Наконец она исчезла из виду. Я стояла под деревом и, переминаясь с ноги на ногу, крутила кулачками. От волнения зачесались мои кости. Не могла оторвать взгляда от мохнатого чудовища. Вспомнила сказку «Аленький цветочек», рассказанную однажды Жанной, когда мы жили у Лидии Аксентьевны. Тогда я не могла себе представить чудовище, в которого превратился принц. «Наверно то чудовище было такое же, как это» — подумала я.
— Ветуня, скорей иди сюда! — очнулась я, услышав мамин голос, — Сеанс уже начинается, там пока идёт журнал, мы успеваем.
Мама крепко схватила меня за руку и потащила сквозь недовольную толпу к двери в кинотеатр.
— Как повезло, администратор узнал меня! Дал контрамарку. Я даже не надеялась, столько народу.
— А там, на картине у дяди на спине сидит «сашество»… Оно скушает дядю?
— Не «сашество» а существо. Не перенимай у Бабуни неправильных слов. Повтори — су-ще-ство.
— Су-ще-ство. Оно поганое? Злое?
— Это обезьяна. Помнишь, Бабуня рассказывала про дедушкину обезьянку, которую он привёз из Африки? Это такая же, только большая. Обезьяны людей не едят.
Мы вошли в фойе кинотеатра. Мама отдала билетёрше контрамарку и та провела нас в тёмный зал. Там громко звучала музыка. А далеко впереди со стены прямо на нас двигался огромный трактор с ковшом, полным земли и битых кирпичей. Мне показалось, что сейчас содержимое ковша обрушится на наши головы, и мы погибнем. В нашем дворе тоже работал такой трактор, разгребая остатки разрушенного дома. А рабочие то и дело орали во всё горло, отгоняя любопытных пацанов — «Бэрэжись! Засыпэ!». Я завизжала от страха и уткнулась головой в мамину юбку.
— Тише, тише, не бойся, — мама взяла меня на руки.
Я не могла открыть глаза и крепко стиснула мамину шею. Почувствовала, что мама села куда-то и умостила меня к себе на колени.
— Что это? Я боюсь…. Идём отсюдова, я хочу на вулицу. Тут жутко… — потихонечку хныкала я в мамину шею.
— Это кино, Ветуня, надо смотреть туда, — мама пыталась оторвать мою голову от себя и силой поворачивала её в сторону, где двигалась страшная машина с ковшом.
Я сопротивлялась, отталкивая мамины руки. Музыка резко остановилась, что-то угрожающе затрещало, зашипело, и сквозь шипение и треск стала пробиваться, как слабый ручеёк, тихая, приятная мелодия. Прекратив сопротивление, я повернула голову и, приоткрыв один глаз, увидела на стене чёрно-белое поле. Сначала мне показалось, что это море — по морю колыхались волны, набегая одна на другую в такт тихой, но полной утешительной мощи музыки. Казалось, волна выкатится из стены и захлестнёт меня солёной водой — море приблизилось ко мне близко-близко. И я чётко разглядела, что это вовсе не морские волны. Это густая трава, гонимая порывами ветра и силой невидимого оркестра. Сквозь музыку я уловила торжественный мужской голос, вещающий о чём-то значительном, но совершенно непонятном для меня событии. Вдруг резко всё исчезло со стены, опять затрещало, зашипело. Возникла другая, какая-то дребезжащая музыка, и на стене появились большие буквы, складывающиеся в слова, как в книжках.
— Книжка на стене? — тихо спросила я маму, — Почитай, я не умею.
— Это не стена, а экран. На экране не книжка, а титры, — не отрывая взгляда от стены, прошептала мама, — Теперь тихо, начинается фильм. Я тебе потом всё объясню. Смотри на экран.
И я стала смотреть на экран. Там, в большом кольце появился лев, такой же, как на моём азбучном кубике с буквой «Л», только огромный, на всю стену. Вдруг лев зло обнажил свою пасть и громко зарычал прямо на меня. Меня затрясло от страха. Я опять схватила маму за шею и уткнулась в её грудь. Мама больше не пыталась оторвать меня от себя, только ласково гладила по голове и шептала, чтоб я успокоилась. Иногда, приоткрыв один глаз, я смотрела на экран, но тут же в страхе отворачивалась. Помню, как появилась невиданной красоты девушка в белом платье и чёрной шляпке. Помню цепочку голых чёрных людей с тряпками на бёдрах, несущих большие тяжёлые тюки на плечах и поющих печальную песню. Сквозь затихающие удары моего сердца я стала слышать неизвестные мне до сих пор звуки щебечущих птиц, вскрики каких-то зверей и странный нечеловеческий крик, пугающий меня и завораживающий. Мама то и дело шептала мне на ухо незнакомые слова — джунгли, туземцы, лианы.
Сквозь густые заросли высокой травы и могучих деревьев, обвитых толстыми канатами, пробирались какие-то люди в белых шляпах. Они топориками и большими ножами обрезали эти канаты, медленно продвигаясь вперёд прямо на нас. Среди них находилась и поразившая меня красотой девушка, которую называли Джейн.
Люди перекрикивались неизвестными мне словами. Я не понимала их языка, но стеснялась спросить маму.
Когда на экране раздвинулась листва, и появилась большая, с обнажённой челюстью обезьяна, я еле сдержала крик. Постепенно стала понимать, что всё происходит не на самом деле, а как у мамы в театре. Только не на сцене, а на стене, то есть на экране. Поэтому бояться нечего. Глаза обезьяны даже показались мне добрыми и будто улыбались. Вскоре появился и сам герой фильма.
— Тарзан, — с восхищением прошептала мама.
Могучее тело Тарзана перескакивало с дерева на дерево, а сильные руки крепко цеплялись за толстые ветки, и он вдруг повисал в воздухе, раскачиваясь перед новым прыжком. Широко раскрыв рот, он издавал громкий нечеловеческий крик, пронзающий всё пространство вокруг него. На этот крик, стремительно прыгая по ветвям, летела седая обезьяна. Её волосатые лапы, точь в точь как человеческие руки, но с ворсистыми пальцами и белыми ладонями, прямо на лету обхватывали гибкие канаты и, раскачиваясь на них, обезьяна летела над пропастями и широкими ручьями. У меня останавливалось дыхание. Я ощущала этот полёт. Это я летела как во сне, преодолевая все препятствия с лёгкостью птицы. Мне было страшновато, но я уже не отворачивалась.
И вот они встретились.
— Чита! — крикнул Тарзан.
Я поняла, что Чита — имя симпатичного существа женского рода. Немного расслабившись, но, всё ещё изредка вздрагивая, я стала смотреть по сторонам. С удивлением обнаружила, что впереди нас и по бокам сидели в креслах люди и заворожённо смотрели на экран. Точь в точь как у мамы в театре