Арис попытался взглянуть на сына глазами постороннего, и все же трагедия была налицо: миловидный двенадцатилетний подросток, которого нельзя заставить ни думать, ни учиться. Да что там учиться — Ади не умел вытирать салфеткой рот и не усвоил многих других действий, доступных даже двухлетке. Принц был слишком тонкокостный для своего возраста. Ему не хватало обычной подростковой угловатости, предшествующей возмужанию. Адиран никогда не повзрослеет — он обречен всю жизнь провести без будущего, в бесконечных детских забавах.
Мальчик кинулся к Арису и прижался к его боку, глядя на Януса. Янус поклонился.
— Ваше высочество.
— Они голубые! — Принц приблизился, протянул руку. В последний момент Янус мягко перехватил ее.
— Да, мои глаза такие же голубые, как у вас. — Ноздри Януса слегка раздулись, словно он чуял, подобно животному, изъян в наследнике престола.
— Адиран, это твой кузен Янус, — сказал Арис. — Ты поприветствуешь его?
Десять лет занятий, десять лет повторений, десять лет сосредоточенных усилий со стороны Ариса — и Адиран ответил на подсказку неловким поклоном.
Тут же развернувшись, мальчик принялся искать в карманах отца карамельки, которые очень любил. Арис усадил сына на колени. Мальчик спрятал лицо под подбородок отца и сосредоточенно сосал конфету, время от времени вытаскивая, чтобы взглянуть на нее, и убирая обратно в рот.
— У него доброе сердце, — сказал Арис, — потому нам с ним проще найти общий язык. Хотя порой я думаю: неужели он не осознает, что его тюрьма — собственное сознание…
Янус поднял руки, потом расслабленно уронил: хотел было что-то ответить, но передумал. За это Арис испытал к нему еще большую симпатию.
— Мой бедный сын станет королем, во всяком случае номинально, — проговорил Арис. — Итарус поглотит его целиком. — Арис старался изгнать из сердца боль, что вызывали слишком яркие картины будущего, уготованного Адирану. На каминной полке, завешенное кружевом, стояло изображение Эпсит, богини созидания и отчаяния. Эпсит смотрела на короля насмешливо, однако из полуприкрытых ее глаз лились слезы; это сочетание несочетаемого всегда завораживало короля. Он убрал из дворца все остальные изображения богов, оставил лишь одно — быть может, просто потому, что находил Плачущую Эпсит очень красивой, самой красивой из Богов. Чем-то — улыбкой сквозь слезы? — Эпсит напоминала ему покойную жену.
Опустив взгляд, Янус робко спросил:
— Дядя, вы же не стары. Почему вы не хотите жениться снова?
Арис покачивал ребенка. Да, то же самое и Мишель говорит.
— Я не стану подвергать еще одно дитя опасности стать узником собственного слабоумия. Ты должен рискнуть вместо меня, Янус. Не отказывай мне в этом. — Он поднялся и теперь держал Адирана под мышки. Мальчик обхватил отца тонкими, как паутинки, ручками, хрупкими и цепкими одновременно. Ты сам найдешь дорогу, Янус, или велеть Маркусу проводить тебя?
— Буду признателен, — ответил Янус.
Дверь снова отворилась. Джаспер, начальника Королевской гвардии, вошел и коротко поклонился.
— Сир, антимеханики спалили последний двигатель Вестфолла; требуется помощь гвардии. Нам нужен ваш приказ…
Арис вздохнул, глядя на красное от смущения лицо Джаспера; снова вздохнул, увидев за спиной начальника гвардейцев пажа Маркуса в обнимку со стопкой бумаг.
— Разумеется, — проговорил он, отпуская Адирана играть.
Получив позволение уйти, Янус откланялся и последовал за Маркусом, повторяя путь по тихим коридорам, оштукатуренным и обшитым деревянными панелями. Наконец он оказался во внутреннем дворе, где по стенам висели лампы и канделябры. Со своего удобного наблюдательного пункта в детской, из-за зарешеченных окон, вслед Янусу смотрел Арис.
* * *
Маледикт вернулся домой лишь поздно вечером, и Джилли, услышав его шаги, потихоньку выбрался из комнаты задремавшего Ворнатти. В прихожей он уже никого не застал; камзол Маледикта был небрежно перекинут через перила. Наконец по тихому смеху ему удалось отыскать юношу в парадной гостиной.
Джилли, ожидавший, что Маледикт вернется с Янусом, чем бросит очередной вызов гневу Ворнатти, несказанно обрадовался, когда застал юношу сидящим на корточках перед сценой в полном одиночестве.
На маленькой сцене размещался кукольный театр. Не оглядываясь, Маледикт проговорил:
— Видел, что мне прислал Янус? — Маледикт со смехом пронес крошечное, похожее на ворону божество над миниатюрным занавесом. Из клюва Ани свисали ниточки еще меньших марионеток: они начинали дергаться, когда вздрагивала Ани: ближайшие ниточки приводили в движение следующие, и так Далее. Взглянув вверх, Джилли понял, что нити тянутся за границы театра, уходят вверх от Маледикта, от него самого и от Ворнатти, и охватывают дальние пределы города.
— Только дурак играет в марионетки с богами, — резко бросил Джилли. Барон весь день мучил его, причем каждая следующая пытка была изощреннее предыдущей. Ворнатти сохранил не только итарусинский норов, но и итарусинскую изобретательность.
Маледикт ответил лишь:
— Тогда дураков очень много. Похоже, подобные театры весьма популярны.
— Они создавались для того, чтобы повествовать о богах, — вспомнил Джилли рассказы матери.
— Расскажи! — попросил Маледикт.
— Нет, — сказал Джилли. — Ты уже и так все знаешь: наши требования и мечты сначала спровоцировали ссоры богов, потом битвы и, наконец — по приказанию Баксита — Их самозабвение. Лишь так Они могли отделаться от нас.
— Если ты считаешь, что Ани умерла, я не понимаю, почему тогда ты вообще Ее боишься, — удивился Маледикт, отбирая у Джилли фигурку. — И все же, думаю, здесь есть крупица здравого смысла. Баксит во многом похож на Ариса: пытается управлять теми, кто, взывая о помощи, попирает его слова.
Джилли помедлил, прежде чем решиться на следующий вопрос; озноб пробрал его до костей.
— Баксит? Неужели ты встречался с…
— Ты что, думаешь, Ани станет мною делиться? — спросил Маледикт. — Не будь глупцом. Я просто рассуждал.
Издалека донесся визг колокольчика: Ворнатти проснулся и яростно терзал веревку звонка.
— Пойди утешь его, — попросил Джилли, беря Маледикта за предплечье. — И не упоминай имени Януса.
Маледикт расхохотался.
— Да не дергайся ты так, Джилли. Я привез ему подарки. Разве Ворнатти не приятно будет узнать, что я вспоминал о нем?
Джилли колебался: в тоне Маледикта он уловил подвох. Маледикт казался чересчур жизнерадостным, словно ребенок, готовящий приятный сюрприз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});