мы с Ахаем добрались до моря.
Увидев море, я испугался. Я никогда не видел ничего подобного. То была огромная непрерывно движущаяся пустыня, где не росли съедобные растения. Ахай рассказал мне, что глубина этой пустыни — сто метров, а на дне находится еще одна пустыня, где могут дышать только хищные рыбы, которые питаются мясом. До сих пор я думал, что, дойдя до моря, на том берегу сразу увижу страну будущего, но, как я ни всматривался, видел только море, хотевшее меня проглотить и заглушавшее своим рокотом мои молитвы, и небо, в котором я не видел никого, кто мог бы меня услышать.
Там была лодка. Я всегда знал, что для пересечения моря нужна лодка, но я представлял себе что-то побольше размером. Эта лодка была немногим больше корыта, которое мой отец когда-то сделал для нашего осла. Нам нельзя было плыть на этой лодке, но потом нас загнали в нее вместе с семнадцатью другими путниками, потому что спутали с кем-то еще.
Пока мы плыли в лодке по морю, я все время боялся. Думал о глубине и о хищных рыбах. Нам-то перед отплытием сказали, что до будущего совсем недалеко, но вскоре плохая страна уже скрылась у нас за спиной, а хорошей страны все еще не было видно.
Настала ночь, и настал день, а потом средь бела дня вдруг стемнело, как ночью. Небо почернело, и начался шторм. Ветры обрушились на море и подняли волны. Все закричали. Загремел гром, а потом засверкали молнии. Я так испугался, что подумал: лучше бы я умер вместе с отцом и остальными, когда сожгли нашу деревню. На лодку налетел порыв ветра, прямо спереди; ее повернуло так, что она легла на волну боком. Казалось, что мы падаем с горы. Я ловил ртом воздух и цеплялся за борт перевернувшейся лодки. Время от времени я видел, как около меня, среди кипящих волн и нашего жалкого багажа, рядом с бутылками с остатками питьевой воды и почти пустой канистрой с бензином для лодочного мотора, барахтаются мои спутники. Не знаю, сколько времени я вот так вот умирал — две минуты или триста лет, — но подплыл большой корабль с итальянцами, которые спасли нас. В живых осталось пятеро. Ахая среди них не было. Это была история о море.
Итальянцы отвезли нас в страну под названием Сицилия. Это была страна приветливых докторов в белых халатах, обследовавших меня. И еще там были мужчины и женщины в черной форме. Они покрасили мне пальцы черной краской и велели прижать их к бумаге. Меня покормили и разрешили лечь в настоящую кровать. Я проспал три дня подряд.
Гостиница, где я жил вместе с несколькими сотнями других путников, находилась недалеко от деревни. Деревня была совсем другая, чем та, где я родился. Улицы вымощены камнем. Я часто туда ходил, чтобы узнать, как живут люди. Я видел много стариков. Они выглядели усталыми. Признаться, я представлял себе будущее другим.
Однажды я увидел в деревне пожилую женщину с пластиковым пакетом, полным апельсинов. Пакет порвался, и апельсины раскатились во все стороны по каменной улице. Я бросился за апельсинами, чтобы их подобрать и вернуть женщине, и помог донести апельсины до дому. Она что-то говорила мне, чего я не понимал, но у нее был приветливый голос.
Через несколько дней за мной приехал господин Монтебелло. Позднее я понял, что пожилая женщина в деревне в стране Сицилии — сестра господина Монтебелло и что она ему позвонила рассказать, как я ей помог. Господин Монтебелло привез меня к очень большому поезду, настолько же длинному, насколько глубоко море, и на поезде мы вместе совершили поездку длиной один день, одна ночь и еще немного от нового дня. Это было целое приключение. Господин Монтебелло показывал мне жестами, чтобы я лег спать, но я сильно волновался. Я много часов подряд смотрел в окно, как мимо меня проплывало и при этом менялось будущее.
Мы вышли на небольшой станции и на такси доехали досюда. Мне никогда в жизни даже не снилось, что я буду жить в таком шикарном доме, как гранд-отель «Европа». Господин Монтебелло выдал мне эту красивую униформу. Позднее, когда он научил меня своему языку, я понял, что эту самую униформу он носил раньше, когда ему было столько же лет, сколько мне. Она мне велика, как видите, потому что я меньше ростом и тоньше, чем он был в моем возрасте, но я все равно ею горжусь. Вот мой рассказ. Больше рассказывать нечего.
— Спасибо, что ты поведал мне это, Абдул. Твой рассказ произвел на меня большое впечатление. У меня нет слов.
— Я благодарен судьбе за то, что у моей истории хороший конец.
— Я тоже, Абдул. Я тоже благодарен.
— Эту часть истории вы также запишете?
— Может быть, ты возражаешь?
— Нет. Пожалуй, я даже хочу, чтобы вы ее записали. Если вы запишете мою историю, мне необязательно будет ее помнить.
2
Вернувшись в отель и поднимаясь по лестнице, чтобы пойти поработать в номере, я услышал, как на лестничной площадке, около пластмассовых цветов, мажордом беседует с горничной по имени Луиза. Речь шла о ее племяннике, юноше не без проблем в прошлом, но с золотым сердцем. Он искал работу. По мнению Луизы, чтобы помочь ему не сбиться с истинного пути снова, было крайне важно найти для него работу. Она просила мажордома посодействовать. Причем настойчиво. Мажордом говорил, что у него нет вакантных мест и отель не может себе позволить нанять дополнительного работника. Луиза отвечала, что он согласится на любую работу, даже на место коридорного. Мажордом возражал, что в гранд-отеле один коридорный уже есть, а гостей теперь не так много, чтобы позволить себе принять на работу второго. Заметив меня, они прервали разговор и поздоровались. Не знаю, был ли этот разговор потом продолжен.
В коридоре, куда выходил мой люкс, я встретил трех американцев, живших, видимо, в номере чуть дальше. Они заговорили со мной. Рассказали, что идут гулять. Хотят побродить по окрестностям. Заметили, что в конце длинной аллеи есть большой парк, туда-то они и собираются совершить вылазку. Данное намерение объясняло их спортивную экипировку. На отце семейства была рубашка цвета хаки, шорты и бежевые гольфы. Его супруга щеголяла в блестящих розовых