пытаясь отогнать наваждение, проснуться.
– Фауст, – незнакомец поддернул рукав и повернул запястье к свету. – Вот знак.
Татуировка. Буква F? Как у Графа на лбу.
– Фауст, – Краснов обрадовался, рассмеялся. – Что же ты сразу не сказал? Свет выключил, телефон обрезал. Я не пацан, зачем эффекты. В общем, я согласен!
– Согласен?
– Вступить в общество, я все выполнил. Волгу угнал, партию героина увел, все по-честному. И миллион отдал.
– Миллион?
– Первый взнос. Развязывай, руки затекли.
– Кому ты отдал миллион?
– Драме, кому еще. Тоже шутник! Пистолет в ухо сунул, чуть перепонку не порвал. Откуда мне знать? Он забрал дипломат. Развязывай!
– И где Драма?
– В больнице отдыхает. Ты бы сразу сказал, а я думаю! Голос знакомый. Он заявился ко мне прямо в Управление.
– А деньги где?
– Альбинос его на площади подрезал, я же не знал. Завтра отыщу, и порядок. Графа жалко. Могли не убивать. Я условия выполнил, друга кинул. На Хозяина замахнулся. Это не шутки. Развязывай! Договор дороже денег.
– Фауст в переговоры с мафией не вступает.
– Я не мафия, я полковник милиции. Получу генерала. Начальником управления стану, я уже на его месте. Вам нужен такой человек?
– Ты хуже мафии, ты предатель. Мы вас уничтожаем. Деньги на вашей стороне, власть, даже закон. Вы само зло. А на нашей стороне совесть и вера. Фауст – трибунал совести. В открытом бою вас нельзя уничтожить, действуем тайно. Но справедливо. Идет война между добром и злом.
Фразы из фантастического романа. Интересно будет рассказывать. Кому? Маринка любит истории про схватки добра и зла, про торжество справедливости, а этот?
– Очевидно, вы на стороне добра, – ухмыльнулся Краснов.
– Приступим!
Бред, бред, фантастика. Кошмарный сон. Или не сон? Уснуть и видеть сны.
– Может, договоримся? – хихикнул Краснов.
– Смертная казнь через повешение. Приговор обжалованию не подлежит.
– Э, так не пойдет! А где прокурор, обвинение, где защита, прения сторон?
– Мы сами выносим приговор, исполняем на месте. Заказные убийства, коррупция. Героин.
– Это еще доказать надо, вы что. Нарушение процессуальных норм. А права человека?
Черный незнакомец вынул из кармана… губную помаду. Снял колпачок, выкрутил тубу. Краснов запаниковал. Детали убеждают сильнее слов. Фауст свободной рукой взял пленника за шею, чтобы не дергался, и мазнул три раза. Лоб запылал. Словно паяльник приложили. Краснов забился в истерике, отклонился и упал вместе со стулом. И все равно не проснулся.
– Полковник Краснов! Ты отнял не одну жизнь и не одну свободу. Значит, заслужил не одну смерть. Друг, которого ты предал, вел себя достойно. Лежи смирно.
Незнакомец достал нож, склонился. Веревочные путы, стягивающие ноги, по очереди ослабли, вот и руки свободны. Можно жить. Краснов медленно поднялся, и метнулся к выходу. И получил встречный удар в солнечное сплетение. В прихожей был еще один. Краснов согнулся, разинутым ртом хватаясь за жизнь. Боль была слишком сильной, спазм не давал дышать.
– Барин! – позвал из комнаты знакомый голос. – Полезай на стул.
Краснов обреченно повернулся, поплелся обратно, держась руками за живот. Болит желудок, точно, как при отравлении. Пока сон не кончится, он не проснется. Надо досмотреть до конца, так бывает. Кто же этот человек?.. Он знает, только вспомнить не может. Виски выпил много, вкус шоколадный, пьется легко, все равно дерьмо, отравился. Такие кошмары мучают, не приведи Господи. Краснов, взявшись за спинку, взгромоздился на стул. Ноги не отошли, держали плохо, он пошатнулся, ухватился за веревку, поймал равновесие. Интересно, есть ли жизнь на том свете? Или поповские выдумки. Он механически просунул голову в петлю, проверяя, пролезет голова или нет. Хотел только проверить, и тут вспомнил! Он повернулся, отыскивая обладателя знакомого голоса. Да это же… Стул вылетел из-под ног.
Глава 21
Кома
Грехов юности моей и преступлений
не вспоминай… Господи!
Библия. Псалтырь 24, 7.
(Тетрадь Драмы)
Когда мне проткнули мочевой пузырь, я стал идиотом. Не то, чтобы стал, но обнаружил, что был. Мне хотелось смеяться и показывать на себя пальцем. Люди, видали идиота? Он изнасиловал начальника милиции. Думаете, получил удовольствие? Что вы, что вы. Нож в брюхо. Я лежал на операционном столе, голый как младенец, и страшно матерился. Вокруг меня суетились люди в белах халатах, они никак не могли меня усыпить, наркоз не действовал. Словно собираясь меня задушить, советские медики по очереди прижимали маску с хлороформом к моему хлебальнику и весело переглядывались. Их лица в зловещих марлевых повязках меня не пугали. На их счастье, мои ноги и руки были заранее стянуты ремнями, оставалось только мычать в тряпочку, выражая свое неудовольствие. Когда врачи устали и отступились, я открыл один глаз и громко сказал:
– Дайте водки, сволочи!
Они дружно застонали.
– Была бы водка, сами бы выпили, – процедил худой и длинный, похожий на практиканта, хирург. – Что ж, будем резать без наркоза.
Я заволновался.
– Без наркоза нельзя, товарищи! Где это видано, чтобы человека живым резали. Попробуйте еще раз, может, усну.
– Эфира мало, – подала голос толстая тетка в очках. – Мы и так на него тройную дозу израсходовали. Потерпит, не маленький.
– Я боль не переношу, умереть могу. Вас же ругать будут. Может, спирта найдете? И режьте тогда на здоровье.
– Спирт не для этого предназначен, – мрачно сказал «практикант». – Вот умрешь, тогда и выпьем, мы тоже люди, нам тебя жалко будет. Думаешь, легко, когда больной умирает?
– Жалко, конечно, – согласился я. – А мне каково?
– А тебе все равно будет.
– Нельзя же так, товарищи, – взмолился я, преданно заглядывая в суровые глаза медиков, толпящихся вокруг. – Если выживу, я вам ящик водки поставлю! Честное слово, товарищи.
– Обманет, – пискнула какая-то пигалица, хлопая накрашенными ресничками. – Он подлец, сразу видно. И глаза голубые.
– Не обману! Ей богу, не обману. А глаза у меня серые.
– Светло-серые, – возразил кто-то. – Это лампы отражаются.
– Нет, голубые! – заспорила пигалица. – У моего жениха…
– Дрянь глаза, – заметил «практикант». – И жених твой тоже дрянь, сбежал.
– А вот и не сбежал! Я сама его выгнала, – пигалица фыркнула. Полемика разрасталась, я заскучал, и стал проваливаться в небытие. Глаза мои закрылись сами собой.
– Умер, – сказал кто-то. – Поздравляю.
– Притворяется, на жалость бьет.
– Нет, умер! Видите, судороги начались, – холодная рука схватила меня за ногу. – Теплый еще. Отмаялся.
– Несите спирт.
Что за дурацкая болтовня! Я открыл глаза, собираясь их смутить. Голоса умолкли. Однако вместо созвездия ламп, висящих над операционным столом, я увидел белый потолок и жалкую люстру на тоненькой ножке. Поддавшись панике, врачи лебединой стайкой кинулись прочь. Когда я повернул голову, их уже не было, и тут полыхнул огонь. Пожар! Пожар