Хочешь – перекуси сейчас, а хочешь – можешь подождать, пока остальное сготовится. Вместе сядем.
– Что? Откуда оленина? – непонимающе обернулась я. – Если он никуда не уходил и не охотился… Вы что, его не покормили?
Брегол озадаченно крякнул, а Зита сконфуженно опустила глаза.
– Нет, правда?! Он что, со вчерашнего вечера голодный?!
– Ну, – неловко кашлянул купец. – Он же наше не ест. И всегда отказывается, когда дают. Сам не просит, ничего не говорит…
Еще бы он просил! Что-то мне подсказывает, что он скорее умрет, чем станет просить о помощи.
– А предложить никто не догадался?!
– Я предлагала, – чуть не обиделась на меня Зита, кинув невозмутимого зверя сердитый взгляд. – Но он все равно не ест. Отворачивается, фыркает и уходит, будто я ему не свежее мясо, а тухлятину подсовываю. И так целый день.
Мне неожиданно стало очень холодно. А потом вдруг припомнилось, что Ширра еще ни разу за все время пути не позволил себе откусить от принесенной добычи ни кусочка. Туши неизменно были свежими и при этом нетронутыми. Абсолютно. То есть еду для себя он искал отдельно, уже после того, как исполнит взятую на себя обязанность для каравана. И это – после целого дня пути, который, в отличие от некоторых, он ежедневно проделывал на своих двоих, после того, как обязательно обходил каждое место стоянки, выискивая малейшие признаки угрозы. И особенно после того, как нередко приходилось по полночи не спать, чутко карауля наш сон и наше же спокойствие.
Это что, у него такое отношение к взятым… вернее, навязанным мной обязательствам? Это он наш молчаливый уговор так скрупулезно исполняет? Дескать, я его не гоню и не кидаюсь вслед тяжелыми предметами, а он честно блюдет все остальное?
Я растеряно посмотрела на молчаливого оборотня.
Что за шутки природы? Как его понимать, если он за короткое время то пытается меня убить, то зачем-то жизнь спасает? Что это? Двойственная натура? Да нет вроде, взгляд у него всегда такой – пристальный, внимательный, подмечающий малейшие колебания настроения, будто ему не десять (двадцать? тридцать?) лет от роду, а все двести. Но и злость все такая же – дико пугающая и вызывающая оторопь своей немыслимой мощью.
Что за демонщина? Да не могла я так сильно перепутать! Он это был в Тирилоне! Чем хошь поклянусь, что он! Вон как глаза опять светятся – точно так же он на меня из клетки смотрел, когда я с замком возилась. И на Леха бросался с таким же остервенением, как когда-то из-за висюльки своей, только во второй раз был слегка… сдержаннее, что ли? Не думаю, что у Ширры не хватило бы сил удавить его одним ударом, а он почему-то медлил, подходил неторопливо, без спешки, да и то, вполне вероятно, сдвинулся с места только после того, как Лех нож вытащил… Меняется он, что ли? Что-то понимать начал? Пытается исправиться?
Я, если честно, совсем запуталась.
А потом медленно, неуверенно, все еще сомневаясь, сделала шаг навстречу.
Ширра внимательно проследил за тем, как я осторожно к нему подхожу. Вопросительно поднял голову, но вроде не протестовал против моего присутствия. По крайней мере, не зарычал, не показал зубы, не вскочил и вообще больше не пошевелился. Мне даже показалось, что он опасался чуть ли не больше, чем я… Вот только чего? Непонятно. Под гладкой шкурой на мгновение проступили и тут же опали могучие мышцы, зрачки неожиданно вспыхнули и замерцали в темноте, словно два маленьких солнца. А когда я опустилась перед ним на корточки и наши глаза оказались на одном уровне, вообще застыл, почти не дыша и даже не моргая.
Ну вот и настал момент истины…
За моей спиной стихли все разговоры. Люди ощутимо напряглись, потому что с такого расстояния, если что-то пойдет не так, они даже пикнуть не успеют, как меня уже располосуют на длинные ленточки. Лех сжал кулаки, Брегол ощутимо нахмурился, Зита в волнении ухватила мужа за руку и притянула к себе малолетнего сына. Кто-то мельком оглянулся в поисках дубинки, кто-то опасливо отступил, кто-то прикусил губу и откровенно не одобрял такого риска. А ну как инстинкты у зверя взыграют? Только лапой махнет, и собирай потом косточки по всей поляне…
Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы сообразить, почему он так упорно прячет правую лапу в тени. Почему всю дорогу до лагеря, пока я сердилась на его упрямство и пыталась отыскать способ отвязаться от излишней опеки, без конца поворачивался ко мне левым боком. Почему наконец сейчас, когда выяснилось, что со мной все в порядке, он не подошел, не захотел привлекать к себе внимание. А я только сейчас различила двойной след зубов, щедро прошедшихся по его могучему плечу.
Кажется, речной дракон не сдался без боя?
– Яжек, где мой мешок? – негромко бросила я в пустоту после секундного колебания. – Нигде не выплыл, случайно, пока меня не было?
– Выплыл, – с готовностью отозвался юноша, благоразумно держась поодаль. – Вон, сохнет в повозке.
– Будь добр, принеси. Зита, оленины еще много осталось?
– Половина туши.
– Я захвачу, – первым сообразил Велих, красноречиво переглянувшись с отцом. – Сколько надо?
– Сколько не жалко, – отозвалась я и осторожно потрогала ближайшую ранку. Ширра чуть вздрогнул и, рыкнув, молниеносно подтянул лапу под живот. – Что, не нравится?
Он недовольно фыркнул.
– А придется потерпеть, потому что она меня совсем не радует. Обычно на тебе быстро заживает: полдня, день… а эта выглядит так, будто ей всего полчаса. И края вздулись… Яжек, ты где пропал?
– Держи! – Остановившись поодаль, парень ловко кинул мешок. Я подхватила, развязала тесемки и, порывшись внутри, достала почти пустую баночку.
Учуяв запах, оборотень недовольно засопел и отодвинулся.
– Ну что опять? – нахмурилась я, отвинчивая крышку. – Гордость не позволяет? Думаешь, последнее жертвую? Можешь не переживать – я ее специально для тебя покупала, да только ты, если помнишь, не дождался. Ушел. А мазь – вот она, осталась как миленькая. Может, хоть сейчас пригодится, если, конечно, ты никуда не удерешь.
Ширра нахмурился и неуверенно рыкнул, будто переспрашивая.
– Для тебя, для тебя, – хмыкнула я. – Так что лежи и