В одну из ночей Тревельян его обследовал.
То было изящное строение из драгоценного медного дерева: шесть столбиков, выточенных в форме древесных стволов с бугристой корой, а между ними – резные ветви и листья, цветы и плоды, бабочки и птицы. Сверху ветви сходились пышной огромной корзинкой, внизу был лакированный пол, застеленный коричневым, в тон дереву, ковром. Павильон походил на изделия Древнего Китая, на ту искусную резьбу, в которой не повторялся ни один элемент, где каждый листок и цветок был отличен от другого и выглядел, как заведено в природе, неповторимым и единственным. Стояло это сооружение на шестигранном фундаменте из тесаного гранита диаметром метров пять и высотой до пояса.
Тревельян приложил к нему ладонь, потом прижался ухом и щекой, зажмурился и ощутил едва заметную вибрацию. Не обладая той разновидностью паранормального дара, что позволяла лоцировать энергетические установки, он не мог проникнуть взглядом через камень, но представлял, что спрятано за этими гранитными стенами. Большая, немного сплющенная полусфера в кольце мигающих зеленых огоньков, экраны-отражатели со всех сторон, массивный диск источника питания, эмиттер, направленный вверх – так, чтобы излучение пронизывало пол и омывало человека посреди ковра. Бесконтактная лучевая терапия… Возможно, самое главное из достижений землян… Ибо что дороже молодости и жизни?
«Генератор, – предположил командор. – Не разбираюсь я в ваших нынешних моделях, но там определенно генератор. А это нарушение устава Фонда. Помнишь, какой пункт?»
«Тут добрый десяток нарушен, – заметил Тревельян. – Он не должен был здесь оставаться, вести записи на земных языках, использовать свой опыт и знания в личных целях. Конечно, тащить сюда такую установку тоже возбраняется».
«Всякая тварь хочет жить, а человек – особенно, – с ментальным вздохом прокомментировал Советник. – А камера под этой резной мухоловкой небольшая… В мои времена такой аппарат три комнаты занимал, и суетилась при нем дюжина бездельников».
«Теперь это небольшая и автономная установка. Скорее всего, там КПЖ-5 зарыта, с торсионным генератором. Пока планета крутится вокруг оси, энергии хоть отбавляй».
«КПЖ… – повторил командор. – Это как расшифровать?»
«Комплекс продления жизни, стационарная модель, пятая модификация. Сейчас на холостом ходу. Только генератор энергию сосет».
«А сверху все в резьбе да в кружевах… Умно! Нужный листик повернешь, машинка и включится».
«С листиком это вряд ли, – возразил Тревельян. – Дистанционное управление у него. Думаю, через имплант. Вмонтировал куда-нибудь под мышку или в ягодицу вколол… Теперь это просто, дед».
«Нам бы такое, когда мы с дроми бились, – проворчал командор. – Ну, что будешь делать с этим прощелыгой?»
Отступив от павильона, Тревельян крадучись направился в дом. В свои пальмовые чертоги, где сладким сном спала гибкая смуглая девушка.
«Что буду делать? А ничего! Поговорю, обменяюсь мнениями… Может, он что-то полезное подскажет».
«Как ничего? А ваш нарушенный устав? А кража казенного добра? А, наконец, двоеженство? В мои времена, да за такие фокусы…»
Тревельян бесшумно проник в холл и стал подниматься по лестнице.
«Времена изменились, дед. Нарушение устава ФРИК не влечет ни наказания, ни дисквалификации. Ему подчиняются добровольно, и каждый вправе расторгнуть договор».
«Тогда это не устав, а пособие по ловле блох!» – возмутился командор, но Тревельян, не слушая его, юркнул в дверь своих покоев. Китти-Катахна вздохнула, повернула к нему свое личико и улыбнулась во сне.
* * *
Они сидели в библиотеке, под которую была отведена половина третьего этажа. Библиотека была совсем не такой, как во дворце Раббана, правителя Северного Этланда, – никаких чучел, рогов и звериных голов, да и площадь двухсветного высокого зала побольше в десять раз. В то же время вид такого количества полок, заставленных крупными и мелкими томами, ларцами и шкатулками со свитками и тонкими пластинами из дерева и бронзы, был Тревельяну непривычен; в его понятиях библиотека являлась голографическим экраном перед мягким креслом. Конечно, как специалист по гуманоидным культурам, он видел древние библиотеки на Земле, но в состоянии консервации – книги и прочие раритеты хранились в стасис-контейнерах, в залах с аргоновой атмосферой, а все их страницы, вплоть до мельчайшего чернильного пятна, были давно скопированы и уложены в компьютерную память. Те библиотеки были мертвыми, застывшими в своих аргоновых гробницах, а эта, принадлежавшая Уго-Тасми, живой; к каждой книге можно прикоснуться, взять ее в руки, перенести на стол, раскрыть… И книг было такое множество!
– Почти четырнадцать тысяч томов, – с гордостью сказал хозяин. – У меня есть редчайшие рукописи… «Странствие на север» Токот-Преги, возраст двенадцать веков, в ту пору Рингвар, Пейтаха и Ониндо-Ро еще не были заселены… «Сказание о владыках Архипелага», повесть тех времен, когда в Семи Провинциях еще не знали о Жемчужном море… Есть даже «Песни птицы ках»! Ты их знаешь, Тен-Урхи?
– Разумеется, – кивнул Тревельян, – разумеется. И с этими «Песнями» знаком, и с двумя другими манускриптами, которые ты назвал. – Подняв руку, он погладил дремавшего на плече Грея. – Я согласен с тобой, это настоящие редкости!
В глазах Уго-Тасми сверкнула ирония.
– И с тем знаком, и с этим… Удивительно! Клянусь Тремя, ты очень образованный рапсод!
– А ты очень образованный солеторговец, – отпарировал Тревельян. – И потому я расскажу одну историю, которая будет понятна только тебе. Тебе, и только тебе на всем огромном Осиере… – Он сделал паузу, не спуская взгляда с Уго-Тасми. – Жил на одной далекой звезде человек, избравший работу… ну, скажем, наставника. Только наставлял он не двух-трех учеников, а целые племена и народы, обитавшие у других звезд и не столь могущественные, как люди его родного мира, поэтому был он воистину посланцем небес. Случилось так, что он попал сюда, на Осиер, и здесь ему весьма понравилось, и решил он бросить прежнее свое занятие, найти какой-нибудь промысел, дающий почет и богатство, и жить тут в свое удовольствие. Что касается богатства и почета, то добиться их было несложно, ведь этот посланец небес умел превращать в золотые монеты камень, руду или, к примеру, соль. Вот с жизнью оказалось тяжелее… Дело в том, что люди на его звезде жили долго и сохраняли силы молодости едва ли не до последних своих дней, но для этого им приходилось становиться под волшебный дождик. Так, иногда, время от времени… Дряхлеть и умирать тому человеку не хотелось, и он утащил с собой ведро с волшебной водицей, а может быть, целую бочку или цистерну… может, что-то еще прихватил, не менее волшебное… В общем, стал он богат и купил себе остров, назвав его Ньорком, потому что родился в Нью-Йорке, а имя выбрал себе Уго-Тасми, похожее на Хьюго Тасмана. И жил он на Осиере целых пятьдесят лет, а чтобы не удивлялись его долголетию, превращался из деда в отца, из отца в сына, пока, наконец…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});