Ввиду особенностей пейзажа, в центральном районе Мад Аэг не было улиц, а только лестницы, террасы и площади между холмами, похожие на ущелья с прихотливыми извивами. Однако ущелья облагороженные, с ровным дном, выложенным гранитной плиткой или мозаикой, с зеленым обрамлением из могучих деревьев, с массой фонтанов и водоемов, украшенные колоннадами, пилонами и статуями, с базарами, храмами, банями, лавками и харчевнями, где с восхода до заката толпился народ. Предместья охватывали холмистый центр полукольцом, и там, кроме жилых домов, тоже имелись храмы, кабаки и рынки, а также казармы, мастерские, школы и первый в Семи Провинциях, почтенной древности университет. От казарм, стоявших точно крепость в окружении рвов, высоких стен, мостов и опускных решеток, начиналась имперская дорога, рассекавшая предместья, плодовые рощи и лес и уходившая на север. Километрах в восьмидесяти от столицы, у цитадели Меча и Щита, она растраивалась; один путь по-прежнему тянулся на север до самого Мад Дегги, два других шли на восток и запад, в соседние провинции.
По современным земным понятиям Мад Аэг был городком небольшим, населенным едва ли миллионом жителей, но все относительно, все познается в сравнении, и всякому миру и всякому времени – свои масштабы и точки отсчета. Средневековый Париж перед Столетней войной считался чудом света, самым крупным из европейских городов, а жили в нем всего-то двести тысяч человек. Так что если обратиться к прошлому, то получалось, что Мад Аэг впятеро превосходит Париж многолюдством, площадь имеет больше в двадцать раз и отличается гораздо лучшим благоустройством. Конечно, теперь на Земле, где Европейская, Сахарская или Сибирская жилые зоны простирались на сотни километров в любую сторону, миллионный город был рядовым явлением, камешком средних размеров среди утесов, валунов и глыб. Пожалуй, в дюжине-другой колоний, на Высокой Горе или Арнибе, заселенных еще в эпоху Темных войн, ситуация была такая же; человечество плодилось и размножалось, благословляя Лимб и контурный двигатель, открывшие дорогу к любым мирам Вселенной. Но тут, на просторной планете, еще не познавшей тяжкой пяты мегаполисов, миллионное скопление людей являлось фактом чрезвычайным, поразительным и приводящим в ужас или в восторг. Тем более что за проливом лежал еще один такой же город, Мад Эборн, лишь слегка уступавший столице.
Примерно об этом думал Тревельян, когда, распрощавшись с Хьюго Тасманом и его великолепной яхтой, пробирался вдоль шеренги длинных причалов к выходу из гавани. Несмотря на утренний час, тут уже было шумно, ярко, пестро; развевались флаги, с резким щелчком падали паруса, сияла медная оковка бортов, пахло потом и деревом, водой и какими-то неведомыми пряностями, а крики, топот ног и гул голосов заглушал временами пронзительный скрежет якорной цепи. У пристаней и на рейде разгружались торговые парусники со всех концов моря Треш, сновали между ними катамараны, баркасы и лодки, щеголеватые прогулочные галеры покачивались за каменным молом или, гордо растопырив весла, плыли по лазоревым волнам под грохот барабанов. Отдельно, у высокой башни маяка, стояли парусные и гребные корабли морской охраны, небольшие, но юркие и быстроходные, с катапультами на носу и корме, под вымпелами с семью имперскими драконами. Там звякало железо, ревели туаны, равняя строй, поблескивали острия пик, и яркое утреннее солнце отражалось в бронзовых шлемах и панцирях. Мимо Тревельяна катились телеги, забитые мешками, корзинами и бочками, шагали чередой грузчики, торопясь то к складам, то к кораблям, шли, переругиваясь, купцы: один тащил другого к судну, груженному чем-то гнилым, тканью или канатами. Гавань ограждала стена шестиметровой высоты, и у ее подножия в живописном беспорядке ютились харчевни и лавки, навесы торговцев, ночлежки, кабаки и прочие заведения, где сошедший на берег мореход мог с толком позвенеть серебром. Порядка, однако, было куда больше, чем в Бенгоде; не попадалось ни куч мусора, ни попрошаек, ни бродячих тарлей, ни подозрительных рож, изукрашенных шрамами, зато через каждую сотню шагов маячили стражники при палках, плетках и кинжалах. В толпе людей континентальной расы, высоких и темноволосых, встречались смуглые гибкие пришельцы с запада и обитатели востока с медной кожей, огромными носами и вытянутыми до плеч мочками, но тех и других – не очень много; по виду, купцы, приплывшие за столичным товаром, или посыльные чиновники. Аристократов Тревельян тут не заметил – похоже, гавань их ничем не привлекала.
Ошибочное мнение! Сразу за огромной аркой с тремя пролетами, ведущей на торговую площадь, была таверна с постоялым двором, фонтаном, цветником и парой десятков скамей под навесом из зеленой парусины. На скамейках лежали мягкие подушки, фонтан сиял мозаикой и позолотой, а запахи блюд, витавшие в воздухе, определенно намекали, что цены здесь кусаются. Вполне приличное заведение, не для простых мореходов, пьяниц и трудяг; сидели в нем солидные мужи торгового сословия, пили торвальские вина, закусывали жарким из клыкача и толковали о своих делах. Тревельян, шагавший мимо, только успел принюхаться к мясному аромату и подумать, что клыкач, видать, молоденький, не кабан, а поросенок, и хоть он откушал на яхте, но, пожалуй, стоит…
Знакомая фигура заступила ему дорогу. Щеголеватый нобиль субтильного сложения, с хитроватым взглядом и бакенбардами до пояса… Теперь он был не в персиковом наряде с золотым шитьем, а в лиловом, отороченном понизу перьями птицы ках, и в синей накидке, заколотой у горла жемчужной брошью. Наушные украшения тоже были из жемчугов, и не каких-нибудь, а голубых, самых редкостных, что добывают на побережье Хай-Та, и, разглядев это диво, Тревельян вдруг ощутил вкус похлебки, которой его угощали Вашшур и Нухассин, и услыхал их голоса. Как давно это было! И как далеко от моря Треш…
– Вот и ты, рапсод Тен-Урхи, вот и ты, – сказал щеголь, ухватившись за краешек Тревельянова пончо. – А я тебя который день тут поджидаю! В Мад Эборне ты исчез с такой быстротой, что мои друзья не успели насладиться твоим искусством. Зато теперь…
– Прости, мой благородный господин, я очень спешу в обитель Братства. – Тревельян попытался вырваться из цепких пальцев щеголя. – Я даже не буду спрашивать, где расположена обитель; во-первых, я это знаю, а во-вторых, встреча с тобой – плохое предзнаменование.
– В самом деле? – Хитроглазый потянул его к скамье. – Разве знакомство с прелестной Лианой-Шихи закончилась так плохо? Ах, да-да, я что-то припоминаю о клетке с пацами, от которой ты избавился по доброте и мудрости правителя Лат-Хора… Кажется, потом тебя отвезли на некий остров, где ты гостил целых четырнадцать дней?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});