Что ж, отчасти так и есть. Инициатива наказуема, но надеюсь, не в данном случае.
Интересно, намерение Германа продолжить разговор с утра сохранилось после пробуждения? Или он проснулся и сбежал? Судя по использованной кружке и некоторым переставленным вещам, Островский какое-то время слонялся по моей квартире. Позвонить не позвонил, но ждал, а, не дождавшись, уехал.
Следующий час я трачу на составление письма. Странно, мой доступ к корпоративной почте не заблокировали. Я легко могу подключиться по удалённому доступу к офисному компьютеру и при желании качнуть всё, что мне угодно, из базы документов, содержащих конфиденциальную информацию.
Какая недальновидность со стороны отдела безопасности, а, может, Герман им не позволил самовольничать?
Описываю Островскому свой план в подробностях, оставляю контакты Варганова и Лизы, прикрепляю шаблон договора по субподряду так, будто выигрыш компании Кирилла в тендере уже дело решённое. Письмо ставлю на отложенную отправку. Пусть он прочитает его завтра в самом начале рабочего дня.
Дня, когда я не приду в офис.
Я теперь совсем не приду в офис. Ни завтра, ни через неделю. Никогда.
С этими мыслями отставляю ноутбук в сторону и иду за чистым листом, чтобы написать заявление на увольнение. Уйду по собственному. Навряд ли, конечно, меня попрут по статье, чтобы там не говорил Герман в пятницу, и дело даже не в моей чистой совести. Я просто больше туда не вернусь. Не могу. Как бы больно не было. Эта нить, которую надо оборвать, перерезать, и, вероятно, мне с самого начала стоило так сделать. Уйти из компании, когда он купил её.
Возможно, наши пути тогда бы насовсем разошлись, а, возможно, Герман пришёл бы ко мне просто так, как к девушке, которая всё ещё ему небезразлична, а не как к фигуре из своего прошлого, и всё сложилось бы иначе.
Возможно…
Пока не передумала, подписываю заявление. Фотографирую, набираю письмо и отправляю в отдел кадров.
Надеюсь, две недели отрабатывать не заставят? — возвращается ироничная Варя, она опять мысленно сдувает пылинки со свежего маникюра. — Да меня даже на порог не пустят, скорее всего. Так что облегчу им жизнь.
С Германом мы поговорим позже, когда я приведу свои мысли в порядок, и ситуация с тендером разрешится. Сейчас же мне хочется забраться в нору поглубже, закрыться в себе, чтобы никто не трогал и не беспокоил и устроить себе без эмоциональный вакуум, потому что я на изломе сил и возможностей.
А ещё я очень боюсь, что он позвонит или снова придёт и начнёт барабанить в мою дверь и сердце. Я пока не готова. Пока нет.
Поддавшись импульсу, звоню Лизе, та довольно быстро отвечает, и я сразу же объясняю, что вопрос к тендеру не относится. Она выслушивает меня, а я думаю, не слишком ли много я прошу у этих людей, но сейчас этот путь кажется мне единственно возможным.
Напоследок отправляю Паше сообщением короткое «спасибо» и с силой нажимаю на боковую кнопку телефона. Смотрю, как кружится логотип и темнеет экран, пока не отключается совсем.
43
Телефон я решаюсь включить только через неделю. Мне нужен был этот — как там звучит новомодное словечко? — цифровой детокс, чтобы прийти в себя. Помогло, наверное, в какой-то мере.
Прохлада Финского и терпкий аромат сосен на берегу тоже своё дело сделали. Сейчас межсезонье, пора корпоративных предновогодних выездов ещё не настала и в курортном районе необычайно спокойно. Можно целый день бродить по берегу, можно читать книгу, сидя в кафе у уличной горелки, а можно проваливаться в сон без сновидений и копить силы для нового дня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Первые сухие снежинки — крупа — то и дело летят с неба, и ветер с залива с каждым пройденным днём декабря становится всё злее и суровее.
Может, этот конец недели станет другим? Принесёт мне что-то хорошее, наперекор злостной традиции? Кажется то, что случилось неделю назад, было так давно, а уж наше воссоединение с Германом, так совсем в прошлой жизни.
Сажусь на скамейку на берегу и достаю сотовый. Вероятно, пора возвращаться в реальный мир.
Стоит телефону поймать сеть, как на экране возникает пулемётная очередь из пропущенных от Островского. Не проходит и нескольких секунд, как Герман звонит мне сам.
— Да? — снимаю трубку, а собственный голос кажется мне чужим и далёким.
— Варя, я приеду?
Боже, от его бархатного баритона внутри на разрыв. Можно скучать по человеку, а можно тосковать по интонации его голоса, по его запаху, по тактильным ощущениям. Шесть лет назад расставание с Островским далось мне нелегко, но я пережила, а сейчас переживу ли, не уверена.
— Приеду? Можно? — снова спрашивает Герман.
Он говорит так, будто точно знает, где я нахожусь. Всё-таки я уточняю.
— А ты знаешь, где я?
— Знаю.
— Откуда?
— Я приезжал уже. Видел тебя. Но решил не беспокоить.
Против воли усмехаюсь.
— За эту неделю, Островский, ты стал чересчур деликатный.
— Я и деликатность, Мельникова, — понятия мало сочетающиеся. Всего-то решил, что не могу прийти с пустыми руками.
Без понятия, о чём он, но киваю как бы сама себе.
— Приезжай.
У меня есть ещё почти два часа, чтобы подготовится к встрече с Германом. Я не боялась спорить с ним, не боялась защищать себя, впустить его в свой дом и своё сердце снова, не боялась просить Кирилла помочь, и увольняться я тоже не боялась. А вот сейчас боюсь.
Очередной звонок Островского и его короткое «спускайся, я приехал» подрывают меня с места. Приходится даже напомнить себе: куда я спешу? Незачем же.
Иду по лестнице на первый этаж в лобби бар загородного клуба, где всего какие-то две недели назад была так счастлива.
Герман не меряет шагами холл, застыл по центру зала и с напряжением изучает меня, пока я приближаюсь к нему.
— Привет, — здороваюсь первой.
Как там говорят: натянутая атмосфера, что сложно дышать? Вот точно: каждый вдох даётся мне нелегко.
Герман гладко выбрит, выглядит хорошо, только скулы слегка заострились. От его кожаной куртки исходит прохладная свежесть улицы и мне так хочется обнять его, уткнуться носом в шею и утонуть в таком родном аромате.
Конечно, я этого не делаю. Лишь потуже затягиваю пояс пальто и киваю в сторону выхода к заливу.
— Прогуляемся?
Мы медленно бредём плечом к плечу по дорожке до узкой набережной, где садимся на скамейку, развернутую к воде. Тучи над заливом разошлись, и воздух слегка морозный. Может, к вечеру снова засыпет?
Так странно, чувство смешанные. Знала бы я как себя вести? Герман тоже не облегчает задачи. С другой стороны, он приехал, ему и начинать разговор. Вот такой у меня ход мыслей, но заговариваю я первой.
— Ты сказал, что уже приезжал. Как ты меня нашёл?
Вытягиваю ноги перед собой, скрещиваю лодыжки, потом меняю положение, ставлю ровно. Ну что я всё ёрзаю?
— У меня свои методы, — таинственно улыбается Герман.
— Методы и источники?
— Конечно.
— А источник твой не Лиза случайно зовут?
Опять вижу ямочку на его левой щеке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ладно, — качаю головой. — Я так понимаю, что с тендером всё хорошо?
— Благодаря тебе.
— Уверена, ты бы и сам что-нибудь придумал.
— Придумал бы, но ты придумала лучше. В данной ситуации. Плюс работа с фирмой Кирилла нам только на руку. Да, как оказалось, и я могу ему кое в чём посодействовать.