«Если я не умру, все погибнут, – думала Леолия, запрокидывая голову и выгибаясь навстречу его ласкам, – и он тоже. И все. Он знает это. И всё равно не может убить меня».
И от этих мыслей сердце её расцветало, а душа становилась мужественней. Теперь, когда она уверена в его любви, она может всё и не побоится ничего.
– Моя, – шептал он, приподнявшись над ней и глядя на её раскрасневшееся лицо, – ты только моя.
Его ночь сошлась с её ночью. Луна грозно сияла среди пробегающих туч, то ныряя в омут страсти, то выныривая вновь. Остатки окон на обгоревших, обвалившихся стенах дворца с осуждением взирали на безумие их страсти. И, когда он упал рядом с ней и бездумно взглянул в небо, она легла ему на грудь, вздымающуюся как кузнечные меха, и заглянула в глаза.
– Кому предназначен этот призрачный меч? И почему…
Он фыркнул, усмехнулся, скосил на неё чёрные глаза.
– Женщина, – проворчал, – девочка.
Он достиг такой степени отчаяния, когда человек радуется каждой минуте перед неизбежной гибелью. И Леолия вдруг подумала, что это отчаяние и есть подлинная свобода. Она настойчиво потянула прядь чёрных волос.
– Ты поклялся никому не рассказывать об этом?
Он нежно растрепал ей волосы в ответ. Мира больше не было. Времени – не было. Только он и она. И он уже сделал свой выбор.
– Меч способен преодолеть магию крови. Но также способен разбить и медвежью, – пояснил мягко и стал наблюдать за мечущейся в тучах луной. – Он был выкован Эйдэрдом против кровавых всадников. Король-Медведь был женат на принцессе из Элэйсдэйра, и в мече он сплёл обе магии.
– А у нас есть магия?
– У древних королей была.
Леолия задумалась.
– Покажи мне его ещё раз, – попросила, замирая внутри.
– Нет, – ответил он.
Проклятье! Эйдэрд не менял своих решений. «А в этот раз изменишь!» – разгневанно подумала Леолия и стала покрывать нежными поцелуями его грудь. Он вздрогнул.
– Почему ты не им убил Калфуса?
– Много чести.
– Эйдэрд, – она села рядом и лукаво посмотрела на него, – заберёшь меня в свой щит? Мы будем оборонять твои крепости, и если погибнем, то оба разом. Ведь Элэйсдэйр не спасти.
– Да.
Медведь посмотрел на неё, и она увидела, как блестят его глаза. То есть, перспектива умереть вместе его воодушевляет? Ну нет, любимый. Прости. Леолия улыбнулась с простодушием маленькой девочки.
– Тогда покажи мне этот меч. Всего один раз. Я хочу увидеть, что он сможет нас защитить от худшей участи, чем смерть. Мне будет не так страшно, Эйд. Я боюсь оказаться в плену у кровавых всадников. Покажи.
Он снова посмотрел на неё долгим взглядом, и что-то дрогнуло в его лице. Как будто весна тронула заледеневшую реку. Сердце Леолии растопило торжество.
Он не смог ей отказать!
Это смешно, но по-настоящему он никогда не мог отказать её просьбам.
Эйдэрд поднялся, вновь поднял левую руку.
– Меч может появляться только при луне? – хриплым шёпотом поинтересовалась она, наблюдая как древнее оружие обретает форму и металлически поблёскивает в свете луны.
– Нет. Всегда.
– Знаешь, когда ты скакал со мной из обители, я улыбалась, как счастливая дура…
– Я тоже.
Она взглянула на него с нежностью. А затем решительно схватила обеими руками его меч, чувствуя, как её тело тотчас пронзила невыносимая боль.
Эйдэрд отшвырнул её, но было поздно. Меч мгновенно исчез, и герцог бросился на колени рядом с телом королевы. Обнял её и зарычал, прижимая к себе.
Леолия, замерев, увидела, что на глазах Эйдэрда появились слёзы. Она опустилась рядом и завороженно коснулась его мокрой полоске на его щеке.
– Пожалуйста, Лео, – прошептал он. – Пожалуйста...
– Живи, – прошептала она. – Спаси их…
Но он её не слышал. Он смотрел на её неподвижное тело, целовал его в отчаянии.
Леолия встала. Она поняла, что умерла. Шагнула в сторону и обнаружила, что тонкая серебристая верёвочка связывает их руки.
«Навеки и на всю жизнь, – возникло в голове пение матери Альционы, – и нет силы, что могла бы развязать этот узел. И нет лезвия, способного разрубить эту верёвку».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ей очень хотелось сказать ему, что она – жива. Но Эйдэрд не слышал её, он будто окаменел, застыл, и её сердце разрывалось от боли, глядя на его боль.
Сердце. Есть ли оно теперь у неё?
Леолия огляделась и увидела Замок. Не дворец, а именно замок. С высокими башнями. С двумя стенами. Она увидела прекрасную златовласую женщину в богатом платье и короне. Та стояла на коленях и прижимала руку к щеке. А перед ней застыл страшный мужчина. Впрочем, он не был ужасен внешностью, ведь чертами лица походил на Эйдэрда. А вот выражение лица… В кривой ухмылке его горела ненависть. Мужчина наклонился и поднял лицо несчастной за подбородок.
– Убить? Ну что ты, детка. У меня для тебя будет занятие поинтереснее.
И провёл пальцем по подбородку женщины. Леолия почувствовала отчаяние, затопившее душу древней королевы.
– Ты сделала неверный выбор, малышка. Ты выбрала его. А я ничего не прощаю, ты знаешь. Благодари любимого короля за то, что оказалась в моих руках. И его наследника.
– Н-ненавижу, – прошептала Руэри, содрогаясь всем телом, и внезапно закричала: – Будь ты проклят, Тэйсгол!
Леолия вздрогнула. Прошло двести лет. И всё это время Тэйсголинги жили на месте, где совершилось злодейство, где Руэри предала своё королевство, а её король предал свою королеву.
Златовласая королева обернулась и оказалась вдруг морщинистой седой старухой. Она пристально посмотрела на Леолию, подошла. Всё остальное исчезло. И замок, и герцог Юдард. Старуха коснулась лица девушки рукой и вдруг вздохнула.
– Спасибо, – прошептала тихо. – Вы спасли меня.
– От чего?
Леолия чувствовала, что дрожит. И это было странно, ведь у неё не было тела.
– От Царя Ночи. Проклинающий уже проклят, – прошептала Руэри. – Двести лет я мучилась, сжигаемая ненавистью.
– Но как?
– Вы отменили проклятье, совершив всё наоборот. Он пожертвовал своим долгом ради твоей жизни, ради любви, – прошелестела Руэри, – ты пожертвовала собой, спасая королевство. Проклятье уничтожено. Моя душа свободна. Я могу уйти.
И старуха отвернулась, уходя. Леолия не поняла куда: вверх или вперёд. Руэри словно уменьшалась в размерах, с каждым шагом становясь моложе.
– Подожди! – крикнула девушка. – Руэри, а как же я? Куда идти мне?
Древняя королева обернулась.
– Как хочешь, – ответила, и вновь пошла.
– Постой!
Но Руэри уже исчезла. Леолия вновь заозиралась, ничего не понимая. Стены и башни замка исчезли, перед ней снова торчали гнилыми зубами развалины дворца. А среди – Эйд, прижимающий к груди неподвижное тело. Серебристая верёвочка всё ещё связывала её душу с супругом.
Леолия вздохнула и пошла к нему. Но сколько она ни шла, он не становился ближе. И тогда она пустилась бегом. Ничего не изменилось.
– Эйд! – закричала Леолия в отчаянии.
Медведь вздрогнул и обернулся к ней. Он услышал её!
И тогда наваждение прекратилось. Леолия с размаху упала в своё тело, вдохнула, закашляла и открыла глаза.
– Эйд, – голос не повиновался ей.
Он был так бледен, что показался ей мёртвым. Эйдэрд коснулся её лица. Пальцы его дрожали.
– Проклятья нет, – зашептала она, – его больше нет!
А он вдруг зарычал, как раненный медведь, и схватил её за волосы, с яростью взглянув в глаза.
– Никогда! – проревел. – Никогда не делай так больше, Лео!
И она счастливо ему улыбнулась. Герцог закрыл глаза, пытаясь вернуть себе самоконтроль, но она обхватила его и принялась целовать это злое лицо. В губы, в брови, в нос, куда придётся.
– Эйд, Эйд, – шептала, захлёбываясь радостью.
И он снова дрогнул, прижал её к себе крепко и нежно.
– Никогда так не делай больше. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты обманывала меня.
– Медведцы не клянутся, – фыркнула она, истерически счастливая, – а я – медведица…
И они оба смеялись, как подростки, и целовались, как сумасшедшие.