***
От врачей в больнице Макаров отмахнулся, потребовал в первую очередь заняться другом. Солнце уже начало цеплять краем горизонт, когда глава отделения неотложной терапии закончил совещание, протер белоснежным платочком пенсне и начал объяснять парню, что и как:
— Ампутацию ваш товарищ не переживет. Мы пока до утра его стабилизировали, завтра будем думать, что и как. Слишком много повреждений.
— Я видел, как после накрытия шрапнелью солдату ногу от бедра и до кончиков пальцев измочалило. И — вытащили бедолагу. Домой даже не на костылях возвращался, а с тростью. И ходил сам.
— К сожалению, мне такие случаи неизвестны. Если вы сможете связаться с этим специалистом и тот пришлет описание принципов лечения, это очень поможет… В любом случае, мы сделаем все возможное. Жить господин Герасим будет, в остальном — как Бог даст.
— Понял… Постараюсь найти этого доктора…
В коридоре у палаты больного стоял пост из двух жандармов. Увидев некроманта, вытянулись во фрунт, изобразили максимальное почтение. Макаров внимательного посмотрел на одного, затем на второго и сказал:
— Прошу вас, братцы, не подведите. И смене передайте. В палату — вход только врачам. И мне. Если кто чужой вздумает сунуться — гнать ссаными тряпками. Невзирая на чины… Я княже попрошу, вряд ли откажет. А то сейчас полезут лизоблюды, начнут умолять, чтобы их простили и за прошлые обиды не спрашивали.
— Сделаем, господин Макаров. Мстислав Святославич уже предупредил, что головы не сносить, если что не так.
— Вот и хорошо. Я в вас верю. Вы в непотребствах не участвовали, солдатика из добровольцев в обиду не дадите…
В коридоре на лавке вдоль стены сидело несколько человек: Назар, рядом с ним двое мужиков в черных рясах, явно из охотников. Предпоследним — непонятный господин в штатском, с наброшенной на плечи козликовой шубейкой. Скорее всего — из топтунов или Особого Отдела, присматривать и докладывать, если некромант в разнос пойдет. Последним — незнакомый старик в старенькой форме с погонами младшего унтера и двумя “георгиями” на груди. Увидев, что Сергий задумчиво рассматривает кресты, старик поднялся, подкрутил усы и представился:
— Челеби Азат Михайлович, помощник атамана Новгородского войска казачьего.
— Азат Михайлович?
— Вы не сомневайтесь, ваш высокобродь, я настоящий казак. Отец меня подобрал на границе, когда соседи аул вырезали. Воспитал, вырастил. Я три войны прошел.
— Даже не думал, господин офицер. “Георгиев” пока за штабные игры не раздавали… И не называйте меня благородным, я рядовой, чинов не выслужил.
— Ну, это я так… Вы же не простой человек, господин Макаров… Нам, как закрутилось, из станиц телеграммы прислали, спрашивали, что и почему. Мы к княже ходили, челом били. Мол, неправильно это, справного воина и по навету на дыбу тащить… Говорят, — старик понизил голос, — лекарка из корпуса во время награждения сильно обижалась, государю императору выговаривала. От положенного отказалась, домой ушла. С ней еще четверо младших офицеров шаркунов паркетных пытались на дуэль вызвать, да запретили им. Его Величество очень разгневался, что обманули и генералы все ордена к рукам прибрали. Разбираются сейчас… Вот и вас выпустили.
— Выпустили… Передайте спасибо казакам, что не забыли. Должен буду.
— Так, вы же в пустыне наших прикрывали, как можно иначе-то… Я рядышком побуду, если что надо, только скажите. Атаман приказал — помочь, если что потребуется… Дом-то ваш цел, а вот внутри все по щепочке разломали. Надо будет заново обставляться… И мастеров найдем, кто поможет. И людей, кто с ремонтом подсобит.
Обняв Челеби, Сергий поблагодарил еще раз:
— Понял. Храни вас Господь, Азат Михайлович… У меня дела еще. Давайте завтра после обеда у дома и встретимся. Там на месте и обсудим, что и как…
Спустившись по больничным ступеням, некромант посмотрел на темнеющее небо и приказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Назар, поехали на могилу.
Макаров не просил, не пытался договариваться. Он знал — сейчас в своем праве. И если кто-то вздумает перечить, то просто перешагнет через идиота, оставив после себя очередной труп. Тьма внутри затихла, но в любой момент могла вызвериться. И стоять на грани “добро или зло” удавалось с трудом. Слишком сильно грызла обида за несправедливость. А хуже всего, давило понимание — иначе и не будет. Такой мир. Такое государство. Такие правила жизни, которые приняты каждым жителем. И ты или вписываешься в систему, или тебя перемелют и выплюнут, не заметив потери.
— Одеться бы тебе, Сергий. Застудишься, помрешь, с меня спросят, почему не уберег.
Потрогав заскорузлую рубаху на худых плечах, парень печально усмехнулся:
— Я не мерзну, Назар. Привык в камере… Поехали.
На Петровское кладбище добрались на трех пролетках. В первой — некромант со старшим охотником за нечистью. Во второй — монахи. В третьей — господин из Особого Отдела и еще один жандарм. В отличие от сопровождающих, Назар лучше других понимал, что тишина и вежливость Макарова обманчивы. Внутри бывшего заключенного клубится злоба и вся накопленная за полгода мерзость, готовые в любой момент вырваться наружу. Проблема в том, что собери хоть всех искореняющих по северам, такую силу не удержать. И справиться с обидой сможет только ученик Зевеке. Если сочтет, что выбранный им путь — правильный. А сломается в эту ночь — никто и ничто не защитит город от пробоя на темную сторону. Шарахнет так, что получит княже новый Бухарест, превратившийся в гигантский могильник буквально за пару минут.
— Остальные пусть ждут. Ты со мной.
Аккуратно пробираясь по невысоким сугробам, Макаров выбирал, куда поставить ногу в разбитых сапогах. Тропинку присыпало, скользко. Упадешь — сил может и не хватить снова подняться. Но — шел, медленно и упорно. Даже не спрашивая дорогу. Чувствовал, где его ждут.
Рядом с еще не осевшим холмиком на пустом каменном надгробии торчал кляксой огромный черный ворон. Мрачно разглядывал двух мужчин, застывших рядом. Встрепенулся, каркнул.
— Здравствуй, Федор. Я вернулся… Спасибо, что подсказал, где наша девочка упокоилась… Не сберег я ее, прости…
Ворон зло выдал клокочущую тираду.
— Понял, прости. Мы не сберегли, вместе… Ничего. Здесь ей хорошо будет. Заборчик ажурный поставим. Попросим у Господа, чтобы простил все грехи, если за Кусакой что найдет… И когда попадем за грань, встретим ее. Точно знаю, дождется…
Нагнувшись, Сергий осторожно смахнул рукой снег с белоснежных цветов, лежащих на могиле. Четыре лилии, перевязанные красной плотной шерстяной ниткой. Кто-то сумел найти в городе, не пожалел в память о верной помощнице добровольцев.
Поманив ворона, некромант помог Федору устроиться на плече. Повернулся и сказал Назару:
— Я проливал кровь за империю и рейх. Я умирал с каждым товарищем, кто погиб там. Ощутил их боль, их страх смерти, задыхался, не имея возможности получить последний глоток воздуха. Сотни раз в песках подох в муках. Но остался жить за других… Я вернулся сюда, потому что так велит мой долг. Но я знаю, что такое правда. Что такое — быть отверженным… И я буду жить, как считаю нужным, а не как мне станут указывать.
— Епископат выпустил официальное распоряжение — не вмешиваться в твои дела. Бумаги для Герасима можно будет забрать завтра утром. Ему подтвердили право считаться твоим духовным наставником. И разрешили бесплатно учиться в семинарии, чтобы после завершения подтвердить сан.
— Бумаги… Назар, бумаги, это хорошо. Без бумажки — ты букашка, да… Но ты постарайся запомнить главное. Мне бумажки не нужны. Я ведь живу по законам, которые кровью, а не чернилами прописаны… Учить церковных людей, как вы хотите, не буду. Потому что помню, как твой Демьян строчил отписки, только бы не притянули за уши, как вольнодумца. И я видел, как вы простыми людьми, словно мусором, распоряжаетесь. Смахнули — и все, пусть у других голова болит…