— От староверов человек отметился. Сумел дозвониться, несмотря на суету.
— И?
— Плохо все. Как и говорил, “семерку” придется трясти полностью, от корней до верхушки… Когда мужики узнали, что парня на дыбу потащили, чуть Деева не прибили на месте. Не монах нежить упокоил, это Макаров сделал. И в песках пластунов на бандитов наводил. И потом с германцами отношения наладил. Так наладил, что те оставшимся в живых и награды у Кайзера выбили, и позже буквально на руках носили.
— Понял… Ладно, после награждения разбираться будем.
***
Слова распорядителя Сашенька слушала вполуха. Здесь стоять, вот так улыбаться, громко приветствия не выкрикивать, руку пожимать осторожно. Ваше место ближе к концу, но не последней. Одаренная, как-никак. Генералы, прочие разукрашенные позолотой господа первыми отметятся, затем люди рангом пониже и уже потом очередь для младших офицеров дойдет.
Лица все незнакомые. Хотя — того подпоручика видела. Вроде бы из второй роты, на западном направлении башибузуков гоняли. Чуть поклонилась, получила ответное приветствие. Рядом с ним еще трое, у последнего рука на перевязи. Эти в порту мелькали, погрузкой рядовых руководили. Явно не штабные шаркуны.
Неожиданно для себя Сашенька успокоилась. Да, важное событие. Сам Император Российский награду будет вручать. Но у нее уже есть награда. И получила из рук человека, который вместе с добровольцами ей жизнь спасал. И теперь в Сахаре военным губернатором служит. Получается — все, отбоялась? Совсем?
Журналисты гроздьями по краям балкона. Многочисленные родственники и чиновники между ними. Господа в мундирах выстроены на сияющем паркете буквой “П”. Девушка в середине левой “палочки”, спиной к огромным окнам. Зато своих видит, сумели вперед протиснуться. Улыбнулась, осторожно помахала, поймав удивленные и осуждающие взгляды генералов с противоположной стороны зала. Пусть, с ними с одного котла не есть.
Распахнулись справа створчатые двери, незнакомый дядька с бородой до пуза и в старинном кафтане шагнул вперед, гулко ударил позолоченным посохом, объявляя:
— Император и Самодержец Всероссийский, Царь Ханьский, Царь Сибирский и…
Найсакина про себя повторяла, проговаривая длинный список официальных титулов.
— А также Великий князь Николай Иванович Романов! А также князь Великого Новгорода Мстислав Святославич!
Остальные фамилии девушка пропустила мимо ушей. Насколько удалось вспомнить из урока государственного права, на официальных мероприятиях представляют публике особо важные фигуры и ближний круг. Остальных чиновников и сопровождающих потом в газетах отметят. И кто из высокопоставленных господ хозяину газеты важнее, того в список и добавят.
Иван Второй походил на свое изображение на картинах. Большой, в белоснежном мундире с отметкой ветерана на левом рукаве. На груди сияет герб: золотой дракон на изумрудном щите. Смотришь на него и понимаешь, что именно такой человек может удержать в руках власть. Справится с любыми проблемами в стране и поведет ее к счастливому, процветающему будущему.
Аккуратно сложив руки перед собой, девушка про себя грустно усмехнулась. Человек из свиты императора работает на отлично. Только у Сашеньки простейший ментальный блок стоит, успела изучить, пока к работе в госпитале готовилась. Медикам без этого — никак. Захлестнут чужие эмоции, боль и страдания будут мешать работать. Поэтому — разделяет собственные чувства и то, что ей чужая воля нашептывает. Но мешать не стала, старается человек, белый хлеб с толстым слоем икры поверх отрабатывает. По должности положено. Наверняка заодно и чужие эмоции считывает, крамолу и злоумыслие ловит. Вдруг кто обиженный пробрался, револьвер прихватил? Не всех охрана осмотреть может. У того же Вильгельма родню перебили — никакие гренадеры не спасли. И в Варшаве не так давно покушение было…
Минуты утекали, словно вода в ненасытный песок пустыни. Неожиданно рядом Сашенька услышала голос адьютанта:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Госпожа Найсакина, Александра Николаевна. Произведена в звание зауряд-прапорщика за выдающееся мужество и работу медиком на поле боя. Личная рекомендация и похвала от командира роты и губернатора южной Сахары. Рекомендована к продолжению обучения в университете Великого Новгорода на факультет целительства. Представлена к Георгиевскому кресту четвертой степени.
— Заслужила. Поздравляю.
Прямо перед ней стоял Иван Второй — огромный, с легкой улыбкой на губах. Нравится ему награды вручать. Особенно единственной даме из многочисленных офицеров. Когда император протянул руки к переброшенной через плечо голубой широкой перевязи с красными буквами “Доброволец РИ”, Сашенька выполнила безукоризненный книксен и тихо произнесла:
— Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, я недостойна данной награды.
Четкий отлаженный механизм вручения орденов и медалей застопорился. Иван Второй от неожиданности отступил на шаг назад и удивленно уставился на невысокую девушку, которая произнесла немыслимое.
— Что? Прости, я не совсем понял.
Набрав побольше воздуха, Сашенька повторила:
— Я недостойна данной награды, Ваше Императорское Величество.
Ее слова в наступившей тишине звонко разлетелись по залу, приводя в изумление уже не только государя, но и свиту, офицеров и гостей с журналистами на балконе.
Из могучей кучки позади самодержца вылез рыжеволосый здоровяк, похожий на викинга. Подстриженный под европейский манер, в дорогом костюме. Вылез и зашипел:
— Барышня, вы понимаете, что делаете? Вас же инструктировали перед церемонией! Как можно, где ваше воспитание?
Лицо знакомое. В газетах видела, мелькало на первых страницах. Один из предводителей Думы, господин Березин.
Не обращая внимания на лидера оппозиции, Сашенька продолжила, говоря прямо в лицо императору, который мрачнел с каждым произнесенным словом.
— Ваш портрет и портрет вашей матушки у нас в прихожей висит. И я знала, что Романов лично защищал солдат, с которыми вместе в засаду на границе попал. А матушка ваша сестрой милосердия на фронте была. Я не просто верила, я точно знала, что если со мной случится что-то плохое, то именно вы разберетесь в проблеме и поможете ее решить. Либо прикажете верному человеку, и тот от вашего имени справится. Потому что от границы до границы есть то, на чем стоит государство Российское. “Слово и дело”. Ваша воля и наше исполнение… Но сейчас я не узнаю моего императора. Я не вижу здесь среди награждаемых ни одного рядового, кого я лечила в окопах рядом с Тазили и кто прикрывал меня от шрапнели. Я не вижу Сергия Макарова, кто вынес тяжелораненого командира роты на себе из самой гущи рукопашной схватки. Капитан Эраст Юлианович Седецкий при мне подписывал наградные листы на всех, живых и мертвых. Но почему-то ни одного из ребят рядом нет… Макаров первым на нежить пошел, вместе с Герасимом Тверским. Те, кто живы остались после двух дней под обстрелами, им спину прикрыли. Вдвоем — против тысяч и тысяч мертвецов… Они нам всем жизни спасли. И в пустыне, и здесь, в Новгороде. Германцы им в пояс кланялись, просили остаться. Но все добровольцы домой вернулись. Чтобы здесь на страже простых людей стоять…
Голос девушки звенел от напражения:
— Так чем вы, Ваше Императорское Величество, верных Отечеству солдат наградили? “Георгием” заслуженным? Нет? Не-е-ет, по вашему приказу их в застенки бросили. Цепных псов спустили, кто меня, одаренную и со смертью рядом ходившую, портовой шлюхой обозвали. С грязью смешали. За то, что с вашим именем на устах умирать готовилась…. За что вы нас так, Ваше Величество?
Аккуратно вернув крест на бархатную подушечку, Иван сердито рявкнул, пытаясь прервать гневный монолог:
— Это дело государственной важности! Вас, госпожа Найсакина, не касается.
— Совершенно верно. Меня это не касается, — горько согласилась Сашенька. Закатав рукав на левой руке, посмотрела на темно-синие пятна. — Я свое уже получила, вот эти синяки в качестве награды… Я прошу у вас прощения, Ваше Императорское Величество, мне здесь явно не место. Стоило сгинуть в песках, чтобы не испытать такого позора… Но я хочу напомнить Вам. Я — одаренная, честью и совестью за должности и подарки не торгую. Надо будет, как прадед встану на защиту Веры и Отечества. А в Великом Новгороде… В лечебницу фабричную попрошусь, ночные горшки за немощными бабушками выносить. Может, примут.