— это две стороны одной медали. Что без темноты нет света. Инь и ян, вы же понимаете. Так что вот. Пожалуй, назвав это трогательным, мы зайдем слишком далеко, но здесь есть некая красота. Или «чистота», так будет точнее. Или что-то «вдохновляющее».
— По-моему, мы зайдем слишком далеко, — сказал я, — если заявим, что черпаем вдохновение в прилюдном изнасиловании.
— Это тоже типично европейский образ мыслей, — возразил Бас. — Первое, от чего надо избавиться, если путешествуешь так, как мы, — это от привычки обо всем судить, на все смотреть через очки нашего так называемого просвещения и того, что мы понимаем под нашим современным правовым государством, накладывать на все успокоительные схемы западных категорий этики и морали. Мир существенно больше, чем наши ограниченные представления, что такое хорошо и что такое плохо. Наше пресловутое просвещение было, в конце концов, чисто локальным феноменом, не забывайте. «Снимите со стены табличку с этим европейским лозунгом, — говорим мы, — и постарайтесь быть открытыми для нового, будьте готовы чему-то научиться от людей, у которых гостите». Чтобы достичь взаимопонимания между народами, надо в первую очередь быть открытыми для ритуалов и обычаев других народов, с их образом мыслей. Я сам в это свято верю. Честное слово. Потому что, придерживаясь в подобных странах европейской системы ценностей, ты в итоге наносишь ущерб и в духе неоколониализма навязываешь свою культуру обществу с совершенно другими устоями. Тем самым ты многое разрушаешь. Увы, история знает достаточно примеров.
Я сказал, что под основным принципом готов подписаться, но в данном конкретном случае все равно сомневаюсь.
— А что нам, по-вашему, следовало сделать? — спросил Бас. — Позвонить в полицию? Или я должен был в моих шортах цвета хаки прыгнуть в ревущую толпу и с помощью одних лишь кулаков спасти обреченную деву, игнорируя местную правовую систему?
— Вы могли просто не смотреть.
— И тогда, вы считаете, этого бы не произошло?
Том и Бренда уже долгое время молчали. Я попытался вовлечь их в разговор, спросив, каково их мнение.
— Наверное, лучше этого не говорить, — задумчиво произнесла Бренда, — но мы слышали с разных сторон, что панчаят и подобная институционализированная кровная месть уже давно отменены и в наше время их инсценируют исключительно для туристов.
— Это грубая ложь, — возмутился Бас.
— Спорить не буду, — ответила Бренда и посмотрела на меня с иронической улыбкой. — Еще кофе? Или пора перейти к более крепким напиткам?
8
Грета встала. Сказала всем «спасибо», извинилась, что нам пора уходить, и напомнила, что шофер уже ждет меня, чтобы отвезти в Ассен. Обещала, что мы обязательно вернемся и ввиду нашего напряженного графика договоримся о встрече заблаговременно.
Я хотел понять еще одну вещь.
— Поскольку мы изучаем последствия туризма, а вы в данной области эксперты, поясните мне, пожалуйста, что вы думаете о ситуации здесь у вас.
— В Гитхорне?
— Мне видится некая ирония в том, — сказал я, — что теперь вам, собственно, незачем лететь в Азию. Азия сама прилетела сюда.
— Это ужасно, — вздохнула Бренда.
— Катастрофа, — подтвердил Том.
— Вчера я хотела проехать на велосипеде по мосту, — начала рассказывать Бренда.
— Да забудь ты об этом, — посоветовал Том.
— А они стоят в своих идиотских шапочках и фотографируют, — не умолкала Бренда. — Думаете, они посторонились, когда я позвонила в звонок? Не-а. Вместо этого они смотрят на тебя так, будто ты аттракцион в луна-парке.
— А если им повезет, — добавил Том, — то они тебя с радостью еще и сфотографируют.
— Именно так и произошло, — кивнула Бренда. — И сколько бы они ни говорили, что это пешеходная дорожка, все вранье. Это велосипедная дорожка.
— Расскажи еще о последнем случае, Бренда, — напомнил Том, — когда ты развешивала постиранное белье за домом.
— Да, — сказала Бренда, — развешиваю я белье, и вдруг передо мной китаец. Прямо у нас в саду. Как будто так и надо.
— Большая проблема — недостаток информированности, — пояснил Том. — Китайцы и правда думают, что Гитхорн — это парк аттракционов. Соответственно, думают, что здесь все для них, как в Диснейленде. Не понимают, что это деревня, где живут люди.
— А сосед наш недавно нашел у себя в почтовом ящике обкаканный подгузник, — сообщила Бренда.
— Они думают, что почтовые ящики на двери — это урны, — подхватил Том.
— В Гитхорне уже почти не осталось нормальных людей, — вздохнула Бренда. — Местные жители разъезжаются кто куда.
— Деревня стала непригодна для жизни, — покачал головой Том. — Наши традиции под угрозой.
— Позвольте и мне вставить слово, — заговорил Бас. — По-моему, жаловаться на туристов — лицемерие. Ведь на них здесь зарабатывают кучу денег.
— Тебе легко говорить, — возразил Том. — Вы здесь не живете. Вы живете в Стейнвейке. Полагаю, у вас там международный туризм еще не приобрел столь массового характера.
— Но у нас есть хорошие друзья и здесь, в Гитхорне, — вступила в разговор Ивонна. — Они перестроили свой дом под гостиничку «бед энд брекфаст» и теперь говорят: «Добро пожаловать, китайцы! Чем больше, тем лучше». Богатеют и в ус не дуют. Так что вот.
— А вы видели, что делается на канале Дорпсграхт? — спросила Бренда. — Там чуть не все дома выкуплены китайскими инвесторами. Устраивают там отели, прокат лодок, хостелы, и все заполнено. От этих денег обычным жителями не достается ни цента. Более того, местным жителям и думать нечего конкурировать с китайским капиталом, правда, Том? Так что это просто ерунда, что благодаря туристам деревня якобы богатеет.
— И что в итоге получается? — произнес Том. — Дорпсграхт, эта жемчужина Гитхорна, в полном запустении. Китайцы не вкладывают денег в реконструкцию. Вы же видели, в каком состоянии укрепление берега? Некоторые доски еле держатся. В каком-то смысле китайцев нельзя винить: они понятия не имеют об этой традиции. Но Гитхорн летит в тартарары.
— И вообще, асфальт на дорожке Бинненпад, которая идет вдоль Дорпсграхта, весь в диких рытвинах, — распалилась Бренда. — В разгар сезона люди подворачивают ноги прямо перед недвижимостью этих китайцев.
— А народа там всегда столько, что скорая помощь не проедет, — подхватил Том. — Не хочу преувеличивать, но под угрозой наша безопасность.
— А осенью и зимой, — продолжала Бренда, — когда туристов нет, Дорпсграхт словно вымирает.
— И тогда в самом центре деревни