мысль, что стоило бы зайти в домовую церковь императорской семьи, но я быстро отринула ее. Вряд ли меня бы туда пустили даже с разрешения Алексея, я же простая любовница, а не супруга и не родственница Романовых.
Решив немного прогуляться, я спустилась в Павильонный зал. Охрана молча пропустила внутрь, и блеск хрустальных люстр моментально ослепил меня. Лучи зимнего солнца, проникающие сквозь окна, заиграли на потолке и аркаде, насыщенных позолоченным лепным орнаментом. Здесь удивительным образом сплелась воедино готика, восток и восхитительный ренессанс. На секунду я замерла, вдохнула ароматы свежести, затем улыбнулась. Взгляд упал на часы «Павлин», которые со стуком отсчитывали время.
Сколько прошло столетий с их создания? Уже шло третье, а механизм по-прежнему работал. Иногда я думала. Что если они остановятся, то и вся империя погибнет. Словно часы — это жизненный цикл страны.
Разглядывая фигурки павлина, петуха и совы, я невольно обратила внимание на движение снаружи. Висячий сад, куда выходил зал, сейчас укрывал слой снега. Под плотным, белым одеялом дремали статуи, декоративные кустарники и деревья, потому я не сразу разглядела невысокую фигуру среди всего этого великолепия.
Обойдя мозаику с изображением Медузы Горгоны, я поспешила к выходу. Кто бы сейчас ни бродил по саду, он явно занимался чем-то нехорошим. Иначе зачем этот человек ковырялся в промерзшей земле рядом с фонтаном?
Морозный воздух пробрался сквозь распахнутые полы зимнего пальто, и я невольно поежилась. Совсем забыла, что не застегнула пуговицы. Даже шапку не надела, поскольку сбежала из покоев Алексея быстрее, чем тот ответил Корфу на приглашение императора. Просто схватила новенькую верхнюю одежду и бросилась на выход, игнорируя властное рычание в спину. Испугалась, наверное. Смалодушничала, потому сбежала от взбешенного цесаревича, за что меня обязательно отчитают. Позже.
— Что вы здесь делаете? — я подслеповато прищурилась, пытаясь рассмотреть невольного садовника. Рядом не было ни охраны, ни прислуги, ни дворцовой нечисти.
Защитные чары охотно пропустили меня, хотя по коже пробежал неприятный озноб. Похоже, их недавно обновили и усилили после нападения. Браслет на запястье нагрелся, а единственная изумрудная капля с колье княжны Романовой чуть не прожгла дыру на шелковой блузке.
— Простите?
Я узнала ее сразу, стоило только юной эрцгерцогине Вильгельмине Австрийской поднять голову и отбросить с лица светлую прядь. Розовый румянец заиграл на гладких щечках, голубые глаза широко распахнулись при виде меня. В них мелькнуло сначала удивление, затем узнавание. И я сразу поежилась, невольно разглядывая хорошенькие черты принцессы, острый носик и личико в форме сердечка.
Красивая, молодая, вся такая воздушная и нежная. Точь-в-точь как на фотографиях и снимках в прессе. Невольно сглотнув, я сделала положенный в этом случае реверанс и опустила голову.
— Прошу прощения, ваше высочество, — мысленно я обругала себя всему нехорошими словами. — Я вас не узнала.
Это же надо так попасть!
Звонкий смех, будто соловьиное пение, разлетелся по территории. Прикрыв рот изящной ладошкой, принцесса поднялась и стряхнула налипший снег. В ее ладони белел подснежник, от вида которого у меня все перевернулось внутри. Треклятый цветок, выросший там, где пробивался сквозь разрывы хаос, покорно лежал на ладони.
— Я просто заинтересовалась цветами. Очень удивилась, ведь сейчас зима, откуда бы живое растение в саду, — пояснила Вильгельмина, заметив мой прикованный к подснежнику взор.
— Ничего, — я сбросила оцепенение и заставила себя посмотреть на принцессу. — Ваше высочество, добро пожаловать в Россию.
— О, спасибо.
Странный разговор, которого вообще не должно быть. Я изучала Вильгельмину и гадала, что ей известно о наших с Алексеем отношениях. Западная пресса смаковала личную жизнь императорской семьи с не меньшим фанатизмом, чем скандалы у себя. Из тех статей, что мне попадались, я обычно фигурировала в качестве очередной любовницы.
В свою очередь, Вильгельмина тоже молчала, пока тщательно присматривала то к моему лицу, то к наряду. Ни отвращения, ни каких-либо эмоций, кроме излучаемого дружелюбия, я не заметила. Как и акцент, за исключением легкого растягивая фраз, если в предложении было больше трех слов.
— Княгиня Репнина-Волконская, верно?
Сглотнув, я судорожно кивнула.
— Удивлена, что вы в курсе, кто я, — сарказм промелькнул в голосе без моего желания.
Черт.
— На самом деле о вас много говорят, — она снова растянула гласные, а я затаила дыхание. Вильгельмина выдержала паузу, затем пояснила: — Вас называют законодательницей мод при дворе. И, глядя на ваше чудесное, шерстяное пальто, я завидую. Моя искусственная альтернатива только выглядит жаркой, но в реальности не выдерживает и половину российских морозов.
Рука дернулась, потянувшись к наспех повязанному поясу, однако я остановила себя. Еще не став императрицей, не выйдя замуж за Алексея, молодая эрцгерцогиня Австрийская протестировала на мне отношение к ее персоне. В обычной беседе скользнул приказ, которому я либо подчинялась, либо нет.
Она прекрасно понимала кто я и кем приходилась Алексею. Но на лице по-прежнему ничего не отражалось, кроме любопытства и улыбки. Дежурной и вежливой.
— Одолжить вам свое?
Красиво очерченная брови чуть приподнялась, на сей раз интерес сменился легкой усмешкой. Наше противостояние длилось не больше тридцати секунд, затем я развязала пояс и небрежным движением сбросила пальто с плеч. Совершенно дерзкая выходка, которая при случае вышла бы мне боком. Но Вильгельмину мой выпад нисколько не покоробил. Наоборот, она развеселилась пуще прежнего.
— Вы именно такая, как мне рассказывали, — чуть дрогнув, голос эрцгерцогини Австрийской сломался и появилась хрипотца. — Теперь понятно, почемуонтак вас ценит.
Мы обменялись одеждой, словно противники на войне своими пленными. Выдохнув облачно пара, я переоделась в голубое нечто из искусственной шерсти и ощутила холод. Тряпка явно не предназначалась для нашего климата. Поразительно, насколько непредусмотрительным оказалось окружение принцессы, раз позволили ей мерзнуть в этом подобии зимнего одеяния.
— Пройдемте внутрь, ваше высочество. Вам лучше не гулять на морозе. Да и ваши вещи не совсем рассчитаны на минусовые температуры, — я покосилась на светлую макушку, не прикрытую даже капюшоном. Язык цокнул, а Вильгельмина тяжело вздохнула.
— Зеленая повестка, — она сморщила носик. — Защита животных и прочее. А в лыжном костюме меня бы сюда никто не выпустил.
Войдя в зал, мы услышали шум и обернулись. Маленький домовенок в императорской ливрее поклонился, затем быстро пригладил торчащие на макушке волосы и пропищал:
— Ваше высочество, выше сиятельство, проводить вас в столовую или библиотеку?
Я моргнула, а потом невольно усмехнулась. Слуги прекрасно знали, какие связывали отношения меня и цесаревича. В обычные дни мои уходы никого не волновали: