Селимена.
Что значит это все — угрозы, крик и шум? Иль окончательно вы потеряли ум?
Альцест.
Я потерял его в тот день, когда отравой Проникнул в душу мне ваш взор, ваш взор лукавый, И в ослеплении поверил я на миг, Что я взаимности, изменница, достиг.
Селимена.
Измена? Где? Кому? Скажите же, в чем дело?
Альцест.
Вы притворяетесь искусно и умело, Но средство я нашел вас уличить во всем. Взгляните. Почерк вам, наверное, знаком? Довольно этих строк: измены вашей черной Они являются уликою бесспорной.
Селимена.
Так вот безделица, что сводит вас с ума!
Альцест.
Вы не краснеете от этого письма?
Селимена.
К чему же мне краснеть? Причин не вижу, право.
Альцест.
Притворство дерзкое и смело и лукаво. Хоть подписи и нет — ваш почерк это, да?
Селимена.
Мой почерк. Ну так что ж? Какая тут беда?
Альцест.
И можете смотреть без всякого волненья На эту тяжкую улику обвиненья?
Селимена.
Я вам должна сказать: мой милый, вы смешны!
Альцест.
И вы осмелитесь отречься от вины? К Оронту нежности — свидетельство вне спора И вашего стыда и моего позора.
Селимена.
К Оронту? Почему? Кто это вам сказал?
Альцест.
Те, у кого из рук письмо я это взял. Но пусть и не к нему, к другому, — я согласен; Из этого письма мне факт измены ясен, К кому ж написано — не все ли мне равно?
Селимена.
Но если к женщине написано оно, — Что в нем преступного и где для вас обида?
Альцест.
Уловка хороша! Я упустил из вида, Я объяснения такого ждать не мог. Меня избавили вы сразу от тревог. Такие хитрости и грубы и нелепы. Иль думаете вы, что люди так уж слепы? Посмотрим! Поглядим! Какой найдете путь, Чтоб ложью новою доверье обмануть? Боюсь, что доказать удастся вам едва ли, Что это к женщине так пылко вы писали. Извольте объяснить значенье этих фраз, Что я сейчас прочту…
Селимена.
Однако будет с вас! Забавно, что вы вдруг такую взяли волю, Я оскорблять себя вам больше не позволю.
Альцест.
Но не волнуйтесь же, попробуйте сперва Мне толком объяснить нежнейшие слова.
Селимена.
Нет, не исполню я подобную причуду. Что б вы ни думали, я разъяснять не буду.
Альцест.
Я верить вам готов, хоть это мудрено, Но докажите мне, что к женщине оно!
Селимена.
Нет-нет, к Оронту я писала, это верно. Я обожанием его горда безмерно, С восторгом слушаю его я болтовню, Я восхищаюсь им, люблю его, ценю, — Вот вам! Ну, мстите же, казните, все такое, Но главное — меня оставьте вы в покое.
Альцест (в сторону).
О небо! Где предел жестокости людской? Встречался ль кто еще со злобою такой? Как? К ней я прихожу, взволнован и встревожен, И я же виноват! И я же уничтожен! Мой презирают гнев и с дерзкой похвальбой Смеются над моей последнею мольбой! Однако все-таки у сердца нет забвенья, Нет силы разорвать постыдной цепи звенья, Вооружить себя я не имею сил Презреньем к той, кого так сильно полюбил!
(Селимене.)
Вам слишком хорошо известны ваши чары. Мне взор вот этих глаз страшнее божьей кары, И слишком хорошо вы пользуетесь тем, Что окончательно при вас рассудок нем. Так прекратите же скорей мои страданья, Скорее для себя найдите оправданья, Письмо хоть как-нибудь вы объясните мне — Я вам готов помочь, не верю я вине. О, притворитесь же, что любите немного! Я притворюсь тогда, что верю в вас, как в бога.
Селимена.
Вы с вашей ревностью сошли с ума, ей-ей, И, право, вы любви не стоите моей. Хотела бы я знать, кто б мог меня заставить В глаза вам прямо лгать и низко так лукавить? И если б сердце я другому отдала, Неужто смело в том сознаться б не могла? Как! Все признания души, для вас открытой, В том, что я вас люблю, не служат мне защитой? Какая вам еще уверенность нужна? Я подозрением таким оскорблена. Усилий стоит нам неимоверных, крайних Открыться наконец в своих заветных тайнах. Честь пола нашего таким признаньям враг — С трудом решаемся мы на последний шаг, Но раз подобную преграду мы преступим, То этим мы ужель доверия не купим? Когда вам о любви открыто говорят И вы не верите — виновны вы стократ. Довольно! На себя я просто негодую, Что к вам питала я симпатию такую. Конечно, я глупа, и я себя браню, Что чувства добрые к вам все еще храню. Мне б надо было стать к другому благосклонной, Чтоб вашим жалобам был дан предлог законный.