Читать интересную книгу Рукопись из тайной комнаты. Книга первая - Елена Корджева

Ну, комната – это вам не дом, за неделю со стенами да с крышей управились.

Стол для артели накрыли в доме: на улице зарядил беспросветный дождь.

– Ну что, девка, вовремя мы тебе крышу-то над головой построили, – самогон развязал Эрику язык, – небось, недолго одна тут спать будешь. Или после баронских гостей свои мужики не милы уже?

Куда девался тот славный Эрик Калейс, с которым вместе ходили в школу и из школы? Бывший детский друг теперь стал падким на выпивку, на глазах опускающимся человеком. Густа слышала краем уха, что у Эрика были какие-то неприятности по части девушек. Точно она ничего не знала, но у парня во рту явно не хватало пары зубов, так что мысль о том, что нарвался он этими зубами на чей-то кулак, не была ошибочной.

Шального парня, конечно, лучше было бы не звать. Но с одной стороны – нужно было поторапливаться, и лишние руки ох как нужны, с другой стороны – сосед. Не позвать – обидится.

Всё это Густа понимала прекрасно. Но и терпеть поношения пьяного грубияна не желала.

Эрик нагло смеялся ей в лицо, ожидая, а что эта выскочка – именно выскочкой он и считал девушку – сделает.

Отпор дать хотелось, но вскочить Густа не смогла. Она рванулась было вверх, но, как оказалось, мама предусмотрительно уже сидела на её платье, а Марта ухватилась под столом за подол с другой стороны. В результате получилось только густо покраснеть.

Янке, которого выступление Эрика тоже задело за живое, вмешаться тоже не дали. Юрис – сосед, здоровенный дядька, косая сажень в плечах, переглянувшись с отцом Эрика – старым Гунаром, приобнял слегка за плечи хозяина дома, практически того обездвижив.

– Не серчай, Янка, мало ли что спьяну с языка сорвётся. И ты, Густа, зла не держи, сама видишь, то не Эрик, то хмель говорит. Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль, пора нам уже.

И, поднявшись, приобхватил слабо держащегося на ногах Эрика:

– Пойдём-ка, парень, провожу я вас с отцом до дому, а то поздно уже.

Не дав тому и слова сказать, Юрис легко, как пушинку, вытащил пьяницу из-за стола и заботливо укутал его в камзол, прежде чем вывести в непогоду.

Гунар, заторопившийся вслед, чуть задержался у двери:

– И впрямь, Янка, не серчай. Сам знаешь, не так я Эрика воспитывал. Всегда мы с тобой добрыми соседями были, негоже из-за пьяных слов дружбу рушить.

Да и так все понимали, что негоже. Отец, помедлив, встал и пожал руку соседу. Кристап тоже вышел из-за стола и тоже по-мужски, за руку попрощался с дядей Гунаром – как-никак вместе работали.

Женщины остались сидеть за столом.

Так они и сидели у тёплой печки, глядя то на входную дверь, за которой шёл унылый осенний дождь, то – на дверной проем, ведущий в тёмное пространство комнаты Густы и будущего малыша.

Отец с Кристапом управились быстро. И полы, и дверь, и окно – всё стояло, лежало и висело на своих местах и вкусно пахло свежеструганным деревом.

Пока мужчины конопатили стены, утепляя их, Густа отправилась в усадьбу. Нужно было забирать наследство.

За неполные две недели усадьба изменилась до неузнаваемости. И причиной этому были не только чемоданы и баулы, стоящие в холле. Как-то сразу куда-то девался живой дух уюта и тепла, так тщательно и заботливо создаваемый фрау Шварц столько лет. Куда-то исчезли всевозможные милые мелочи – салфеточки, подсвечники, вазочки… Даже стены зияли пустотой, открывая взгляду овалы невыгоревших обоев на местах, где висели любимые фрау Шварц миниатюры с пасторальными сюжетами.

Кто бы мог подумать, что именно эти мелочи, включая пейзажи с всегда голубым ясным небом, всегда зелёной травой и пасущимися на ней овечками, придавали уют и тепло всему большому дому.

Осталась нетронутой только лестница, которую делал когда-то отец Густы. Тёмного дерева, незыблемая, прочная, она по-прежнему придавала дому какую-то основательность и надёжность. Эта лестница словно бы обещала, что в итоге всё будет хорошо, и рано или поздно, но картинки, салфетки и всякие вазочки снова займут свои места.

Вот только было неизвестно, вернутся ли в этот дом те же люди, или это будет совсем другая семья с другими картинами и светильниками.

Стараясь отогнать прочь грустные мысли, Густа поднималась по лестнице, скрип каждой из ступенек которой она знала наизусть.

Герр Шварц был у себя в кабинете.

– А, фройляйн Августа, наконец-то. Я уж думал, не свидимся – послезавтра мы уезжаем. За наследством пришла?

Герр Шварц был неподражаем в своей прямоте и стремлении завершать начатые дела. При всей суматохе он помнил о своих обещаниях и делами чести не пренебрегал.

Узнав, что для Густы уже готова комната, куда можно поставить целые шкафы, хозяин – Густа по-прежнему считала его хозяином – расхохотался:

– Ай да Янка! Ай да молодец! И то правда, чего шкафам пропадать. Ах, шельмец, знает, что хорошую работу сделал!

Несмотря ни на что, герр Шварц не терял оптимизма. Густа, хоть ей и было жалко разорять столь любимую ею библиотеку, не могла не улыбнуться в ответ.

– Ну пойдём, покажу.

И герр Шварц, гордо неся перед собой свой обширный живот, быстро зашагал по направлению к библиотеке.

Густа тихо восхищалась человеком, рядом с которым провела столько лет, сначала в качестве гувернантки его дочери, а потом – в качестве личного помощника и секретаря: герр Шварц был человеком слова. Несмотря на то, что ему предстояла куча предотъездной работы, несмотря на то, что одышка то и дело заставляла его выпрямляться и давать телу короткий отдых, этот человек выполнял взятое на себя до конца. Тайна осталась тайной. Только он и Густа были в тот вечер в запертой на ключ библиотеке, только они одни знали, что вынуто из каких шкафов и куда – по каким ящикам и корзинам разложено.

Всё было готово задолго до рассвета.

Густа, не в силах пошевелиться от усталости, сидела среди разгромленной библиотеки и созерцала пустые шкафы.

Герр Шварц, осунувшийся и побледневший, тоже распрямился, потирая поясницу:

– Сидите здесь, фройляйн, сейчас я приду.

И переваливаясь от усталости, как утка, этот грузный мужчина вышел из комнаты. Густа слышала, как шаги удалялись к кабинету, но сил соображать, для чего герру Шварцу понадобилось туда идти, у неё уже не было.

Вскоре шаги стали приближаться. В дверь протиснулся бок герра Шварца, а потом и он весь, слегка перекособоченный. Да и неудивительно – подмышкой он держал довольно объёмную и, судя по всему, весьма тяжёлую шкатулку.

– Вот, фройляйн Августа, держите и из рук не выпускайте. Это теперь – ваша ответственность. Перед всем родом фон Дистелрой. Ну и перед вашим будущим ребёнком, в конце концов.

И герр Шварц поставил шкатулку на колени девушке.

Переведя дух, он достал из кармана небольшой ключик на цепочке, которой как раз хватило, чтобы надеть его на шею для лучшей сохранности.

– Да, фройляйн. Помните, мы с вами говорили о том, что я не буду платить вам за работу по созданию клуба охотников?

Густа, придавленная шкатулкой, только кивнула.

– Но вы помните, что я намеревался оплатить вам университет? Так вот, фройляйн. Видимо, вы и сами понимаете, что за короткое время клуб охотников много не наработал. Но кое-что я для вас отложил. Не уверен, что этого хватит на университет, но, скорее всего, у вас сейчас будут другие заботы. Так что вот ваши деньги, фройляйн Августа, – и герр Шварц протянул ошеломлённой девушке небольшую стопку ассигнаций.

Несмотря на удивление, Густа протянула руку и взяла деньги. Да, обещание было. Да, она сделала то, что обещала. И принять оплату за сделанную работу было совершенно правильным. Конечно, университета жалко, но кто знает, может быть когда-нибудь ей удастся продолжить учёбу. А сейчас – герр Шварц был абсолютно прав – наступило время других забот. Да и деньги были как нельзя кстати – покупка сена, а главное, перестройка дома полностью истощили всю кубышку, которую так долго и старательно сберегала семья.

Благодарность прозвучала немедленно, а деньги тут же заняли место в кармане платья девушки.

– Ну что, осталось всё это вывезти, пока люди спят. – И герр Шварц пошёл организовывать вывоз.

Дом спал.

Разбуженные среди ночи, возница и садовник вскоре поднялись по скрипучей лестнице и предстали перед Густой, глаза которой слипались от усталости.

– Ну что, пигалица, – возница, как всегда, готов был балагурить, даже шёпотом, – давай поднимайся, прокачу с ветерком.

И трое мужчин, стараясь не шуметь, принялись споро грузить тюки с книгами в повозку. Нагрузив её едва не доверху, так, чтобы оставалось место только для пассажирки, герр Шварц вывел девушку на крыльцо.

– Ну что, фройляйн Августа, давайте прощаться. Вряд ли нам удастся свидеться, но я вам – желаю счастья.

И вопреки всякому Ordnungу этот грузный мужчина крепко обнял прижимающую к боку увесистую шкатулку девушку. Расчувствовавшись, он даже всхлипнул, но напоровшись на твёрдый деревянный угол шкатулки, ойкнул и разжал объятия: