— Не покупай, — сказал Маледикт. — Это всего-навсего сплетни, к тому же старые.
И все же Янус бросил мальчику медяк и, свернув газету, сунул ее под мышку.
— Сейчас я больше интересуюсь новостями. Вестфолл упомянул о возможном договоре с Кирдой; этот договор мог бы возместить часть ущерба, причиненного сдачей Арисом Ксипоса. Газеты вон какие толстые — наверняка я найду в них нужную информацию.
Маледикт рассмеялся.
— Ты будешь разочарован. — Взяв Януса за локоть, Маледикт повел его по тротуару, что тянулся вдоль магазинов; на брусчатке грохотали кареты. Со стороны отдаленных аллей Джекел-парка доносились крики — разгневанные горожане скандировали протест против нового запрета Ариса на импорт итарусинских товаров.
Янус с минуту послушал их и вздохнул.
— Недальновидно.
Имел ли он в виду политику Ариса или толпу протестующих, Маледикт не знал, да и не хотел знать. Он просто радовался тому, что Янус рядом.
Изысканный наряд Януса, оставшийся с вечера накануне, вызывал молчаливое недоумение и привлек несколько взглядов встретившихся им аристократов. Маледикт поддразнивал возлюбленного:
— Хорошо еще, что ты не пришел в маскарадном костюме.
Янус наклонился к Маледикту, как будто для поцелуя, но вместо этого прошептал:
— Я и пришел. В костюме почтительного и послушного сына Ласта. — От его слов тепло разлилось не только по макушке Маледикта: Чернокрылая Ани жарко вспыхнула от восторга.
Лорд Эджбрук с женой предпочли пробираться по улице, среди черни, лишь бы не столкнуться с Янусом и Маледиктом. Из-за явной скандальности ситуации — или чего-то менее осязаемого? Маледикт пожал плечами. Пусть об этом печется Джилли; он отсеет ненужные сплетни и оставит лишь то, что необходимо знать.
У книжной лавки Розани Маледикт принялся рассматривать витрину.
— Надо бы выбрать что-нибудь для бедняжки Джилли, который остался в руках Ворнатти.
— Он слуга. Ты не должен вознаграждать его только за то, что он выполняет свои обязанности, — заметил Янус.
Маледикт положил ладонь нему на руку.
— Джилли мой друг.
Янус вздохнул, унимая вспышку раздражения.
— Извини. Просто он все время составлял тебе компанию, в то время как я был ее лишен. Потому я невольно ревную ко всем мгновениям, которые я упустил, а он провел с тобой.
Губы Маледикта изогнулись в улыбке.
— Красивые речи. Тебя хорошо обучали светским манерам. — Его улыбка дрогнула. — Полагаю, у тебя имелась возможность попрактиковаться в них с итарусинскими дамами.
— Можно подумать, мне когда-нибудь было дело до пустоголовых аристократок, которых интересуют только сплетни.
Так болтали Янус и Маледикт, пока на них не легла чья-то тень; к ним приближался знатный господин — тот, который предпочел не сходить с тротуара. Маледикт поднял глаза; его лицо застыло в зверином оскале.
— Ласт.
Янус злорадно ухмыльнулся.
— Это должно показаться забавным, — тихо проговорил он на ухо Маледикту. — Но постарайся быть сдержанней, ладно?
Маледикт не успел ответить: Ласт был уже совсем рядом.
— Отец, — поздоровался Янус, склонив голову. — Вы знакомы с Маледиктом?
— К моему сожалению, — отозвался Ласт; лицо его над высоким воротником побагровело. — Значит, такого спутника ты для себя подыскиваешь? Вельможу с дурной репутацией?
— Вряд ли у меня одного дурная репутация, — вознегодовал Маледикт. — Или же мое присутствие настолько всепоглощающе, что двор может думать лишь обо мне?
Маледикт ощутил злое торжество, когда лицо Ласта из багрового стало свекольным. Янус мог вынудить его отложить убийство, но он ни за что не согласится прекратить свои издевки. Ладонь Януса предупреждающе коснулась затылка Маледикта — приближался Арис.
— Я уверен, Мишель, что вы не станете потворствовать скандалу, учиняя сцену на Уитспер-стрит. В конце концов, то, что происходит при дворе, попадает в скандальные газеты через вторые руки. Это всего лишь пересуды. Но позвольте себе потерять самообладание здесь — и свидетелями тому станет дюжина человек, работающих в тех самых газетах. Постарайтесь обуздать свой пыл. Хотя бы раз.
Арис присоединился к компании; за его спиной маячили двое гвардейцев, рядом трусил пятнистый пес.
Ласт обернулся.
— Арис?
— Брат, неужели я неузнаваем без короны?
— Ты признаешь свое знакомство с этим существом прямо на улице? На глазах тех, против кого сам меня предостерегаешь?
— Да, — отозвался Арис, переводя взгляд выцветших глаз на Маледикта. — Хотя, мой пылкий юноша, напоминаю вам, что я просил вас о благоразумии; вместо этого вы учиняете величайший скандал лета, — с укором произнес Арис. — Откуда вы знаете моего племянника?
— Презрительный отказ Ласта от Селии Розамунд послал мне Януса, — отозвался Маледикт с легким поклоном в сторону графа. — Я благодарен ему за это. Что же до скандала, сир… хоть мне чрезвычайно неприятно говорить такое, ваш двор живет скандалом и злобой. Мирабель и ей подобные сочиняют россказни для скандальных газет, лишь бы только увидеть собственную сплетню в печати и с иллюстрациями.
Ласт фыркнул; Янус снова предупреждающе положил руку на рукав Маледикта. Тот лишь стряхнул ее, чувствуя взгляд Ариса на них обоих.
— Скандалом и злобой — возможно. Но еще — согласно этикету и правилам. Моим правилам, Маледикт. Вы осознаете, что они только и ждут, чтобы я изгнал вас? Вы поставили меня в затруднительное положение. Попрать собственные правила или доставить вашему опекуну неудовольствие, когда мне нужно его расположение…
— Изгнать меня? — эхом отозвался Маледикт; впервые с начала разговора его сердце подскочило в груди. Изгнание. Вдали от Януса? Он судорожно схватил Януса за рукав.
Ласт, стоявший сбоку от Ариса, улыбнулся, наслаждаясь моментом. Это разожгло в Маледикте такую жажду крови, что он почувствовал, как глаза вот-вот нальются ею. Меч достанет Ласта прежде, чем кто-либо успеет его отдернуть. Весь мир закрыла красная пелена.
— Разве вы не поклялись мне, что никогда больше не обнажите клинка при дворе? После того, как однажды я удержался от того, чтобы наказать вас? — Слова Ариса доносились откуда-то издалека.
Маледикт оторвал взгляд от Ласта, успокаивая свои мысли, направляя их в другое русло. Ладонь легла на гарду.
— Я поклялся… что никогда не обнажу клинка в вашем присутствии, сир.
— Вы столь осторожно обходите мои правила? Законы — нечто большее, чем слова, в которых они формулируются, Маледикт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});