— Хорошо, — та слабо улыбнулась.
— Прости меня… — отведя взгляд, проговорил он.
— Ты не виноват. Как и все остальные. Этому практически невозможно сопротивляться…
Запрокинув голову, Арна потеряла сознание.
Раанист ждал ее в полумраке глубокого забытья.
— Откуда ты здесь? — удивилась Танаа, подходя к нему ближе.
— Почему ты всегда спрашиваешь «откуда», но никогда — "зачем"? — вопросом на вопрос отозвался дракон.
— Хорошо, а зачем ты здесь? Я не ожидала тебя увидеть так скоро…
— Потому что сейчас я должен вывести тебя отсюда в ментал. И ты должна, связавшись с Мантикорой, объяснить ему, что произошло до того, как жители деревни сцепятся с ничего не понимающими наемниками, которые еще не успели придти в себя достаточно, чтобы осознать произошедшее.
— Вывести в ментал? А сейчас мы где? — она удивленно огляделась.
— Сейчас мы в твоем подсознании. Мне удалось проникнуть сюда, но я не уверен, что смогу помочь тебе удержаться в ментале после того, как ты придешь в себя.
— Раанист, я не понимаю, — чуть не плача, проговорила Арна. — Зачем мне приходить в себя, чего там может быть такого страшного, и…
— Во-первых, тебе сейчас очень больно. У тебя глубокая и серьезная рана, немалая кровопотеря, и так далее. Во-вторых, перейти в ментал отсюда ты не сможешь, значит, сперва придется вернуться в тело. Из «во-первых» и «во-вторых» следует, что тебе придется сосредоточиться и выйти в ментал в тот момент, когда тебе очень, повторяю, очень больно!
— Я справлюсь, — уверенно заявила Танаа. Мысль о том, что может произойти у деревни между ничего не понимающими наемниками, и озлобленными жителями, готовыми драться до конца, вызывала только одно желание — ни в коем случае этого не допустить!
— Я надеюсь. Ты должна придти в себя, выйти в ментал, связаться с Мантикорой, и предупредить его о том, что наемники больше не враги, а потом в кратчайшие сроки добраться до деревни, и спасти Гундольфа. Только после этого ты можешь позволить себе… сама узнаешь, в общем.
Только тут девушка поняла, что было не так в Раанисте. Дракон разговаривал с ней сухо, сдержанно, и без обычной теплой покровительственности. Он говорил с ней, словно с… чужой.
— Что случилось? — холодея, спросила Арна. — Раанист, что случилось?
— Поймешь. Очень скоро поймешь. Но сперва ты должна спасти своих друзей, — ответил он, и поднялся, расправляя крылья. — Сейчас я помогу тебе вернуться в тело. Готова?
— Да, — тихо сказала она.
— И запомни — ты не имеешь права умирать. На тебя возложено слишком много надежд, и слишком многие уже вверили свои жизни в твои руки. Ты не имеешь права умирать, как бы ты этого не хотела.
Дракон поднял крылья, сложив их за спиной, вскинул голову, и произнес несколько слов на неизвестном Танаа языке. Ее плечо пронзило обжигающей болью, Арна схватилась за это напоминание о физическом мире, почувствовала, что ее словно бы выталкивает из такого ласкового и спокойного беспамятства… и закричала, когда боль, перейдя на физический уровень, стала почти невыносимой.
— Почему она пришла в себя? — донесся словно сквозь толстую ткань обеспокоенный голос Эстиса.
— Не знаю. Но не думаю, что это надолго — скоро бедняжка потеряет сознание от боли. Хуже всего то, что клинок, которым ее ранили, был отравлен, и…
Голос лекаря становился все глуше — Арна поняла, что снова проваливается в забытье. Чудовищным усилием воли она заставила себя сосредоточиться, и перейти на ментальный план.
Здесь боль мгновенно ослабла, но не утихла полностью. Танаа прекрасно понимала, что времени у нее в обрез — в любой момент боль может вернуться, и тогда она просто не удержится в ментале. Собрав все свои силы, она привычно уже потянулась к Мантикоре.
— Талеанис, как ты?
— Пока что жив. Но это ненадолго, — сумрачно отозвался полуэльф.
— Я убила Птицу, — коротко бросила девушка, понимая, что времени на объяснения нет.
— И что? — безразлично спросил Мантикора, и Арна почувствовала, что он уже настолько приготовился умереть, что даже не был в состоянии полностью осознать ее слова, и сделать вывод.
— Наемники больше не подконтрольны ему, — выдохнула она. — Они не будут на вас нападать, если вы не нападете первыми. Просто подождите немного — они сами все поймут. Разве сейчас они не стоят перед воротами, не стреляя и не нападая? Разве по ним не видно, что все они — в замешательстве?
Талеанис вздрогнул, отгоняя наваждение, и присмотрелся к возглавлявшему противников северянину. На обветренном лице воина застыл всепоглощающий ужас, он сжимал кулаки так, что костяшки побелели, и явно не собирался отдавать приказа о наступлении.
- Кажется, ты права, — отозвался он. — Но что делать с Гундольфом?
— Что с ним?!?
— Он собрался сотворить какое-то страшное заклинание, и говорил так, будто его не переживет… Я не разбираюсь в магии, но, кажется, если действие заклинания уже начало проявляться, то его нельзя остановить…
— Оно начало проявляться? Как?
— Вокруг Гундольфа — светящаяся алая сфера с золотыми вкраплениями. Уже около десяти минут, и с каждой минутой она все интенсивнее и интенсивнее…
— Ясно, — Арна едва подавила желание выругаться. Она достаточно хорошо знала теорию магии, чтобы понимать, что теперь может произойти. — Талеанис, прошу тебя — докричись до Гундольфа, объясни ему, что наемники теперь наши союзники! И самые лютые враги Левиафана, каких только можно представить! — в плече запульсировала боль, Танаа поняла, что еще немного — и не удержится в ментале.
- При чем тут Левиафан? — обескуражено спросил полуэльф, тем не менее, направляясь к рыцарю.
— Потом объясню, а пока что просто поверь мне…
Ответа Мантикоры девушка уже не услышала — пронзенное словно раскаленной сталью плечо взорвалось ослепительной мукой, и ее вышвырнуло из ментала в измученное тело.
Нельзя терять сознание, — жестко сказала она себе. И услышала свой голос — словно бы со стороны.
— Сколько у меня времени?
— Яд вызовет необратимые разрушения внутренних органов примерно через час, — обескуражено ответил лекарь, меньше всего ожидавший, что пациентка придет в себя, и сможет говорить.
— До деревни всего пятнадцать минут скачки… я успею. Эстис, ты поможешь мне?
— Но, Арна, ты же…
— Нет времени. Ты поможешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});